Леди в наручниках - Голдсмит Оливия. Страница 3

Когда за ней наконец захлопнулась дверца машины, она почувствовала непонятное облегчение и попыталась в последний раз увидеть Тома. Но кругом были одни фотографы, и только расстроенное лицо Ленни мелькнуло на заднем плане. Она помахала ему в зарешеченное окно. «Дженнингс — это просто загородный клуб», — вспомнила она слова Тома, когда машина тронулась, увозя Дженнифер от любимой работы, прекрасного дома и обожаемого Тома.

2

ГВЕН ХАРДИНГ

Когда начальнице тюрьмы Гвендолин Хардинг приходилось выступать в женских организациях, она обычно начинала со следующих слов: «Когда я еще училась в школе, меня спрашивали, кем я хочу быть, когда вырасту: медсестрой, учительницей или просто мамочкой. И я отвечала, что хочу стать начальницей тюрьмы, чтобы одновременно быть медсестрой, учительницей и мамочкой». Аудитория обычно смеялась, и Гвен с удовольствием думала, что помогла людям расслабиться.

Если вы кого-нибудь рассмешили, значит, вы сделали его жизнь капельку лучше. Как будто преподнесли ему маленький подарок. Но очень часто после долгого и трудного рабочего дня Гвен бывала недовольна собой. Ей не удавалось улучшить жизнь и быт своих подопечных, не говоря уж о том, чтобы заставить их смеяться…

Сейчас Гвен очень хотелось бы рассмешить пятерых сотрудников «ДРУ Интернэшнл», которые сидели с мрачными лицами в ее маленьком кабинете в Дженнингсе. Она уже не в первый раз встречалась с Джеромом Ларднером, лысым маленьким человечком с огромным кадыком на шее, но не знала остальных сотрудников. Молодые люди и девушки с короткими стрижками и в серых костюмах — они почти не отличались друг от друга.

— Мы собираемся добиться не просто более высокого уровня производительности, — говорил Ларднер. — Мы стремимся выйти на качественно новый уровень эффективности исправительных заведений.

— Какую эффективность вы имеете в виду? — усмехнулась Гвен. — Эффективность исправления наших подопечных или доход от их принудительного труда? Насколько мне известно, тюрьмы никогда не приносили дохода.

— Естественно, — кивнул Джером. — Государственные тюрьмы не приносили, а приватизированные будут приносить доход.

Опять это слово! Гвен снова сказала себе, что не должна обсуждать статистические данные с Ларднером. Как только она возражала против какого-нибудь его высказывания, он принимался давить на нее цифрами.

— Специалисты из отдела реорганизации успешно добиваются повышения производительности труда работников на приватизированных предприятиях, — продолжал бубнить Ларднер.

Иногда у Гвен по пять минут уходило на то, чтобы расшифровать, что стоит за несколькими фразами сотрудников «ДРУ Интернэшнл». Они избегали таких слов, как «тюрьма» и «принудительный труд», заменяя их длинными туманными выражениями. Это могло бы обмануть говорунов-политиков, но не Гвен.

— Вот в этом я ничуть не сомневаюсь, — отозвалась Гвен.

Наконец-то! Ей удалось выжать из них смешок. Пусть это будет ее маленьким подарком. Хотя Гвен подозревала, что они смеялись над ней, а не вместе с ней. Она понимала, что служит сотрудникам «ДРУ Интернэшнл» мишенью для шуток, и это было для нее не ново. Гвен прекрасно знала, что в Дженнингсе многие женщины за глаза называют ее Президентом. Не из-за ее авторитарности, а из-за того, что она была однофамилицей президента Уоррена Хардинга. Ее семья — когда у нее еще была семья — всегда очень веселилась по этому поводу. Гвен и сама готова была посмеяться над этим прозвищем, но начальнику тюрьмы не подобает быть слишком веселым. Впрочем, Гвен заметила, что в последнее время все меньшее число молодых заключенных знали о том, кем был Уоррен Хардинг. С каждым годом уровень образования у ее подопечных падал. На прошлой неделе у нее был шок, когда оказалось, что Флора, руководящая работой прачечной, путает названия европейских государств и их столиц.

— Когда я выйду отсюда, — заявила Флора, — я поеду и Париж.

— Вам хотелось бы побывать во Франции? — спросила ее Гвен.

— И там тоже, — ответила Флора.

Это было бы смешно, если бы не было так печально. Но Гвен предпочла бы посмеяться над чем-нибудь вмеете с Флорой, а не над ней самой. Дженнингс сама по себе слишком мрачное место, и Гвен хотелось, чтобы всем — и заключенным, и охране — хоть иногда было над чем посмеяться. Но, в конце концов, это же тюрьма, не так ли? И она ее начальник, а не клоун. И уж точно не учительница, не медсестра и не мамочка…

Эта работа не принесла Гвен того, о чем она мечтала. На практике все оказалось не так. Должность начальницы тюрьмы не имела ничего общего ни с медициной, ни с обучением, ни с материнством. Административная работа отнимала у нее все больше времени. Руководство персоналом, питание, медицинское обслуживание, обеспечение охраны, борьба с нарушениями тюремного режима… Если бы ей снова пришлось выбирать, она бы с радостью стала медсестрой, учительницей или просто матерью.

Гвен посмотрела на сотрудников «ДРУ Интернэшнл», сидящих перед ней, и тяжело вздохнула. Все это пустая трата времени. Слушая монотонный монолог Ларднера, она думала, что содержание ее работы настолько меняется, что трудно понять, кем же она становится. Все больше и больше бумажной волокиты, все меньше контактов с заключенными и практически никаких программ по профобучению и социальной реабилитации. А главной целью, особенно в последний год, когда в игру вступила «ДРУ Интернэшнл», было сокращение расходов. Штат десятилетиями ничего не тратил на реконструкцию тюрьмы. Гвен с трудом находила деньги даже на необходимый текущий ремонт.

Короче говоря, Гвендолин было абсолютно непонятно, каким образом можно превратить нищую тюрьму для так называемого исправления женщин-преступниц в приносящее выгоду дочернее предприятие международной корпорации. А ведь, похоже, эти идиоты из «ДРУ Интернэшнл» считали, что волшебное превращение должна совершить именно она! Да это было бы не под силу даже самому Уоррену Хардингу, ее знаменитому однофамильцу. Для решения задач, которые Ларднер хотел взвалить на Гвен, требовались знания и опыт в области торговли, производства, маркетинга, рекламы, не говоря уж о капиталовложениях. А вдруг этим надутым индюкам действительно удастся заключить контракт с правительством штата? Когда дело касается чиновников из администрации, то все возможно. Трудно представить себе, какой хаос тогда начнется!

Гвен злилась на стервятников из «ДРУ Интернэшнл». И боялась их. Что, если они выбросят на улицу ее заботливо подобранный и обученный персонал? Что, если ее саму заменит какой-нибудь балабол из молокососов, специалист по маркетингу? В конце концов, Дженнингс — это женская исправительная тюрьма, а не загородный клуб для белых воротничков с Уолл-стрит!

Гвен вспомнила, что как раз сегодня ей предстоит принять под свой кров Дженнифер Спенсер, выскочку с Уолл-стрит, приговоренную к пяти годам пребывания в тюрьме «с режимом загородного клуба». Господи, придумал же кто-то такое название! Загородный клуб! Может, где-то и существуют такие тюрьмы для мужчин-преступников из высших кругов общества, но, насколько ей было известно, для женщин нигде в Штатах не было ничего подобного. Наоборот, все женские тюрьмы были переполнены, нуждались в срочном капитальном ремонте, а заключенные в них недоедали и были лишены нормального медицинского обслуживания, не говоря об остальном. Ничто в Дженнингс не напоминало оздоровительное учреждение.

И каких только подопечных у нее не было! Рядом с жестокими убийцами содержалась, например, бабуля, посадившая в своем садике немного марихуаны, чтобы помочь внуку заплатить за обучение. Ей страшно не повезло. Губернатор штата как раз объявил войну наркотикам, и суды штамповали приговоры за любые преступления, связанные с ними. Мелкая сеть правосудия захватывала акул и килек, но акулы прорывались сквозь тонкие ячейки, в то время как кильки попадали сюда, под ее опеку.

И с этого момента Гвен несла за них полную ответственность. Она давала им кров, пищу и одежду и пытались лечить по мере своих скудных возможностей. И кроме того, нужно было обеспечить охрану и дисциплину таким образом, чтобы поддерживать порядок и одновременно не вызвать открытого возмущения заключенных. А в настоящий момент у нее в штате не было ни одного врача на полную ставку, образовательные программы были просто жалкими, она не могла обеспечить нормального общения с посетителями. Нет уж, пока начальницей этой тюрьмы остается она, Гвендолин Хардинг, здесь не будет ни загородного клуба, ни штаб-квартиры крупной корпорации. Здесь будет место, в котором несчастные, пострадавшие и обозленные женщины изолированы от общества, которое их отторгло. И если у нее найдутся силы и средства, то эти женщины, выходя из тюрьмы, будут хоть капельку менее озлобленными и несчастными и смогут вернуться к обычной жизни. Вот ее мечта.