Марафонец - Голдман Уильям. Страница 38

И правда, место было чудесное. Они приехали уже после семи, и солнце высоко стояло над водой. Пока они объезжали вокруг виллы, Бэйб убедился, какое это спокойное место. Никаких признаков жизни. Только пыль клубится по дороге за ними. Бэйб опустил стекло со своей стороны. С воздухом в салон потекли звуки природы – давненько он не слышал их, уже несколько месяцев как безвылазно сидит на Манхэттене.

Эльза остановила машину в конце аллеи.

– По-моему, дом вот этот, – сказала она, выйдя из машины. – Надеюсь, что этот. Я знаю, где он хранит ключи. – Она подошла к крыльцу, наклонилась к водосточной трубе. – Половина домовладельцев прячут ключи в водосточных трубах. – Немного повозившись, она открыла дверь и зашла внутрь, быстро вышла назад. – Сыро.

– Оставь дверь открытой, пусть проветрится, – сказал Бэйб. – Давай пройдемся до озера.

Эльза кивнула, сошла с крыльца, протянула ему руку, и они зашагали к воде. Ярко светило солнце. Утренний ветерок утих. Они вышли к маленькой пристани. Бэйб показал на дом:

– Сцеля? – спросил он.

– Зельца? – переспросила она, будто не расслышала.

– Да ладно тебе. Ты с ними заодно. Не могу понять, что ты у них делаешь, но ты из их компании.

Эльза покачала головой, улыбнулась.

– Ты все делала как следует, никаких ошибок или промашек, но Джанеуэй как-то сказал: «А потом вырабатывается чутье на действие противника, чутье на образ его мышления».

И на этот раз она переспросила:

– Джанеуэй?

– Я говорю, – выкрикнул Бэйб, – о двух больших знаменитостях, о Джордже Сцеле и Элизабет Джанеуэй, так что прекрати изображать из себя дуру.

– Прости, – сказала она и крепко сжала его руку, с любовью глядя на него.

– Ты очень уставший и смешной, я беспокоюсь за тебя.

– Брат любил меня и беспокоился обо мне.

– Знаю. Ты прошел через кошмар.

– Он действительно очень любил меня. Мы заботились друг о друге, а после того, как ты сорвалась из «Лютеша», знаешь, что он сказал? Он велел мне забыть тебя, потому что меня ты не любишь, а просто используешь для чего-то. Я сказал: «Чушь, откуда тебе знать?» И он ответил, что ты слишком хороша для меня, значит, я тебе нужен для чего-то. Можешь представить, как мне было обидно. Я понимаю, что не красавец, но ты прикинь, каково тебе будет, когда человек, любящий тебя, говорит такое? Это выбило меня из колеи, я решил, что ошибался, что он не любит меня, потому что, если любишь человека, никогда не скажешь ему такое... А потом, когда он умер, когда истек кровью у меня на руках, я понял, что он был прав. И я тогда припомнил все эти странности, как ты скрыла, что ты немка, и Сцель тоже немец, и то, как вдруг встала там, в парке, перед избиением, и как сразу нашла соседа с машиной и уединенную виллу. Все это, конечно, ничего не значит, и в суде не признают уликами, но ты во всем замешана, я знаю, и Док знал, поэтому я спрашиваю тебя еще раз: это дом Сцеля или нет?

– Киноактера Джорджа Сцеля? Не думаю. Я бы обязательно об этом что-нибудь слышала.

– Что ты делала для Сцеля?

Эльза вздохнула.

– Том, это уже смешно, хватит.

– Где Джанеуэй?

Эльза горестно покачала головой.

– Так что, раньше это был дом Сцеля?

– Том, поверь мне, я не могу сказать тебе того, чего не знаю.

– Когда они приедут сюда?

Эльза пожала плечами.

– Что ты делала для Сцеля?

– Ничего.

– Во сколько они должны подъехать?

Видимо, она поняла, что это будет продолжаться до бесконечности, потому что тихо ответила:

– Скоро.

– Я так и думал, – сказал Бэйб.

Они стояли рядом на крохотной пристани, а солнце припекало все жарче, и правда была уже сказана, хотя не вся, конечно. Бэйб не мог думать ни о чем другом, как о Гэтсби, как он попал в дом к Дэйзи, перед тем как они отправились в роковое путешествие. Дэйзи тогда сказала: «О, вы кажетесь таким холодным, вы всегда такой холодный». Том не знал, что она любит Гэтсби, и его мучительный вояж из Шафтера на голубую лужайку был напрасен.

Они медленно зашагали к пустому дому с открытой дверью. Дому, полному привидений.

– Это был дом его сестры, – Эльза кивнула в сторону дома. – Когда сестра умерла, отец Сцеля сам присматривал за домом, приезжал сюда на выходные, он и озера напоминали ему родину.

– Почему они задерживаются, как ты думаешь?

Эльза пожала плечами.

– Просто проверяют, нет ли за тобой полиции.

Бэйб не мог удержаться от улыбки. Никто не мог понять, что ему требовалось только одно: заключительная встреча «друзей». Он хотел совершить свой поступок, не думая о том, чем все это закончится.

– Не будет полиции, – сказал он.

Они подошли к дому.

– Что ты делала для него?

– В основном курьерская работа. Бриллианты шли из банка в столицу, оттуда – в Шотландию, а там антиквар их продавал. Я отвозила деньги в Парагвай, там меняла валюту и отдавала деньги Кристиану.

– Хорошая, наверное, работка, не напрягаться, много путешествовать.

– Так было нужно.

– Моего брата убил Сцель?

Она ничего не ответила.

Они вошли в дом, проследовали в гостиную, выглянули в окно. Издалека донесся звук машины.

– Они? – спросил Бэйб.

– Я думаю, да.

Звук двигателя постепенно нарастал.

У Бэйба заболели зубы. Резкая, острая боль. Он пошарил в карманах плаща. В левом – коробка патронов, в правом – заряженный отцовский пистолет, а стрелок он неплохой, просто отличный стрелок. Верный Глаз с отцовским пистолетом, а как же, черт возьми! Сколько времени он угрохал на тренировки, стрелял и стрелял, надеясь отомстить за отца.

А теперь вот месть близилась: по дороге к вилле ехал Кристиан Сцель, и через некоторое время он должен умереть. Сцель убил их обоих: и Г. В., и Дока. Да, он убил Г. В., хотя их разделяли годы и континенты, но наци всегда остается наци. И это он убил Дока. Не могли же его убить эти недоумки Карл и Эрхард: Док бы справился с ними одной левой. Бэйб стоял не шевелясь, наблюдая за приближающимся автомобилем, думая, что наконец сбываются все его мечты, и вот в такой-то замечательный момент он почувствовал, что ему страшно.

Бэйб был бессилен, он разваливался, рассыпался.

Он слышал, как бешено колотится его сердце. Да, он большой мастер стрелять, он попадет в любую цель с любого расстояния, но он никогда прежде не стрелял в плоть. Неужели он опять сваляет дурака, покажет, какой он трус? Если бы он не был трусом, если бы зашел тогда в комнату с этой чертовой бумагой, Г. В. был бы жив до сих пор... Господи, Господи, Господи! Всего один только раз, не позволяй мне думать слишком много, я охочусь за зверями, дай мне тоже стать зверем, я никогда не просил такого раньше, у меня больше не будет такой возможности, только один раз, только сейчас, пожалуйста...

Зуб разболелся невыносимо. Бэйб нашарил в кармане бутылочку с гвоздичным маслом и разбил ее вдребезги о стену.

Эльза испугалась звука разбитого стекла.

– Болеутоляющее, – начал было объяснять Бэйб, но подумал: не спеши, пусть она считает тебя психом, забудь о ней, только вдыхай, вдыхай.

Он со свистом набрал воздуха, пропуская его через оголенные нервы. В комнате было слышно только его прерывистое дыхание. Бэйб вдыхал и вдыхал воздух. О, черт! Какая боль! Боже мой! Но так надо.

27

Автомобиль ехал на малой скорости.

Эльза пристально смотрела на испуганное лицо Бэйба.

Автомобиль остановился около машины Эльзы. Вышли Карл, Эрхард, Джанеуэй. Бэйб резко повернулся к Эльзе, схватил за плечи:

– Где Сцель? Их только трое, где он?

Эльза пожала плечами.

Бэйб смотрел на машину, моля Бога, чтобы появился Сцель, но автомобиль был пуст. И все теперь было напрасно. Сцель не приехал, но где он может быть? Не бриллианты же сейчас забирает: ни один банк в такое время еще не работает. Все равно, не получится у него забрать эти чертовы камешки. Если владелец вклада умер, то вклад опечатывается до тех пор, пока суд не разберется, что там лежит и кому что причитается. Они с Доком прошли через все это, когда умер Г. В., не могли добраться до его вклада, долгое время было запрещено трогать его, хотя трогать-то там особо было нечего.