Белые розы (СИ) - Карелин Андрей Дмитриевич. Страница 9

«Не догадался».

— Давай пойдём, — говорю. — Заодно меня играть научишь.

— Конечно, — отвечает он и улыбается. Какая же у него улыбка красивая, как у звёзд Голливуда! Даже лучше!

Нахожу свои колготки и натягиваю. А он стоит и смотрит.

— Отвернись или выйди. — Нет реально неприятно, когда на меня так пялятся. Одно дело — воображать, как он подглядывает, но совсем другое дело — когда это реально происходит. Сама уже не знаю, чего хочу. Я запуталась.

А после мне опять надо в ванную, макияж подправить — ну не пойду же я в бильярд играть с неподкрашенными губами, с неподрисованными стрелками! Несколько минут старательно выверяю каждую линию. Сашка опять под дверью стоит, барабанит.

— Юлька, идём уже, в машине стрелки подрисуешь!

— А мы на машине поедем? — Выхожу, а он машет передо мной ключиками.

— Отцовскую возьму, он разрешает мне её брать, когда сам в отъезде. Но и так иногда, по мелочи.

— Дашь порулить? — спрашиваю безо всякой надежды на согласие.

— Посмотрим на твоё поведение, — говорит. — Если будешь хорошей девочкой.

— А если я буду плохой, дрянной девчонкой… — Вижу что мой задор ему не нравится, и немного сбавляю обороты.

— Ну так что, поучишь меня водить? А то некому меня научить даже. — Я жалостливо сдвигаю бровки.

— Научу, научу, — говорит. — Тем более, там нечему учиться, у отца коробка-автомат.

Мы спускаемся вниз и подходим к шикарному автомобилю. Ну, как по мне, шикарному, просто я вообще в машинах не разбираюсь.

— Ну и как тебе? — Он элегантно открывает передо мной дверцу, и я сажусь в машину, как какая-то мадмуазель. Кожаный салон, деревянные вставки в подлокотниках. Приятный ароматизатор. Я, видать, никогда в нормальных машинах не ездила.

— Это «Мерседес»? — спрашиваю. По сути, я знаю одну модель.

— Почти «Мерседес», — говорит он и проворачивает ключ. Слышится рёв мотора. — «Шевроле» эпика. Модель класса «Д».

— Я в них не разбираюсь, — иронично улыбаюсь и смотрю на заднее сиденье.

— Смотри, сколько места, — говорит он мне и добавляет шёпотом: — Это для нас с тобой, если решим покувыркаться.

— Езжай уже! — улыбаюсь. — Кувыркаться он решил!

А сама себе уже нашифровала, как мы будем заниматься этим в машине. Лишь бы у него, наконец, хватило смелости лишить меня девственности. Так тяжело, когда оба партнёра — девственники! Почему я решила, что Сашка девственник? Наверное, потому, что слишком хорошо его знаю. Он классный, да он классный, но девушек в его жизни ещё явно не было, ведь он совсем не умеет с ними обращаться. С одной стороны, это хорошо, когда твой парень — первый и единственный в твоей жизни (а в том, что Сашка будет единственным, я почему-то совершенно уверена), а с другой — вот та взаимная неловкость просто убивает всё на корню. Другой бы уже сорвал с меня всё и завалил на заднем сиденье. А потом ещё заставил бы сосать, пока везёт меня домой и на прощание хлопнул бы меня по попке со словами: «Сегодня хорошо отработала, сучка! До завтра!» И я бы, возможно, терпела такое к себе отношение, если бы любила его, как Сашку. Просто до него мне попадались какие-то уроды, с которыми даже разговаривать неприятно: кривые, косые, перекошенные, с запахом изо рта. Фу-у-у, как вспомню! Как же хорошо, что я Сашку встретила!

Выезжаем на трассу, и он притормаживает.

— Приехали? — спрашиваю я.

— Да, — говорит. — Выходи. Дальше пешком пойдёшь на своих каблуках. — А сам смеётся.

— И чего ты остановил? — Я обиженно надуваю губки и гляжу на него. Как же я хочу, чтобы он разглядел во мне, наконец, сексуальный объект! Чтобы он понял для чего ещё годятся мои губки, кроме того чтобы их надувать. Пока я молодая, красивая и соответствую всем его, даже самым больным, фантазиям хочу, чтобы мною пользовались. Хочу быть нужна ему, нужна во всех смыслах. Чтобы он не мог без меня обойтись ни днём, ни ночью.

— Водить тебя учить буду, — говорит.

— А-а-а-ах, да! — улыбаюсь. Приоткрываю дверь, а там машины гудят и ветер.

— Можно, я тут перелезу? — говорю. — А ты обойди машину.

— Ну, давай.

Я поднимаю ножки и перекидываю их через ручник. На моих ногах — лодочки с огромными каблуками.

— А я могу в таких каблуках водить? — Я смотрю на него.

Он снимает с моей ноги туфлю и гладит мою стопу прямо поверх колготок. Я уже говорила, как я люблю, когда мои ноги кто-то трогает, особенно любимый человек. Это так приятно! Хочу подрочить ему ногами, прямо здесь и прямо сейчас. Но у меня не хватает смелости ему это предложить. А так хочется! Так я действительно помру девственницей.

— В каблуках поведёшь, — говорит он и снова надевает мне туфлю.

«У тебя такие приятные руки!» — думаю я. Хочу сказать… но не могу выдавить из себя ни слова. Перебираю все мысли о нём, все свои фантазии, и понимаю, что он бросит меня, если я начну о таком просить. Он решит, что я сумасшедшая, и будет прав. Так что буду тихо сидеть, как цыпочка, и делать всё, что он попросит, мечтая только о минете. Даже слово такое неприятное. Делать это, я думаю, гораздо приятнее, чем говорить об этом. Скорее всего, мы с ним придумаем какое-то уменьшительно-ласкательное определение для этого дела. Тем более, я собираюсь сосать у него постоянно, утром, днём и вечером, и не отпущу пока вдоволь не насосусь.

«Фу-у-у!» — От таких мыслей мне самой противно. Чёрт, я даже в мыслях себя одёргиваю, что уж говорить о реальной жизни! Здесь я тише воды, ниже травы, примерная девочка, отличница. Только одеваюсь и крашусь, как шлюха.

Сашка обходит машину и садится на место переднего пассажира, пока я перепрыгиваю на место водителя.

— Как тут включается? — спрашиваю.

— Вставь ключ, поверни зажигание, — с видом эксперта говорит он.

Я вставляю ключ — не крутится.

— В другую сторону, — поправляет он и кладёт мне руку сильно выше колена, я даже вздрагиваю.

«Дурочка, ты же сама этого хотела, а теперь испугалась!» — говорю себе, а сама напряглась вся.

— Эта нога отдыхает, ею ты ничего не делаешь. Поняла?

— Поняла, не делаю. — А самой так и хочется сказать: «Подними руку повыше». С одной стороны, мне хочется, а с другой — страшно: что он обо мне подумает?

— А этой, — говорит он и перекладывает руку на мою правую ногу, — нажимаешь газ и тормоз. Газ педаль поменьше, тормоз — побольше. Поняла?

— Ага, — говорю и даже попросить хочу, чтобы он руку не убирал. Но он, судя по всему, и не собирается, просто делает вид, что забыл убрать, и держит руку на моей ноге, слегка поглаживая её в направлении коленки.

— Поехали, — говорит.

Я нажимаю газ, машина ревёт, но не едет.

— Я что, её поломала? — испуганно спрашиваю я.

— Сначала передачу нужно выбрать. Нажимай тормоз.

Нажимаю другой ногой.

— Да не этой! — Он хлопает меня по левой ноге. — А этой. — Гладит по правой.

Я и так соображаю не очень, а сейчас ещё и возбуждаюсь от каждого его прикосновения. У меня мозги вообще не варят. Совсем дура, короче!

Убираю с педали левую ногу, ставлю правую и нажимаю на тормоз. Он меняет что-то на рычаге, попутно объясняя мне про буквочку «Д», но я не слушаю. Я думаю только о его руке лежащей, на моей ноге чуть выше, чем это позволено.

Я отпускаю тормоз и легонько нажимаю на газ. Машина по чуть-чуть катится вперёд.

— Поворот покажи, — говорит он и за меня его показывает, а я вцепилась в руль. Я веду, я реально веду машину, я неплохой водитель, я даже чувствую дорогу.

— Можно чуть быстрее, — говорит он и откидывается на спинку кресла, делая вид, что расслаблен, хотя я знаю, как он напряжён. Я чувствую, как его рука сжимает мою коленку.

«Сашка, спасибо тебе, что ты такой!» Я его сейчас так люблю, что готова расплакаться. Я еду все быстрее и быстрее, никуда не сворачиваю.

Мы подъезжаем к какому-то торговому центру, и он предлагает поменяться местами, чтобы припарковаться. А я и не собиралась учиться парковке, научусь в следующий раз. С меня и так на сегодня уроков хватило.