Ничей ее монстр (СИ) - Соболева Ульяна. Страница 26

Едва горничная вышла, я поискала взглядом косметику и парфюм – их не было. И черт с ними. Мне совершенно не «улыбалось» себя для него украшать… а внутренний голос подсказал, что он эти украшения и не любит. Захотелось что-то сделать назло, и я заплела волосы в косу, которая не подходила к платью из белой тончайшей шерсти, к ожерелью из янтаря и коричневым туфлям без каблука. Я злорадно усмехнулась – комплексует из-за невысокого роста и не хочет, чтоб я была выше. Тут же вспомнились туфли на шпильках, которые заставил обуть в наш с ним первый завтрак, и улыбка исчезла. Ни черта он не комплексует. Этот самодовольный ублюдок всецело обожает свою внешность, каждую родинку на себе и каждую волосинку. От него за версту прет самодовольством. И он нравится женщинам. Такое понимаешь сразу на уровне подсознания. Для этого не нужен опыт. Просто видно по этому взгляду, походке, улыбке, продуманной до мелочей небрежности, где каждая расстегнутая пуговица на рубашке часть его охоты на жертву. Но в таком случае зачем он покупает себе девочек по вызову. И что-то подсказывало – затем, что с ними он может делать все что угодно. Как и с тобой. В дверь тихонько постучали.

– Вас ожидают к ужину. Поторопитесь. Хозяин не любит ждать.

Хозяин? Что ж, вполне ему подходит. Перед глазами возникла фигура рабовладельца с плетью, и я внутренне сжалась. Он может ударить? Может. Даже избить. Я бы не удивилась, узнав, что он истязал своих несчастных кукол и раньше. Та, что порезала вены… что он сделал с ней? Почему она покончила с собой после него? А жена? От этих мыслей становилось дико. Хотелось забиться в угол, прятаться, как животное, ожидающее расправы. Но с другой стороны, я не хотела становиться животным и снова позволить охотиться на себя.

Я вышла из комнаты и, как и в прошлый раз, невольно рассматривала дом. Удивительно, но в нем тоже имелся свой характер, и сегодня стены не давили на меня со всех сторон. Они поблескивали тонкими золотыми разводами, которые я раньше не замечала, и казались менее мрачными. Я ступала по черному мрамору, держась за перила, и вспоминала, как сломя голову летела по этим ступеням вниз, чтобы выскользнуть из этого дома, и тогда он словно ощетинился изнутри, цепляя меня и удерживая насильно.

Внизу меня встретил все тот же истукан. Я запомнила его бесстрастное лицо и зажатые за спиной руки в белых перчатках.

– Я проведу. Идите за мной.

Ни по имени не обращается. Никак. Потому что я и есть никто. И слуги прекрасно об этом знают. Наверное, здесь побывало бессчётное количество таких вот «никто», которые ужинали с чокнутым деспотом.

Он привел меня к уже знакомой зале, едва увидев большие ручки по обе стороны дверей, я вздрогнула. Здесь мы встретились впервые. Интересно, если бы я передумала и сразу же бросилась к выходу – я смогла бы сбежать?

Двери распахнулись, и я вошла в помещение. Сегодня оно выглядело иначе. Тяжелые шторы были раздвинуты, и огромные окна на всю стену открывали великолепный вид в сад и на деревья у подножия утеса. И на закат. Тот самый багровый. За длинным столом восседал хозяин дома и лысоватый мужчина с хрупкой женщиной-шатенкой. Они тут же повернули ко мне головы.

И мне вдруг послышался голос Огинского в голове:

«Познакомьтесь – это моя кукла. Вы можете оторвать ей ногу или руку. Я разрешаю».

И тут же в унисон моим мыслям, и правда, раздался его голос, от которого по телу прошла волна дрожи. Я не представляла, как можно таким голосом спокойно разговаривать и им же заставлять делать отвратительные вещи.

– Марк, Нина, это моя гостья – Есения. Она сегодня отужинает с нами.

Встал с места и отодвинул стул со своей стороны. Так галантно и грациозно. Повадки хищника, снова эта гибкая вкрадчивость. Обманчивая и слишком красивая. Я уже знала его грубую хватку. И снова не смогла удержаться, чтобы не восхититься его стилем и вкусом в одежде, не восхититься им самим. Его внешностью, которая притягивала и одновременно отталкивала именно своей притягательностью. Потому что в голове не укладывалось, как человек с таким красивым лицом (да, теперь оно казалось мне красивым, или я не рассмотрела его раньше) может быть настолько циничным и жестоким.

Он подождал, пока я подошла, и все это время не сводил с меня этого ужасного взгляда, от которого начинали дрожать кончики пальцев. Как бы не омерзителен он мне был – я еще не видела в мужских глазах такого явного восхищения и грубого вожделения. В какой-то мере это льстило и в то же время пугало. В тигриную бездонную яму прямо в его пасть падать не хотелось. Вряд ли там кто-то выжил.

Я села за стол, и Барский пододвинул мой стул. Сел рядом. Я снова уловила его особенный запах. Горячее, мужское, терпкое с ароматом виски и горьким привкусом сигаретного дыма. Как может так злить человек, и в тот же момент настолько будоражить его запах. Теперь я подняла взгляд на его гостей. Оба меня рассматривали с нескрываемым любопытством. Я даже почувствовала, как краска приливает к лицу. Интересно, что они подумали обо мне? То же, что и Барский в нашу первую встречу? Многих он знакомил с ними?

– Вы очень красивая, – тихо сказала миниатюрная шатенка и отпила из бокала яблочный сок. Пакет от него стоял рядом с ней. Судя по всему, она принесла его с собой.

– Спасибо, – так же тихо ответила я и вздрогнула, когда официант, бесшумно подкравшись сзади, поставил передо мной тарелку с салатом и положил столовые приборы.

– Нина пьет сок без сахара. Во время беременности он у нее повысился. А она предпочитает только одну и ту же фирму и таскает его с собой в сумочке. Беременные весьма странные существа.

Марк дружелюбно мне улыбнулся, и мне подумалось, что он намного приятнее самого Огинского. Я улыбнулась в ответ.

– Беременность – это счастье для женщины. Я вас поздравляю.

Краем глаза увидела, как Барский повернул в пальцах нож и блеснула его печатка.

– Наследник, – смущенно сказала женщина и снова отпила сок.

– Захар сразу сказал, что будет пацан, и он не ошибся. Он вообще редко ошибается. Вы прислушивайтесь к тому, что он говорит, иногда его слова, как пророчество.

Не дай бог мне его пророчества. С трудом верилось, что такой жизнерадостный человек, как Марк, мог быть другом Огинского. Мне казалось, что у таких, как он, вообще не бывает друзей.

Я смотрела на салат, и в животе урчало от голода. Хитрый сукин сын специально посадил меня за стол, чтобы я была вынуждена есть при его гостях. Потому что обычно я отказывалась от еды и могла ограничиться чашкой с бульоном. Мне ужасно захотелось есть, тем более я обожала салат «Цезарь», мама делала его по праздникам с сухарями и сыром. Смущали дурацкие приборы в каком-то совершенно странном количестве. Я взяла вилку и тут же опустила руку.

– Я никогда не знала, зачем все эти ножички и вилочки, и какие-то палочки. Моя еврейская мама говорила, что еду надо есть руками, ложкой, вилкой и ножом. Остальное извращение.

Нина наколола салат вилкой, набила полный рот и, повернувшись к Марку, округлила глаза.

– Ничего. Кушай-кушай, маленькая.

Я засмеялась и тут же замерла, потому что Барский смотрел на меня. Я чувствовала этот взгляд кожей, он словно полз лазерным лучом по моей шее, скулам, лицу, забирался мне в волосы. Подняла голову и, встретившись с ним взглядом, резко выдохнула. Мне не нравилось, как он на меня смотрит… и нравилось одновременно. Они горели, его глаза. По-настоящему. Это трудно передать словами. Нужно видеть. Чуть прищуренные тигриные глаза и слегка приподнятые уголки губ. Я начала потихоньку разбираться в выражении его лица. Кажется, сейчас он был доволен. И в то же мгновение меня сильно дернули за косу сзади. Так сильно, что я невольно ударила вилкой по тарелке.

Барский склонился к моему уху и прошептал:

– Я попросил распустить волосы, но ты ослушалась. Теперь ты будешь улыбаться мне весь вечер. В наказание.

Захотелось воткнуть вилку в его руку со всей силы, но я даже не пошевелилась.