Разорванные цепи (СИ) - Давыдова Ирина. Страница 14
Именно эти ощущения помогали мне легко справляться со всеми будничными проблемами материнства, ведь Алексей не оказал мне в этом необходимой поддержки. Только мой папа, которому я была благодарна от всего сердца. Егорка был на редкость послушным, улыбчивым, живым, любознательным и непосредственным ребенком, что отмечали все, кто контактировал с ним, но это совсем не влияло на отношения мужа к собственному сыну. Он по-прежнему относился к сыну довольно безразлично и холодно, пресекая все мои попытки исправить сложившееся положение. Я неоднократно заводила разговор на эту тему с Алексеем. Наши ссоры порой перетекали в безобразные скандалы, ведь теперь я предпочитала не молчать, а вслух высказать все претензии мужу. Правда, затевала я их только тогда, когда Егорка не мог их услышать, даже случайно. Я не понимала, почему отец может так жестко относиться к сыну, чем он это заслужил? Но становилось только хуже — муж после ссоры мог неделями со мной словом не обмолвиться, ходил по квартире, не замечая нас с сыном или брезгливо цедил слова, когда ему что-то могло понадобиться. Не знаю, как долго это бы все продлилось, если бы не тот ужасный вечер, когда на мой телефон позвонили с незнакомого телефонного номера и спокойный мужской голос спросил, кем мне приходится Антон Синягин. И услышав, что я его дочь, просил приехать на место аварии, чтобы подтвердить личность, погибшего в автокатастрофе.
Все последующее время, начиная с опознания, похорон и поминок, я помню плохо. Видимо, разум постарался максимально пощадить мои нервы и очистить память от таких тяжелых воспоминаний.
Помнились какие-то люди, постоянно подходившие к нам с мужем и Марго, чтобы выразить слова соболезнования. Маленький суетливый человечек с неожиданно сильным баритоном, который залез на нарытую кучу земли у могилы отца, чтобы произнести заранее заготовленную речь о том, каким замечательным человеком был усопший. А я смотрела на землю, и пыталась осознать, что вон там, на настиле, в помпезном гробу из кедрового дерева, лежит то, что осталось от моего родного, такого любимого, такого нужного и необходимого папки. Что вот тот серьезный и строгий человек, над которым до неузнаваемости потрудились профессиональные гримеры, и есть мой веселый, классный, обалденный, жизнерадостный отец, моя надежная опора от всех горестей и страхов жизни. И которого сейчас закроют крышкой и опустят в эту глубокую могилу, засыпав тяжелой, холодной, неуютной землей, придавив сверху венками и еще свежими, но уже умирающими кучами цветов, как неизменными атрибутами скорби по ушедшему из жизни человеку.
Когда настала пора прощаться и близких попросили подойти, я долго вглядывалась в черты лица отца сухими глазами, пытаясь понять, почему в душе ничего не чувствую к этому телу, как будто там лежит не человек, а тряпичная кукла, только маскирующаяся под тело этого человека. Почему я не могу заплакать над гробом отца и поверить, что папы больше нет и я окончательно осиротела в эти мгновения. Со стороны мое поведение, наверное, казалось непонятным, но я ничего не могла поделать со своим состоянием. Будто я участвовала в каком-то фарсе, а не присутствовала на похоронах собственного отца. А может, все дело в тех успокоительных лекарствах, которыми меня так щедро напичкали по просьбе мужа, испугавшегося моей продолжительной истерики и повторяющихся обмороков, после того, как в развороченной машине, я увидела бездыханное и залитое кровью тело моего отца? И с тех самых пор, приставившего ко мне неизменную медсестру, время от времени подававшую очередную таблетку со стаканом воды. Да, наверное, все дело именно в них, а не в моей непонятной бездушности.
Со смертью папы навалились проблемы, и если за бизнес я не беспокоилась, прекрасно зная, что папа не связывался с криминалом и в последнее время обходил сомнительные сделки стороной, то вот вызов в полицию заставил меня задуматься о том, кому же могла быть выгодна его смерть.
Кто испортил тормоза в машине? И кто мог знать, что папа обязательно поедет вечером за рулем сам? Ведь если бы за рулем, как обычно в рабочие моменты был водитель-охранник, то у отца явно был шанс выжить. Даже следователь подтвердил, что случись все на другой дороге или не на повороте с так, некстати подвернувшимся отбойником, то все было бы не так трагично. Может, папу решили за что-то попугать, возможно он видел или узнал что-то, не предназначавшееся для посторонних глаз? От всех этих вопросов просто пухла голова, да еще и депрессия навалилась. Я начала понимать, какое огромное место в моей жизни было связано с любимым папочкой. И как мне его не хватало. Я действительно осиротела. Постоянно ловила себя на желании позвонить ему на телефон и спросить о том или этом, но ледяным душем приходило воспоминание о его смерти. Что он никогда больше не ответит на мой звонок, не поинтересуется здоровьем дочери и любимого внука, я не услышу его веселый голос и заразительный смех. Еще и Егорка постоянно спрашивал, куда так надолго пропал дедушка и когда же он придет. Я не готова была сказать сыну всю правду о смерти деда, сама не могла в нее поверить окончательно. Все это постоянно держало в нервном стрессе, меня перестало интересовать окружающее, на работе я могла часами сидеть без движения, уставившись в одну точку. Из меня, словно вынули жизненный стержень, который раньше был стальной опорой внутри и помогал мне жить. Этим стержнем был отец, его стремление вложить в меня все, что он знал и умел сам, научить правильно пользоваться тем, что сама природа заложила в меня. Но, после его смерти даже любимая игра на фондовой бирже перестала меня интересовать. Слишком большой удар обрушился на мою психику, и я не готова была его принять, отторгала действительность, чувствуя себя мухой в застывающей смоле. А мне все настойчивей напоминали, что я являюсь наследницей папы, а значит, надо впрягаться в управление семейным бизнесом, ведь от его благополучия зависели судьбы многих людей, в первую очередь, многочисленных сотрудников и членов их семей, которые в большинстве своем жили от зарплаты до зарплаты. И заботиться о судьбе которых, моя прямая обязанность. Хорошо, что Алексей прекрасно справлялся со всеми должностными обязанностями, старался как мог вникать не только в возникающие крупные проблемы, но и в самые маленькие.
За годы правления бизнесом, папой все было отлажено до мелочей, каждый знал свое место и за что отвечает в этой финансовой махине, все жило, работало и крутилось, как единый отлаженный механизм. Но это только в первое время, и долго так продолжаться не могло, нужен был новый генеральный директор с правом подписи и генеральной доверенностью на заключение новых договоров, денежных потоков и многого другого. И если я не хотела этим заниматься, то нужен был сотрудник, что займет это место вместо меня. И я нашла такого человека, который отдал работе в семейном бизнесе вместе с отцом более двадцати пяти лет. По сути, они вместе начинали этот бизнес еще на заре перестройки, вот только Николай Александрович в свое время решил, что ему не по силам постоянно рисковать своим здоровьем и вариться в адском денежном котле, с облегчением уступив это сомнительное право моему отцу, оставшись в фирме наемным работником высшего исполнительного звена. До недавнего времени именно он был правой рукой отца, но без всякой гордости уступил это место Алексею, когда папа решил для престижа фирмы устроить зятя на это место. С тех пор Николай Александрович просто был одним из заместителей отца. Вот такой человек мне и был нужен. Проверенный временем, честный и порядочный, досконально знающий все тайны финансового мира и легко обходящий хитрые ловушки на пути к вершинам этого мира. Надежный и неподкупный, которого я знала с детства.
Вот этому человеку я и доверила детище отца. Я была уверена, что он справится, и фирма будет в его надежных руках процветать и дальше. И очень удивилась, что встретилась с его нежеланием занимать пост генерального директора. Пришлось долго уговаривать и объяснять, почему я именно так решила. Понятно, что женщина с маленьким ребенком на руках, не может полноценно заниматься семейным бизнесом, ей и так дел достаточно, тем более из фирмы никуда и не уходила все эти годы, мне было комфортно на своем месте. Но Николай Александрович искренне не понимал, почему этот пост по праву не займет мой муж Алексей. И что я могла сказать? Как объяснить посторонним людям, что я не так доверяю мужу, как доверяю практически чужому человеку? Как передать в управление Алексею дело, которое для папы стало его ребенком, таким же, как и единственная дочка? Ведь он всю душу вкладывал в его развитие и продвижение вверх. И что внутри у меня все протестует от одной только мысли о таком кощунстве в память, ушедшего из жизни папы? Вряд ли при жизни он сам бы сделал когда-либо такой шаг.