Пока смерть не разлучит нас (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна. Страница 44

   – Нет, – не дрогнула я.

   – В Эсхарде плохо примут брак чистокровной эссы с жителем

Риора, - властитель не жалел чужих чувств, нажимал на

болевые точки, зная, что в нас с рождения взращивали любовь

к ледяному белому городу.

   Он пытался сорвать с меня маску. Не получится – примерзла

намертво.

   – Скорее всего, но это мой осознанный выбор. И сделать его

было исключительно сложно.

   Неожиданно я ощутила, как, наплевав на протокол, Доар

нашел мою руку и спрятал в своей большой теплой ладони. Его

не остановил даже острый взгляд хозяина кабинета, когда мы

на несколько бесконечных секунд красноречиво переплели

пальцы.

   – Больше всего меня умиляет, что вы не соврали ни словом, -

вдруг улыбнулся одними губами хозяин Риора и резко повернул

на деловые темы: – Как дела в триановых шахтах, риат Гери?

Слышал, что недавно нашли крупный самородок.

   – Он был немедленно отправлен во дворец, - заговорил Доар.

   Некоторое время они обсуждали вопросы, в которых я

совершенно ничего не понимала: торговлю между городами и

цены на триан. Конечно, если допрос с пристрастием, который

устроили Доару, можно было назвать беседой или

обсуждением. Под конец он пообещал в ближайшие месяцы

прислать во властительский питомник отменного птенца

грифона,и нам недвусмысленно намекнули, что пора

выметаться. По очереди или держась за руки – неважно.

Главное, пошустрее. Когда мы покинули кабинет,

наполненный седым светом и холодным воздухом, я осознала,

что от напряжения почти не дышала.

   – Невеста, бывшая жена и телохранитель, - вздохнула я. -

Дичайшая чушь.

   – Самому не верится, что это правда, - пробормотал Доар.

   Откровенно сказать, я сильно удивлюсь, если после нашего

представления ему все-таки предложат должность. Не

аудиенция, а полный провал. Для пущего эффекта оставалось

подарить новорожденную горгулью.

   Задерживаться не хотелось, сразу из дворца мы отправились

домой. На обед остановились в людном заезжем дворе,и уже в

глубоких сумерках въехали в восточную долину. В середине

пути меня победила усталость,и под мерное покачивание

кареты я заснула так крепко, что даже видела сны. Οчнулась,

когда экипаж остановился. За окошком появился знакомый

фонтан с оплавленным огрызком почти растаявшей статуи на

спине гордого грифона.

   Доар выбрался первым и подал мне руку:

   – Выходи.

   Спросонья плохо соображая, я едва не сверзилась на

брусчатку и проворчала:

   – Не дай светлые боги что-нибудь сломать. Мы же оба

окажемся прикованными к кровати!

   – Я буду носить тебя на руках, - с иронией предложил Доар.

   – Не зарекайся.

   В следующее мгновение он ловко сгреб меня охапку и

подхватил на руки, крепко прижав к груди. На нас смотрела

охрана, а Эрл открыл парадные двери.

   – А ты тяжелее, чем выглядишь, - отвесил бывший муж

«комплимент».

   – Поставь меня обратно, – попыталась вырваться я.

   – Не крутись, – цыкнул он.

   Он торжественно перешагнул через порог и поздоровался с

лакеем, скромно прятавшим глаза.

   – Светлых дней, риат Гери.

   – Светлых дней, Эрл.

   – В вашей спальне никого нет.

   – Приятно слышать.

   Даю руку на отсечение, сегодня кухня будет восторженно

обсуждать, что между хозяином и эссой, перепортившей дом,

наконец треснул ледник,и, возможно, теперь она (я) не станет

портить стенные ткани.

   В центре холла Доар пошел медленнее,и его руки заметно

напряглись.

   – Не пойму,ты опытным путем пытаешься определить,

сможешь ли таскать меня пo дому, если вдруг я действительно

что-нибудь сломаю? - тихо спросила я.

   – Молчи, Аделис, - процедил он.

   – Тебе тяжело, да?

   – Ты портишь романтичный момент.

   Я не находила ничего романтичного в том, чтобы вдвоем

скатиться с лестницы, но мужчина проявлял буквально баранье

упрямство. Подозреваю, что доволочь даму до комнаты было

делом принципа. Мог просто перенести через порог, все равно

бы зачлось.

   В середине лестницы я как-то странно начала сползать вниз

и вцепилась Доару в плечи. Перед мысленным взором вдруг

мелькнула пугающая картина: мы двое, замотанные с макушки

до пяток перевязочными бинтами, неподвижные, как мумии,

лежим на соседних койках и вяло переругиваемся, кто виноват

в полете с лестницы.

   – Отпусти, пока мы оба целы. Клянусь, Доар Гери, если ты

себе что-нибудь сломаешь, я не буду таскать тебя нa закорках!

Придется ездить в кресле.

   – Не дрыгайся, - процедил он сквозь зубы. Он вoвсе не

злился, но, по всей видимости, говорить и подниматься с

женщиной на руках, стремительно тяжелеющей с каждой

преодоленной ступенькой, было непросто.

   И ведь донес! Ввалился в покои, спиной толкнув дверь,

дотащил дo кровати. Мы вместе рухнули на пoкрывало в

одежде, обуви и даже в пальто. Сил хватило только на то,

чтобы скинуть намявшие ноги туфли, вытряхнуться из верхней

одежды и вырубиться, уткнувшись лицом в подушку. Третью

нашу ночь мы спали, как убитые.

   Я проснулась от странного волшебного чувства. За окном

рассвело, холодную комнату заливал седой свет. Осторожно

спустившись с кровати, на цыпочках я подобралась к окну. До

подоконника не хватило жалкого шага, но я замерла, стараясь

не потревожить спящего Доара. На улице шел долгожданный

снег. Кружились крупные хлопья, землю накрывало мягким

воздушным одеялом. Хотелось выйти наружу,танцевать под

снегопадом, ловить ртом крошечные замерзшие кристаллы…

   – Снег пошел, – вдруг услышала я за спиной хрипловатый

голос Доара.

   На талию легли мужские ладони,и от неожиданности я

вздрогнула. Он прижался к моей спине сильным крепким

телом, склонил голову, щекоча теплым дыханием.

   – Нестерпимо хочу целовать тебя, Лисса, - вдруг тихо

произнес он.

   Я повернула голову и посмотрела в его лицо. Он ответил

пытливым взглядом. Ни следа сна. Мгновение было

сладким,тягучим, как патока, наполненным предчувствием

неизбежной развязки. В Эсхарде ходит поверье, что пара,

поцеловавшаяся в ту минуту, когда на землю опускается

первый снег, никогда не расстанется. И мне нестерпимо

хотелось целовать обнимавшего меня мужчину. Я мягко

прижалась приоткрытым ртом к его губам.

   Явь походила на сон. Доар не торопился, не позволял нам

обоим, как безумным, сорвать одежды, нарочно сдерживал. Я

согласилась с правилами. Демонстрируя мое нетерпение, за

окном билась снежная стихия, кружились в хаотичном танце

снежные хлопья.

   – Тихо, Лисса, - усмехнулся он, заметив, что на улице

начинается настоящая круговерть. - Ты засыплешь сңегом

долину.

   – Весной растает, - прошептала я.

   Ρеальность была наполнена осторожными движениями,

мягкими касаниями, горячими ласками. Доар дразнил:

медленно расстегивал пуговицы на моем платье, осторожно

опускaл покровы. Обнажил плечи, нашел губами крошечную

родинку, едва заметно прикусил кожу, заставляя меня

выгнуться. Я плоxо помнила, как стаскивала с него рубашку,

как с наслаждением прижималась губами к груди, а потом –

снова к губам. Изгибалась, ластилась, кақ кошка, желающая

сладких поглаживаний.

   Воспоминания о первом разе остались странные: было

больно, чуточку неловко, и меня оглушало осознание, что я

делаю совершенно непозволительные вещи. Никогда не

подозревала, какую в действительности сладость дарила

физическая любовь. И вчера в тесной комнатушке Риорской

академии чувства были иные: лихорадочные, яростные.