Снимая маску. Автобиография короля мюзиклов Эндрю Ллойд Уэббера - Уэббер Эндрю Ллойд. Страница 1

Эндрю Ллойд Уэббер

Автобиография короля мюзиклов Эндрю Ллойд Уэббера

Моей сказочно неполиткорректной тетушке Ви, с которой я уже не могу поделиться этими историями.

Andrew Lloyd Webber

UNMASKED: A Memoir

Пролог

Я долго не хотел писать собственную биографию. Автобиографии, как правило, служат корыстным интересам. И моя – не исключение. Эта книга – результат трудов моего близкого человека и по совместительству литературного агента Эда Виктора, который всячески подначивал меня рассказать мою историю так, как я сам хочу. И я поддался на его уговоры, но, прежде всего, для того, чтобы он уже наконец замолчал. Следовательно, эта книга – не моя ошибка.

Я собирался уместить мемуары в один том, но потерпел фиаско. Здесь, например, вы найдете очень мало о моей любви к живописи, которая наряду с архитектурой и мюзиклами является одной из моих жгучих страстей. Я решил, что сага о том, как я собрал достаточно старомодную коллекцию викторианской живописи и прерафаэлитов, – это уже совсем другая история. Изворотливые арт-дилеры, которые столько раз пытались меня надуть, могут спать спокойно. По крайней мере, пока.

Этот средних размеров фолиант упорно глохнет на первом показе «Призрака Оперы». Как я мог написать так много о самом скучном человеке, которого когда-либо встречал, остается для меня загадкой. В какой-то момент я даже попытался втиснуть самые яркие этапы своей карьеры в одну компактную главу. Как Вагнер, который блестяще умещал все свои лучшие мелодии в увертюрах к операм. Но я потерпел полный крах. Единственное, что роднит меня с Вагнером, – это длина.

Итак, перед вами часть моей саги. Если вы поклонник такого рода историй, смело ныряйте. Если нет, я оставлю вас наедине с этой мыслью. Счастлив тот, кто знает, чем хочет заниматься в жизни. Невероятно счастлив тот, кто может заниматься тем, чем хочет. И богат как Крез (как выразилась бы моя тетушка Ви) тот, чья карьера с взлетами, падениями и препятствиями подобна моей в том чудесном уголке шоу-бизнеса под названием музыкальный театр.

Эндрю Ллойд Уэббер

Увертюра и Запевалы

До меня была Мими. Мими была обезьянкой. Ее подарил моей матери Джин один слабоватый гибралтарский тенор, к которому она испытывала нежные чувства летом 1946 года.

Мими и мама, должно быть, казались достаточно странной парой, блуждая по разрушенным бомбами улицам Южного Кенсингтона. «Южный Кен» был местом, где моя бабушка Молли снимала квартиру в доме, который люфтваффе Гитлера каким-то чудесным образом пропустили. С ней жили мои родители и Мими.

Моя любимая бабушка Молли происходила из семьи Хеманс. Той самой, к которой принадлежала поэтесса Фелиция Хеманс, написавшая «Касабьянку», скорбную песнь, знакомую каждому школьнику в прошлом столетии.

Бабушка была интересной дамой, в том числе из-за своих странных политических взглядов. Она была сооснователем Христианской Коммунистической партии, которая просуществовала недолго и была противоречива по своей сути. У нее была сестра – великая тетушка Элла, – которая вышла замуж за младшего художника из группы Блумсбери и, я не шучу, держала кафе для дальнобойщиков на трассе А4 за пределами Рединга, где разводила кур.

Бабушка вышла замуж за какого-то военного лоботряса, но вскоре развелась с ним. Не каждая девушка в 1920-х годах осмелилась бы на такой шаг. Бабушка рассказывала, что смыла свое обручальное кольцо в унитаз в одну из первых брачных ночей. Однако незадачливый муж, вероятно, достаточно времени ошивался рядом, чтобы стать отцом трех бабушкиных детей: Аластера, Виолы и, наконец, моей матери Джин. В конце концов, бывший бабушкин муж женился на какой-то русской эмигрантке, представлявшейся принцессой Анастасией. И это, в общем-то, все, что о нем известно.

Бесспорно, у бабушки была тяжелая судьба. Ее единственный сын Аластер утонул, едва окончив школу, ему было всего восемнадцать лет. Он попал в лодочную аварию недалеко от Суонеджа, на юго-востоке от Дорсета. На моем рабочем столе стоит его фотография, и, пока я пишу эти слова, я смотрю на человека, который должен был быть моим дядей.

Смерть Аластера сильно повлияла на бабушку, но сильнее ударила по моей матери. Она, можно сказать, повернулась на Аластаре и провозгласила, что у нее с ним ментальный контакт. Удивительно, но я думаю, что у нее действительно была связь с ним. Впрочем, в одном из своих последних писем она обещала после смерти «связаться со мной, когда поймет, как», но до сих пор не выполнила обещание.

В 1938 году бабушка лишилась любимого сына и осталась единственной поддержкой своих двух дочерей. Бывший муж никогда по-настоящему не поддерживал ее и детей, поэтому бабушке пришлось продать большой дом в Харроу Хилл и переехать в съемную квартиру на Харрингтон-роуд в Южном Кенсингтоне.

Встреча мамы и сына водопроводчика, Уильяма Ллойда Уэббера, юного стипендиата и надежды довоенного Королевского колледжа музыки, была судьбоносной. Это была любовь с первого взгляда, и вскоре, несмотря на Вторую мировую войну, родители поженились. Доход отца был близок к нулевому, поэтому он, мама, бабушка и Мими стали жить под одной крышей.

Прошло всего два года после Дня победы в Европе, и этому любовному квадрату пришел конец. Мама забеременела. Мими ужасно огорчилась этому и начала кидаться на мамин живот с кровожадными криками. Мими была первой, кому не понравился Эндрю Ллойд Уэббер. Было решено, что обезьяна должна покинуть Южный Кенсингтон как можно скорее.

Но благодаря мне 22 марта 1948 года количество жителей под бабушкиной крышей вновь увеличилось до четырех.

ПЕРЕМЕСТИМСЯ ВО ВРЕМЕНИ В 1960-е на ту же Харрингтон-роуд 10. В свой пик вместимости, в 1967 году, квартира давала приют бабушке Молли, маме, папе, его огромному электронному церковному органу, лауреату Международного конкурса имени Чайковского Джону Лиллу, Тиму Райсу, моему брату-виолончелисту Джулиану и мне.

Квартира 10 находилась на верхнем этаже одного из тех викторианских особняков, где время от времени работал лифт, но большую часть времени приходилось пользоваться лестницей. Шум с лестницы был оглушительным, но я сомневаюсь, что кто-либо из жильцов обращал на него внимание, ведь гораздо громче были звуки музыки, раздававшиеся из нашей квартиры.

Однажды днем мы с Тимом Райсом спускались по лестнице из нашего зверинца. Джулиан в это время играл дома на виолончели. Внезапно нам преградил дорогу сосед из квартиры под нами: «Я не против пианиста, – сказал он, – но этого гобоиста я вынести не могу».

Однако, каким бы богемным ни был наш дом, мне не терпелось выбраться из него. Особенно, когда мама время от времени угрожала нам с братом выкинуться из окна. Со временем и вам такая жизнь наскучила бы, так что настало время познакомить вас с моей тетушкой. Моей невероятной, восхитительной, неповторимо неполиткорректной тетушкой Ви, бабушкиной старшей дочерью.

Она была замужем за слегка напыщенным врачом по имени Джордж Кросби, у которого бабушка работала секретаршей. У Ви была короткая актерская карьера. Она была невероятно веселой и смешной; она прекрасно готовила и даже написала несколько кулинарных книг. Она была знакома с несколькими знаменитостями из театрального мира. В ней было все, чего не доставало в нашей семье, и я обожал ее. Она была моим спасательным кругом. Даже спустя пятьдесят лет я опасаюсь озвучивать некоторые ее высказывания. В 1960-х она стала автором первой кулинарной книги для геев, глава в которой «Петух и Дичь» имела следующий подзаголовок: «Слишком много петухов могут испортить воздух» (Too Many Cocks Spoil the Breath) [1].