Мачехина дочка (СИ) - Зиентек Оксана. Страница 4

В кабинете мама села в свое любимое кресло у камина и кивнула мне на соседнее. Хотя на дворе стояло раннее лето, этот уголок все равно оставался самым уютным в комнате.

— Итак, Агата, насколько я понимаю, теперь они взялись за тебя. Иначе, с чего бы такой внезапно проснувшийся интерес.

На минуту мне стало стыдно, действительно, за эти несколько лет я уже сама могла бы неоднократно написать бабушке. Хельге, Хильде или тетки, если честно, такого желания не вызывали, но о бабушке могла бы и сама вспомнить.

— Я получила письмо от Хельге. Ты знаешь, она теперь замужем за Якобом из соседнего поместья, у нее уже двое девочек…. - мама прервала мой поток слов нетерпеливым движением руки.

— И при чем тут твоя бабушка? — Бабушка живет теперь у Хельге и Якоба, потому что тетка Агнесс выгнала ее из дома, ну, или сделала все, чтобы выгнать.

— И? Какая роль предлагается в этом тебе? Повлиять на господина барона, чтобы выделил бабушке пенсию? Или сразу — девчонкам Хельге — приданное?

— Мама! Хельге написала, что бабушка забеспокоилась, потому что подумала, раз ты не отвечаешь на письма, значит, с тобой что-то случилось. — Я решила умолчать про просьбу Хельге. Почему-то, не хотелось обсуждать это сейчас, потому что я понимала, в этот раз они обе: и мама, и Хельге — по-своему правы.

— Ну да, ну да…. Агата, девочка, все то время, что я работала компаньонкой, я получала от своей семьи ровно по одному письму в год. И там писалось только о том, что ты жива, здорова, съела за год столько-то припасов и опять выросла изо всей одежки. Неужели ты не понимаешь, что теперь, когда мы стали жить хорошо, мы стали очень любимыми родственниками для всех, кому раньше только мешали? Знаешь, о чем писала мне твоя бабушка?

— Кроме того, что спрашивала о тебе и обо мне?

— Да, кроме того.

— И о чем же?

— О плохих урожаях. О грабительских расценках местного доктора. О плохом приплоде скота…. В общем, как все плохо. А также постоянно спрашивала, не примем ли мы у себя хотя бы одну из твоих кузин, чтобы у девочки было будущее. Какое будущее могло быть у девочки в приживалках без манер, гардероба и приданного — об этом твоя дорогая бабушка не задумывалась. Очевидно, об этом предлагается позаботиться мне… Ты понимаешь, я надеюсь, что стоит только дать слабину, и наши родственники не оставят нас в покое. И хочу напомнить тебе, что мы живем здесь отнюдь не на свои деньги. Неужели ты думаешь, что я целыми днями развлекаюсь?

— Я думала, тебе нравится учиться.

— Нравится. А еще меня в мой первый год в свете только ленивый не пнул за отсутствие манер и необразованность, за происхождение и отсутствие скорого наследника…. Господин барон приложил массу усилий и задействовал все свои связи, чтобы меня, в конце концов, приняли. И я поклялась себе, что мы никогда больше не причиним ему таких неудобств.

— А почему ты не сказала мне об этом раньше?

— Не хотела пугать. Тебе ведь тоже вскоре предстоит выйти в свет.

Я не нашлась, что ответить. Пугать меня она не хотела. Проще было заставить меня поверить, что я ей мешаю. И вообще, она что, думает, что непуганую меня в свете лучше примут? Мама прервала мои раздумья:

— Иди, Агата, займись чем-нибудь полезным. И не забивай себе голову всякими глупостями. Помни, что я тебе говорила.

Я молча кивнула и вышла. Глупостями… Бабушка писала про доктора. Интересно, он лечил деда или ей самой уже нужны его услуги? Впрочем, почему «уже», бабушке не так и мало лет… Хельге, вредная колючка Хельге, взяла бабушку в свой небольшой домик, и, наверное, не упрекает, как тетка Агнесс, что лишний рот лишает будущего ее дочерей. А ведь и правда, лишает. Если уж Хельге с радостью пишет о том, что они смогли позволить себе породистую овцу…. Интересно, какой размер приданого в наших краях считается приличным? Во времена моего детства нас на свадьбы не брали. Так что я даже смутно вспомнить не могу ни самих свадеб, ни выноса приданого. Знаю только, что непременно должен быть шкаф. Большой шкаф с расписными, а лучше, резными дверями. Или даже с зеркалом. И в шкафу должно лежать приданое. Но сколько оно может стоить, я даже не представляю.

Дойдя до своей комнаты, я еще раз пересмотрела вещи. Что я могу, а, главное, имею право отдать? Серебряная брошка — годится. В конце концов, ее я купила за свои карманные деньги, а папа-барон много раз говорил, что я вольна тратить их так, как захочу. Новые ленты. Голубую, пожалуй, оставлю себе, а вот эту розовую, и вот эту белую можно подарить девочкам, пусть порадуются. Когда-то у нас на всех была только одна шелковая лента, ее бабушка вплетала по воскресеньям в косу Хельге, как самой старшей. Интересно, досталась та ленточка теперь младшей сестре, или тоже ушла, как часть приданого кузины? Я одернула сама себя, — ну что за глупые рассуждения. Думай, думай, Агата, не отвлекайся.

Результатом я осталась не очень довольна, но что есть, то есть. В чем-то мама совершенно права, мне скоро шестнадцать лет, и здесь это считается еще детством. Мой первый бал состоится только в конце осени. А в деревне меня бы уже в пятнадцать выдали замуж, причем, безо всякого там бала, лишь бы избавиться от лишнего рта. Так что, даже если бы у меня и были свои деньги, распоряжаться ими я бы все равно не смогла. А то, что есть — не мое, а результат заботы маминого мужа. И, все-таки, это не повод отказывать в помощи бабушке. Как любил говорить папа-барон: «Решено, значит, будет сделано».

Я порылась в шкафу нашла несколько вышитых полотняных мешочков, предполагалось, что в них можно хранить всякую мелочевку. Смотрится, наверное, странно, но не посылать же деньги в бумажном конверте. Интересно, а как их мама пересылала? Я ни разу не видела, как открывают ее послание, всегда отдельно письмо, а отдельно — кошелек. Но уж нет, возвращаться, чтобы спросить, я точно не буду. Она и так сегодня настолько разволновалась, что забыла напомнить мне про уроки, такую редкую удачу я не упущу. Сложив в мешочек деньги (одну мелкую серебрушку оставила себе на всякий случай, ведь надо же будет еще купить магомарку), ленты, брошку. Подумав, добавила еще пару мотков дорогих шелковых ниток для вышивки, мы такими раньше только праздничную одежду вышивали, пусть Хельге сэкономит пару монет. Осмотревшись в комнате, решила, что больше мне добавить нечего. Осталось самое сложное, написать письмо.

«Дорогая кузина Хельге! Я очень огорчилась, узнав, что дедушки больше нет….» Нет, пожалуй, так я писать не буду. Я понимаю, что так написать было бы правильно и вежливо, но сожалеть о человеке, который за несколько лет не нашел для меня доброго слова…. Так лгать я, наверное, не смогу. Может, написать так.

«Дорогая кузина Хельге! Я очень огорчилась, что бабушке пришлось оставить свой дом. Надеюсь, она пребывает в добром здравии. Я нас тоже все слава Творцу. Мама, к сожалению, не могла отвечать на письма, она очень занята с детьми. У них с господином бароном родились девочка и мальчик. Мне пока приходится много учиться. Здесь не принято выдавать девиц замуж так рано, как у нас. Поэтому мне только предстоит выход в свет. Я очень рада прочесть, что у вас с Якобом две замечательные девочки. Прими от меня в подарок ленты для моих маленьких племянниц. Бабушку я прошу принять от меня в подарок небольшую серебряную брошь. Она будет неплохо смотреться на праздничных платьях. Для тебя же, дорогая кузина, высылаю небольшой презент. Надеюсь, этого хватит для расширения вашего овечьего стада. А если нет, то, по крайней мере, будет небольшой резерв на случай, если бабушке вдруг понадобится лекарь. Я сожалею, что здесь так немного. Но, как ты понимаешь, Хельге, я здесь не хозяйка, и могу распоряжаться только тем, что господин барон щедро выделяет мне на расходы. Желаю оставаться в добром здравии! Твоя кузина Агата фон Блитерстёрп.»

Не знаю, правильно ли я все написала. Искусство светской переписки всегда давалось мне с трудом. Мама, наверное, нашла бы что поправить. А уж фру Бергерсон — моя учительница, так та точно не только нашла бы, что поправить, но еще и заставила бы меня переписать исправленный вариант раз сто. Надо отдать ей должное, мой северный говор ей пришлось исправлять очень долго. Даже я сейчас понимаю, насколько неуместным он окажется в светских гостиных, но тогда жутко бунтовала. И, все-таки, письмо я ей показывать не буду (мысленно улыбнулась я), сойдет как есть.