Пьющий души (СИ) - Маслютик Алена. Страница 76

— Что это? — Станислава, дрожа, опустила бинокль, еле сдержавшись, что бы не швырнуть его в снег. Будто машинка виновата, будто она нарочно показала такую гадость.

Раздался протяжный вой и вслед за ним из города во все стороны точно волна тьмы и холода хлынула.

— Черт! Засмотрелись! — выкрикнул Дан и, схватив Станиславу за руку, потащил ее вниз по склону.

И хотя машина стояла рядом, пока до нее добежали, Станислава дважды едва не упала и не свернула шею. Запрыгнули в салон. Дан завел мотор. И тут девушка ощутила, как волна тьмы откатывается назад, пары шагов не дойдя до места, откуда они вели наблюдение. Дан, похоже, это тоже ощутил, он выдохнул с заметным облегчением и уже не торопясь, вырулив на дорогу, двинулся в обратном направлении.

***

Пока машина, набирая скорость, летела по темному шоссе прочь от ужасов города, Станислава сидела, вцепившись в ручку двери. Казалось, за последние несколько дней она видела столько странного, а подчас страшного, что считала — удивляться уже не чему. Но каким же ошибочным оказалось это мнение. Вид отлетающей в брызгах крови головы поверг ее в глубокий шок. Дрожь, сотрясавшая ее тело, похоже, стала заметна со стороны. Не удивительно, что взглянув мельком на нее, Дан глубоко вздохнул и протянул серебряную флягу. Станислава быстро отвинтила крышку, сделала два больших глотка и закашлялась. Горло обжег крепкий алкоголь.

— Что это было? — продышавшись, просила Стася.

— Коньяк. Армянский. Три звездочки. — Спокойно ответил Дан.

Машина спускалась уже со второго холма.

— Нет. Там. Что!? — проговорила Станислава сквозь зубы, плотно сжатые, чтобы не выстукивали нервную дробь.

Дан не успел ответить, машина подпрыгнула на кочке, фляга выскочила из слабых рук девушки, описала небольшую дугу, разбрызгивая вокруг темные капли и упала куда-то в вниз. Станиславе, заворожено наблюдавшей за ее полетом, показалось вдруг, что вместо фляги под сиденье укатилась голова. Не помня себя, Стася завизжала, поджала ноги.

Потом было мгновение темноты и хлесткий удар, приведший в сознание.

В салоне пахло горьким шоколадом. Во рту перекатывалась вязкая, неприятно соленная слюна, Стася прокусила щеку. Напротив Дан протягивал салфетку, в глазах его застыло сочувствие и вина. Машина, чуть слышно урча мотором, замерла на краю дороги.

— Полегчало? — без тени иронии или сарказма поинтересовался парень.

Станислава неуверенно кивнула, почувствовала, как к горлу подступает тошнота, дернула ручку, распахнула дверцу и, перегнувшись через порожек, выплеснула немногочисленное содержимое желудка. Снег зашипел, тая. А когда поток иссяк, выбралась из машины, перешагнула мутную лужу, отошла подальше и, зачерпнув пригоршню снега, окунула в него горящее лицо. Постояла, мерно вдыхая-выдыхая, глядя на близкий темный лес и стараясь не думать вообще. И лишь когда сердце перестало долбить в замерзшие уши, обернулась. Дан оказался рядом, опять вопросительно протянул платок. Но Станислава отрицательно мотнула головой, лицо высохло и так, а пальцы на морозе окоченели и вряд ли сомкнулись бы на кусочке ткани. Сунула руки в карманы, дошла до машины, забралась в теплый салон. Дан сел на место водителя, вывел машину на дорогу, но почти сразу остановился опять. Станислава сквозь окно видела, как парень вернулся к назад, полил кусок земли, куда вывернуло Стасю, какой-то прозрачной жидкостью, чиркнул спичкой. Жидкость занялась низким, почти не видимым огнем, прогорела почти мгновенно. Дан закидал остатки рыхлым снегом. Вернулся к машине, но за руль не сел, подошел к багажнику, Станся открыла дверь, что бы рассмотреть, что он там делает. А Дан достал странную штуку, больше напоминавшую еловый веник обвешанный мешочками и сухими травками, и примотал сею конструкцию к бамперу.

— Зачем это? — спросила Станислава, когда Дан вновь занял место водителя, и машина со средней скоростью покатилась дальше по дороге..

— Следы от Псов скроем, если они вздумают за нами сунуться. Да и обычным псам нюх подпортит.

Они молчали долго. Девушка курила, выдыхая дым в открытую форточку, и лишь когда нырнули в лесной коридор и Дан включил фары, Станислава спросила, что её мучило, не боясь опять сорваться в истерику:

— Что это там было?

— Псы кормились, — ответил Дан, ровно. — Они едят каждую полную луну и новолунье. Их Хозяину уже нечего взять. У слишком опустившихся людей не души, а сплошная тьма. Пить таких — только травиться. А вот псам самое раздолье.

— Там ребенок был. Мы ведь никак не могли… — Станислава поняла, что сейчас пытается оправдаться. Когда она убегала, мысли о спасение кого-нибудь кроме себя даже не возникла.

— Детей они не трогают. Да и взрослых редко, только если не хватает страха, что и так разлит вокруг жителей. Вот только я думал, что перед этим обрядом, Псы кормиться не пойдут, иначе бы вел себя осторожней и не подъехал так близко.

Станислава медленно закипала, как он может так спокойно говорить о столь страшных вещах. Но затем увидела его руки, вцепившиеся в руль: белые костяшки и дрожащие пальцы, обломанные, а может обкусанные ногти, вены, проступившие на запястьях, синими веревками убегающие под рукава, и поняла — спокойствие напускное. Этот человек уже давно сдерживается. Прячет все в себе, что бы лишний раз не пугать и без того обеспокоенного из-за сестры друга, что бы не лишать его, да и себя, последней надежды на выздоровление. Что человек, сидящий сейчас рядом с ней, сам вряд ли точно сможет сказать, когда нормально высыпался. Что зверь внутри него едва сдерживаться, чтобы не сорваться с тоненького поводка здравого смысла, не кинуться крушить и ломать все и вся.

— Моя бабка уверена, что все разрешиться само собой, — проговорил Да, нарушив затянувшиеся молчание. — Она верит, что у Насти слишком сильная душа, что хозяин, попытавшись ее проглотить, просто захлебнется. Артем уверен, что мы спаем Настю, а остальное его мало волнует. Спасти сестру и убить её мучителя — дальше его мысли не идут. А мне страшно. Что если их надежды не оправдаются, что если у хозяина все получиться и он выпьет Настю, что если его эксперимент по переносу собственной души удастся! Тогда весь мир станет таким, как город моего детства или еще хуже?

Они уже добрались до ворот, но внутрь пока не въехали. На улице начался снег. Редкие пока снежинки пролетали мимо. Дан выключил мотор и рассеяно следил за их кружением, о чем-то глубоко задумавшись. Станиславе вдруг стало его до жути жалко, и, повинуясь внезапному порыву, она положила свою руку поверх его, все еще сжимающей руль. И точно электрический ток прокатился по телу, уйдя через ноги, словно излишний заряд через провод заземления.

— Спасибо, — ошарашено глядя на нее, проговорил Дан.

— Всегда, пожалуйста, — ответила девушка, разглядывая свою руку. Кончики пальцев слегка покалывало. — Еще бы знать, что я сделала и как?

— Не знаю. Но мне очень полегчало. Даже начало казаться, что может все еще образуется.

Больше Дан не произнес ни слова. В молчании открыл ворота, загнал машину под навес и отстегнул еловый веник, спрятал в багажник. Станислава все это время не отходила далеко, пока они вместе не поднялись на крыльцо.

Глава 26

Вместе, Дан чуть впереди, гостья следом, они поднялись на крыльцо, пересекли, практически на ощупь, захламленные сени. Когда Стася перешагнула порог, пол коридора ощутимо качнулся, а затем оказался перед самыми глазами: четкий, каждую трещинку в половицах видно, каждую ниточку в разноцветном половике. И даже не успев удивиться, почему не больно, она потеряла сознание.

Дан обернулся на звук, Станислава лежала у порога бледная и до жути не живая.

— Инвалид! — закричал Дан, падая рядом с девушкой на колени.

Он взволнованно нащупал пульс, и лишь после этого успокоено вздохнул: жива, просто в глубоком обмороке.