Замороженный мир - Емец Дмитрий. Страница 15

– Фу!.. фу!.. Что вы такое говорите?! То я жрец, то мой череп держать в руках! Да чем же я так провинился? – с комическим ужасом воскликнул Белдо.

Гай неотрывно глядел на Долбушина – так глядел, что тот ощущал себя Сарданапалом в окруженном врагами городе. Главе форта чудилось, что он по тоннелю проходит болото и что эльбы пускают в него охотничьи паутинки. И все, что Долбушину оставалось, – это сжимать ручку своего зонта и ощущать пульсирующую защитную боль. Сознание не справлялось: против Долбушина было сейчас все болото, через Гая изливалось все разом. Гай был одновременно и клоуном и палачом, но из-под всех этих масок проглядывал холодный исследователь. То, что находилось сейчас перед Долбушиным, не могло ни любить ни ненавидеть. Даже раздражалось оно не так, как люди. Это сплавленное из двух личностей, усиленное мудростью всего болота существо просчитывало теперь его надежность, как он сам просчитывал финансовые риски.

«А ведь я отсюда, пожалуй, не выберусь! Уж не заманили ли меня сюда Гай с Белдо, чтобы со мной расправиться?» – с тоской подумал Долбушин и решил, что если Гай хоть рот откроет, чтобы позвать охрану, то он ударит его ручкой зонта.

Однако Гай звать охрану не спешил. Прошелся по кабинету, пальцем качнул на шахматной доске черного коня и оставил фигуру на месте.

– Повезло вам, Альберт, что коней на переправе не меняют. Особенно черных! Не обижайтесь на меня! Вы типичный такой пуританин: смесь бульдога и проповедника. Эдакий голубь-миротворец, питающийся почему-то не зернами, а другими птичками! Людей, подобных вам, я массово встречал в Англии в середине девятнадцатого века, куда мы с почившим предшественником Дионисия Тиграновича ездили заказывать седла для гиел. Потом, увы, такие люди вымерли как мамонты. Их выкосили мировые войны и массовое крушение империй. Несколько десятилетий их почти не было, но потом родились вы, Альберт!

Ожидая оценки своей речи, Гай оглянулся на Белдо – самого благодарного своего слушателя, который живой мимикой, своевременными охами и ахами один мог заменить целую зрительскую аудиторию. Увы, Белдо, обычно чуткий, на сей раз не одарил его даже улыбкой. Он стоял и печально смотрел себе под ноги. Его шея вытянулась, а выражение лица было как на похоронах. Под ногами у Дионисия Тиграновича небрежно валялся оплавленный, серебром окованный камень. Глава магического форта столько раз держал его в руках, что и на ощупь, с закрытыми глазами, узнал бы его среди тысяч похожих камней.

Гай подошел и толкнул камень носком:

– Да, Дионисий! Это он! Сколько трудов я когда-то положил, откалывая его от большой глыбы! Без этого камня не было бы ни личинок, ни псиоса, ни наших фортов. Но все в прошлом! Теперь он стоит не больше, чем можно получить за серебро, если содрать его… Но что там в Подземье? Рассказывайте!

Белдо что-то залепетал, однако Гай не стал его слушать. Он схватил старичка ладонями за виски и заглянул ему в глаза. Проделал он это так резко, бесцеремонно и с такой силой, будто собирался сорвать голову с плеч главы магического форта. Тело Дионисия Тиграновича, пока еще привязанное к голове, заторопилось ножками и приподнялось на цыпочки.

– Прошу вас! – взмолился он. – Вы же меня так убьете! Я сойду с ума!

– Тогда не сопротивляйтесь! Не опускайте веки! И не надо блоков, а то я в вас что-нибудь ненароком сломаю! Предупреждаю: останетесь дурачком!

Жадно читая воспоминания Белдо, Гай не следил за своим лицом. Лицо то натягивалось, то опадало и больше обычного походило на медузу. Закончив, Гай брезгливо оттолкнул Белдо. Не ожидавший этого, старичок засеменил, с трудом удержав равновесие.

– Отлично! Проход к хранилищу открыт! А вот людей потеряли уже вы сами, Дионисий! Никто не просил вас соваться внутрь. Только снять защиту. Или псиос надеялись получить? Для этого же взяли с собой своих Чернаву и Лею? Они должны были избавиться от берсерков, верно ли?

Старичок смутился. Долбушин же ощутил себя дураком. Гай за минуту разобрался в том, что для самого Долбушина осталось тайной.

– Но что их убило? – трусливо втягивая голову в плечи, промямлил Белдо.

– Как, Дионисий! Вы и этого не поняли? Их убил рогрик, которого замуровали Сергиус Немов, Мещеря Губастый и прочие первошныры.

– Рогрик? – недоверчиво переспросил Долбушин.

– Так назвал его Сергиус… – пояснил Гай. – Не знаю почему. Потом я много раз искал это слово в словарях – и всякий раз или не находил вовсе, или оно имело не то значение. Рогрик – существо, сложившееся из множества эльбов. Коллективная форма существования. Есть у них такая. Люди, когда сражаются между собой, объединяются в армии, и в этих армиях царит ужасная неразбериха! У эльбов все гораздо проще. Сильные поглощают слабых, и в конце концов возникает рогрик – эльбеус огромной силы. Один-единственный, впитавший всех! Несколько сотен лет назад рогрик уже пытался пробить границу между мирами, чтобы в наш мир хлынуло болото. Первошнырам удалось заточить его.

– Вы знали, что он в хранилище, и послали нас открыть его?! – простонал Белдо.

Гай взглянул на него с иронией:

– Что за испуг, Дионисий? Разве это не ваша мечта, чтобы «великий мудрый космический народ», как вы всегда называли эльбов, обрел в нашем мире долгожданный покой?

– Э-э… – замычал старичок. – Да нет, я рад, конечно… Просто я подумал, что мы… э-э… не достигли еще той душевной чистоты, того доверия, которое…

Голос у Белдо окреп: бывалая лошадка выскочила на привычную дорожку.

– Увы, Дионисий, и душевной чистоты не достигли, и рогрик пока не может покинуть хранилище! – перебил его Гай.

– Как не может?!

– Я увидел это вашими глазами. Он все еще в заточении!

– Но почему?! Мы же туда проникали!

– Через щель? Мещеря Губастый просчитал и вариант, что когда-нибудь хранилище придется открыть. И вот для того, чтобы рогрик не вырвался, он сделал щель очень узкой. Рогрику так не сжаться.

– А он не может проломить стену? Или убрать с дороги валун? – спросил Долбушин.

– Эту стену и этот валун? Исключено. Мещеря и кусочки охранных закладок вделывал, и глину из-за Первой гряды возил, чтобы стены промазывать. А где Мещеря – там на века. Перемерит все веревочкой, глаз прищурит – и все у него сойдется! – в голосе Гая восхищение смешалось с досадой.

Белдо, точно умная ящерка, высунул и сразу спрятал язычок.

– Ох-ох-ох! – сказал он, выкатывая «охи» как горошины. – А что случится, если рогрик прорвется?

– Поползет в следующее хранилище – и так пока не объединит всех эльбов нашего мира. Ну или большую их часть. А потом опять попытается проточить ход между мирами и впустить болото! – объяснил Гай.

– Так произошло и в прошлый раз, когда ему не хватило сил? – спросил Белдо.

– В тот раз пещеру, в которой находились подросшие эли, подтопило грунтовыми водами. Я думал, что они погибнут, и ничего не предпринимал, но рыхлые полуличинки бросились пожирать друг друга. Вначале сильные пожирали слабых, потом сражались между собой, пока несколько дней спустя не возник рогрик! Ах, какая была битва между ним и первошнырами! Эпическая! Сражение Ахиллеса с Гектором в сравнении с ней просто драка двух пьяных в кабаке!

– Зачем нам открывать болото, Гай? Что мы выиграем? И что выиграете вы? – резко спросил Долбушин, до того долго молчавший и пытавшийся поймать ускользавший от него взгляд Гая.

Гай покосился на неплотно закрытую дверь. Долбушину пришло на ум: не приказ ли это арбалетчику с добрым лицом пустить болт ему в голову? Интересно, останется ли его лицо и после этого добрым?

Однако Гай поступил иначе. Он шагнул к двери, прикрыл ее и провел сверху вниз ладонью, что исключало всякое подслушивание. Потом повернулся к главе финансового форта, и его гибкий рот вдруг страшно растянулся до самых ушей – так, что, казалось, мог проглотить и Долбушина и Белдо.