Джон Леннон - Голдман Альберт. Страница 27

По дороге в Фрейзенбург, где им предстояло выступать в один из вечеров, грузовик Джонни Джентла столкнулся с «фордом». Внутри все полетело кувырком; Леннон, мирно дремавший на переднем сиденье, влетел в приборную доску, но каким-то чудом все остались невредимы, за исключением Томми Мура, на которого упала гитара. Его с окровавленным лицом доставили в отделение «Скорой помощи», и там ему зашили рану, сообщив, что он лишился одного переднего зуба.

Когда Джонни Джентл и «Битлз» объяснили причину своего опоздания и отсутствия Томми, организатор концерта пришел в бешенство. «А почему бы вам самому за ним не съездить?» — предложил Леннон, как всегда воспользовавшийся моментом, чтобы сыграть злую шутку с тем, кто находился в беспомощном положении. Сказано — сделано, организатор помчался в больницу и приволок оттуда Томми, который был в полной отключке после анестезии. Увидев перекошенное лицо организатора концерта, Джон разразился безумным хохотом. Если верить словам Аллена Уильямса, «из Шотландии „Битлз“ вернулись значительно лучшими музыкантами». Однако в том турне они потеряли надежного барабанщика. «Леннон достал меня так, что дальше некуда, — заявил Томми Мур после нескольких недель совместных выступлений. — Порой он бывал просто скотиной. Чистый псих. Когда возникала драка, он получал удовольствие, наблюдая за дерущимися». Поэтому Мур отказался бросить работу на складе, что явилось для «Битлз» серьезным ударом. Каждый понедельник, встречаясь, чтобы вместе отправиться в «Джак», они с тревогой думали о том, будет ли у них сегодня вечером барабанщик. Томми Мур приходил один раз из четырех. «Ну что, есть кто-нибудь в зале, кто хотел бы поиграть с нами?» — кричал обычно Джон в отсутствие Томми. Но однажды это чуть было не обошлось им слишком дорого.

Как-то вечером, когда ребята играли в «Гросвенор Болрум», расположенном в рабочем квартале на другом берегу реки Мерси, на сцену вместе с «Битлз» вылез некто Ронни, главарь одной из самых известных банд Ливерпуля. Играл он из рук вон плохо, но после первой вещи упрямо отказался уступить свое место другому. В антракте Леннон бросился к телефону, чтобы позвать на подмогу Аллена Уильямса, который вскочил в свой «ягуар» и помчался к ним на всех парах. Он приехал как раз к последней вещи, но разборка между «Битлз» и Ронни еще не закончилась: головорез вбил себе в голову, что может стать их постоянным барабанщиком. Пока Уильяме пытался его урезонить — «Ты же не захочешь занять место Томми Мура, такого же парня, как ты, который вкалывает, чтобы заработать себе на жизнь?» — банда Ронни незаметно окружила музыкантов, ожидая сигнала главаря, чтобы приступить к делу. К счастью, Уильямсу удалось обеспечить их отступление.

Понимая безвыходность своего положения, «Битлз» решили обратиться за помощью к еще одному, на этот раз совершенно непохожему на них рокеру: Питу Бесту, умному и воспитанному, но вместе с тем молчаливому и угрюмому парню. Мать Пита Мона Бест была владелицей молодежного клуба «Касба», который располагался в подвальном помещении ее собственного дома в Хейманс Грин — тихом предместье Ливерпуля. Пит, выступавший там каждую неделю в составе группы «Блэкджекс», уже добился серьезного успеха. Как-то вечером, когда публика должна была выбрать, какая группа ей больше по душе, «Блэкджекс» победили Рори Сторма и «Харрикейнз» (где играл Ринго Старр), заслужив овацию 1350 фанов. (Попробуйте представить себе толпу из 1350 юношей и девушек, набившихся в подвал пригородного дома на проходящем здесь рок-концерте!) На переговоры с Питом был направлен Джордж Харрисон в сопровождении его брата Питера. Вероятно, они не имели бы успеха, не получи «Битлз» к этому моменту шестинедельный контракт в одном из клубов Гамбурга.

Организатором турне, которому суждено было стать историческим, выступил Аллен Уильяме. Как-то раз в одночасье исчез антильский оркестр, выступавший в «Джакаранде». Когда выходцы с Ямайки написали, что нашли работу в знаменитом «квартале красных фонарей» в Гамбурге, удивлению Уильямса не было предела. Группа калипсо в Гамбурге! Тогда почему бы не отправить в Сахару китов? Менеджер «Битлз» немедленно выехал в Германию, и ему быстро посчастливилось познакомиться именно с тем человеком, которого он искал: им оказался Бруно Кошмайдер, первый импортер рок-музыкантов на континент. Этот бывший клоун с обезьяньим лицом, скрытым огромной челкой, зачесанной со лба, оценил красноречие Уильямса. Но когда в подтверждение своих слов тот захотел дать ему послушать лучшие песни своих подопечных и нажал на клавишу магнитофона, из динамиков раздалась неописуемая какофония. Блестящая возможность была упущена — по крайней мере, так ему тогда показалось.

Через несколько месяцев Уильяме вновь встретился с Кошмайдером, на этот раз в Лондоне. Ларри Парне только что аннулировал ряд ангажементов. Уильяме, которому пригрозили намылить шею, если он немедленно не найдет работу группе «Дерри Уилки энд Синиерз», примчался в Лондон, чтобы организовать им прослушивание в клубе «Ту айз» [55]. И здесь он снова увидел Кошмайдера, приехавшего в поисках новых талантов для своих гамбургских клубов. Кошмайдер без долгих раздумий подписал контракт на Дерри Уилки, а через несколько недель попросил Уильямса прислать ему еще одну группу, которой предстояло выступать на открытии нового клуба. И тогда Аллен решил отправить в Германию свою самую плохую группу — «Силвер Битлз».

Глава 11

Рок при свете красных фонарей

До прибытия «Битлз» в августе 1960 года клуб «Индра» был самым известным стриптиз-баром Гамбурга, в котором выступала знаменитая Кончита, пользовавшаяся широкой популярностью у публики. Она выходила на сцену в красно-черном костюме фламенко с собранными на затылке волосами, с гребнем и мантильей, и начинала танцевать. Выгнув спину и вращаясь под звуки гитар и кастаньет, повторяя гибкие движения цыганки, она раздевалась, постепенно открывая свои длинные красивые ноги, округлый зад и груди в плотно облегающем бюстгальтере. Затем, под овации немецких простофиль и звуки последнего аккорда оркестра, она расстегивала застежку на спине и... оказывалась мужчиной! Свет гас, и следующим номером на сцену выходили «Битлз».

Проблемы начались с первых же нот. Металлический звук электрогитар и гулкий стук большого барабана глохли. «Нам казалось, будто мы играем под пуховым одеялом», — вспоминает Пит Бест, который очень быстро догадался, в чем дело: тяжелая обивка, украшавшая стены зала, поглощала резонанс. К этому добавлялось безразличие публики, пришедшей поглазеть на голую задницу, а не слушать рок. И в дополнение ко всему в антракте Бруно Кошмайдер объявил ливерпульским ребятам, что старуха из квартиры сверху пожаловалась в полицию на шум, который они устроили. А в «горячем» квартале Гамбурга никому не улыбалось иметь дело с легавыми.

Во втором отделении «Битлз» постарались играть потише, но и это не удовлетворило Кошмайдера. Он стал делать им знаки, размахивая руками. «Mach Schau! Mach Schau!» — кричал он без остановки. Он требовал от них шоу, настоящего представления, подобного тем, которые устраивали в его клубах другие английские рокеры — белый Тони Шеридан или чернокожий Дерри Уилки, — выкрутасы в стиле Элвиса, акробатические фортели а ля Литтл Ричард или клоунаду Билла Хейли, в то время как «Битлз» горделиво сохраняли на сцене спокойствие и даже некоторую отстраненность. Сам Леннон позже объяснил это так: «До „Битлз“ все остальные подражали либо Элвису и его группе, либо Клиффу Ричарду и „Шэдоуз“ (которые всей группой использовали на своих концертах настоящие хореографические па). Лидеры групп неизменно одевались в одинаковые розовые пиджаки, черные рубашки и белые галстуки и всегда корячились на авансцене впереди остального оркестра. Мы же делали все совершенно наоборот. Вели себя очень спокойно, почти не двигались. Но публике была нужна не музыка, а представление!»

Джону Леннону дали двадцать четыре часа, чтобы придумать, как удовлетворить клиентов Кошмайдера. И здесь он мог рассчитывать только на себя. «Всякий раз, когда надо было срочно решить какую-нибудь проблему, расхлебывать приходилось мне одному. Все остальные обычно заявляли: „Да ладно, Джон, все в порядке, ты — наш лидер“. А стоило делам поправиться, и об этом уже не могло быть и речи. Но в Гамбурге все было плохо. И тогда я придумал шоу».