Леди в наручниках - Голдсмит Оливия. Страница 42
Они вместе проанализировали расходы и доходы «ДРУ Интернэшнл». Затем немного помолчали. Дженни вынуждена была признать, что деловые качества Ленни произвели на нее впечатление.
— Дженнифер, о чем ты задумалась?
— Не знаю, — честно сказала девушка.
— Это связано с «ДРУ Интернэшнл»?
Дженни рассеянно кивнула, затем подняла голову и посмотрела на Флору, Марию и на остальных женщин.
— Здесь ужасно, но может стать еще хуже, — объяснила она. — Я должна сделать все, чтобы не допустить этого.
Ленни кивнул, а Дженнифер придвинулась к нему поближе и понизила голос.
— Понимаешь, я связана по рукам и ногам, — быстро сказала она. — Я не хочу делать ничего, что здесь расценивается как «плохое поведение». Иначе мне добавят срок, а я хотела бы пробыть здесь как можно меньше.
— Я понимаю тебя. Они снова помолчали.
— Мне очень жаль, что так получилось, — сказал Ленни.
— Ты был прав насчет Тома, — призналась Дженни. — А может быть, и во всем остальном…
У нее на глазах выступили слезы. Ленни взял ее за руку.
— Он не стоит твоих слез. Он просто отвратительный желтый скунс.
Дженни засмеялась.
— Как ты сказал? Желтый скунс? Я думала, это магазин в Сохо. — Ей стало легче. По крайней мере, она могла говорить. — Знаешь, на той неделе я попала в карцер… — начала Дженнифер и неожиданно для себя самой рассказала Ленни все, что произошло у нее с Томом.
Ленни молча слушал, сочувственно кивая. Внезапно Дженни спохватилась:
— Я не должна тебя этим грузить. Извини. Но мне просто нужно выговориться.
— Пожалуйста, продолжай. Мне нужно знать, что у тебя на душе. Может быть, тогда я смогу тебе помочь.
И Дженни выложила ему все: о семье, о стычках с Шер, о том, что ей сказала Мовита. При этом она раскачивалась на стуле, обхватив себя руками, но заметила это, только закончив рассказ. Дженнифер испуганно взглянула на Ленни, ожидая увидеть в его глазах неодобрение или презрение, но он смотрел с такой болью и сочувствием, что это потрясло девушку.
— Организация «Международная амнистия» осудила пеницитарную систему США, — сказал он. — Ты знала об этом? Они признали ее худшей в мире. И при этом с 1980 года число женщин-заключенных выросло в пять раз.
— Господи! — в ужасе воскликнула Дженнифер. — Это так ужасно! Знаешь, эти женщины здесь… — Она обвела глазами комнату. — Большинство из них не сделали ничего плохого. Они защищались или просто оказались не в том месте и не в то время. Представляешь?
— Конечно, — подтвердил Ленни. — Я много читал об этом. Вспомни хотя бы Ребекку Кросс, которую приговорили к двадцати годам без права на досрочное освобождение за первое же нарушение закона. Всего лишь за то, что у нее обнаружили наркотики на сорок пять долларов.
— Да, — ответила Дженни. — В это трудно поверить. Хотя, конечно, совсем ни в чем не виноваты только некоторые из них.
— Например, ты.
Она покачала головой.
— Знаешь, боюсь, что я все-таки виновата.
— Как же! — рассердился Ленни. — Это не ты должна была оказаться в тюрьме.
— Да, я знаю, ты предупреждал меня. Но я была жадной и глупой. Искала легких денег.
— Не думай об этом. — Выражение его лица изменилось. Он стал собранным и деловитым. — Давай лучше поговорим о «ДРУ Интернэшнл». Лучше я скажу тебе, что я об этом думаю. Если ты хочешь влиять на события, мы должны попытаться установить контакт с кем-нибудь из правления. Видишь ли, мне кажется, что их принцип очень похож на принцип финансовой пирамиды.
Приватизировав тюрьмы и при этом практически ничего не тратя на поддержание инфраструктуры и на заключенных, они очень быстро сделают большие деньги. А потом продадут свои контракты или же объявят себя банкротами.
— Веселенький сценарий, — вздохнула Дженнифер. — Кстати, Ленни, а что ты знаешь о братьях Рафферти, Брюсе и Тайлере?
— Они суют свои хоботки туда, куда никто другой и на километр не подойдет, — ответил Ленни и тут же густо покраснел. — Извини, я не хотел быть таким грубым.
Дженнифер опустила голову, чтобы он не видел ее улыбки. На Уолл-стрит все ругались, как сапожники, — эвфемизмы здесь были не в ходу.
— Мне нужно выяснить о них вот что: кидают ли они своих партнеров так же, как инвесторов.
— Я не знаю, — серьезно сказал Ленни. — Но это несложно выяснить. Позвони мне во вторник, к тому времени я буду знать. А ты почему спрашиваешь? Думаешь, у них есть какое-то влияние в «ДРУ Интернэшнл»?
— Да нет, это на всякий случай. Признаться, у меня еще нет даже приблизительного плана действий. Я просто выясняю все возможности.
— Хотел бы я, чтобы ты просто вышла отсюда и забыла обо всем.
Дженнифер тяжело вздохнула:
— Том обещал, что он надавит на Макбейна.
— Я бы на твоем месте не верил ни одному слову Тома, — мрачно ответил Ленни. — И аннулировал бы доверенность. Учти: если он начнет подбираться к твоим ценным бумагам, я ему дам по рукам. Заранее предупреждаю.
— Послушай, если он не хочет на мне жениться, это еще не значит, что он вор и собирается намеренно мне вредить! И Дональд никогда меня не обманывал…
Ленни мрачно смотрел в пол, и Дженни нахмурилась.
— Так или иначе, я скоро выйду отсюда. Но я не должна допустить, чтобы другие женщины пострадали из-за спекуляций «ДРУ Интернэшнл». Большинство из тех, с кем я здесь познакомилась, — не преступницы. Они сами жертвы.
Время свидания подошло к концу, но Ленни не уходил.
— Послушай, а почему ты не открываешь коробку, которую я тебе принес? Разве тебе не интересно, что там?
— Еще как интересно, — улыбнулась Дженни. — Я же обычная женщина из мяса и костей. Я всегда любила подарки, а здесь они для нас как манна небесная.
— Все было так красиво упаковано, — вздохнул Ленни. — Но они ее открыли. Теперь стало, конечно, хуже.
Он показал девушке большой красный бант; под ленту была засунута газета «Уолл-стрит джорнел». Было очень красиво: черно-белые страницы и красная лента.
— Не расстраивайся: не поваляешь — не поешь, — успокоила его Дженнифер. — А за газету спасибо — здесь совершенно нечего читать. — Она заглянула в коробку. — О боже! Замечательное мыло! «Флорис»! Как ты догадался, что это мое любимое?
Ленни пожал плечами и покраснел. Но Дженни не заметила его смущения: она наслаждалась разглядыванием подарков. Зубная паста, дезодорант, чипсы, луковая приправа, печенье и целая коробка роскошного шоколада «Ришар». Правда, все упаковки были разорваны, и содержимое частично высыпалось.
— Мне очень жаль, — сказал Ленни, — но они зачем-то все распечатали.
— Искали контрабанду, — равнодушно ответила Дженни и пожала плечами. — Слава богу, хоть не съели. Наша семья будет в восторге.
— Я буду приносить их каждую неделю, если они тебе так нравятся, — предложил Ленни.
Дженни удивленно взглянула на него. Разве мужчины бывают такими милыми и заботливыми? Ну, наверное, бывают. Те, с которыми скучно. Она с интересом взглянула на Бенсона. Этот человек, который приходил к ней и занимался проблемой «ДРУ Интернэшнл», был вовсе не скучным. Он был совсем не похож на того скованного, молчаливого парня, который работал в «Хад-сон, Ван Шаанк и Майклс». Сколько в жизни интересного! Никогда нельзя судить по внешности. Может быть, все мужчины не такие; какими кажутся?..
— Как ты назвал Тома?
— Тома? Желтым скунсом. И он такой и есть.
— Да.
«Может быть, не все мужчины желтые скунсы?» — думала Дженнифер, глядя на Ленни.
— Что с тобой? — спросил он. — Ты стала такая тихая.
— Ничего, — ответила девушка. — Все хорошо.
И она снова опустила руку в драгоценную коробку с подарками.
28
ГВЕН ХАРДИНГ
Звонок переговорного устройства вывел Гвен из задумчивости.
— Миссис Хардинг, комиссия уже собралась. Ждут только вас, — прозвучал из динамика голос мисс Ринглинг.
— Спасибо. Я сейчас выйду.
Сегодня был судный день для Шер Макиннери. Гвен могла сказать об этой женщине только хорошее. Какое счастье, что хоть кто-то выйдет из Дженнингс до того, как здесь начнется этот ужас! Гвен оставалось надеяться, что Макиннери не будет вести себя, как в прошлый раз, и не упустит возможности выйти на свободу. К сожалению, иногда такое случалось. Страх перед большим миром за стенами тюрьмы и раздражение, которое вызывали чопорные самодовольные члены комиссии, заставляли женщин делать глупости. Они вели себя вызывающе или нарушали правила и снова оставались в тюрьме. Но Шер Макиннери была не из «профессиональных» заключенных. Она отличалась разумным поведением, особенно после того, как Мовита приняла ее в свою семью. Подумав об этом, Гвен вздохнула. В пеницитарной системе существовало много правил, придуманных мужчинами для мужчин, которые не годились и были даже вредны для женщин. Одно из самых неприятных требований заключалось в том, что досрочно освобожденные не имели права общаться с заключенными. Для мужчин это имело смысл, так как многие молодые люди, впервые попавшие в тюрьму, перенимали криминальные приемы у опытных мошенников и воров, которые втягивали их после освобождения в свои преступные сообщества. Но женщины — особенно приговоренные к долгим срокам — серьезно привязывались к подругам по заключению и потом могли бы поддерживать друг друга на свободе. Запрещать им вступать в контакт с другими членами их семьи было не только излишней жестокостью, но и приводило к обратным результатам.