Мю Цефея. Только для взрослых - Давыдова Александра. Страница 19

Если что-то шло не так, Лерочка включала динамик и своим звучным красивым голосом строго журила нарушителя или нарушителей. Те тушевались, бранились, бежали в панике, пытались жаловаться на вторжение в личную жизнь — но Лерочка была непреклонна в своих требованиях, а начальство ценило ее исполнительность, порядочность и — в совершенно исключительных, редких и оттого начальством особенно, трепетно любимых случаях — тугую хватку ее тренированного ануса.

Стоит ли говорить, что в клинике Лерочка чувствовала себя на своем месте?

***

Этого посетителя Лерочка видела в первый раз. Он вошел в процедурную сквозь отдельный — конфиденциальность гарантирована! — вход для клиентов, уверенно прошагал к раковине и без промедления принялся за дело. Ни журналы с многопудыми распутницами, затертые, как ни странно, на некоторых страницах до дыр, ни видеодвойка с «Приватовской» и другой, более жесткой порнопродукцией донора не заинтересовали.

С потенцией у него все было в порядке. С техникой — тоже. Лерочка в восхищении замерла по свою сторону зеркала и смотрела, смотрела и смотрела, как самый лучший и самый интересный в мире фильм. За момент, когда зрачок уретры набух багрянцем напрягшихся в предчувствии эякуляции губок, Лерочка единогласным решением голливудских киноакадемиков вручила бы хозяину члена «Оскар», как только у того освободились бы руки.

Сперма у него была красной. Контейнер наполнился густым рубиновым желе почти на треть.

Когда упругие толчки семяизвержения прекратились, альбинос тщательно, словно корову доил, прошелся сжатой в кулак рукой от корня до головки, сцедил остатки семени — несколько алых тягучих капель — в стаканчик, отер хозяйство и руки салфеткой, неслышно вжикнул молнией на джинсах. Завернул крышку, стаканчик поставил на полочку под зеркалом, а потом, словно знал, куда смотреть, глянул Лерочке прямо в глаза — та отшатнулась от неожиданности, пальцы, томно, словно загипнотизированные, ласкавшие чувственный бутон лона, больно сжались, гоня от паха в мозг волну смешанного с болью наслаждения, — и улыбнулся.

Зубы у него были белые, ровные и очень острые.

Альбинос подмигнул ей, взъерошил волосы пятерней и решительным шагом вышел из процедурной.

Лерочка, чувствуя, как дрожат внезапно ослабевшие колени, оперлась о стену и только теперь поняла, что не дышит уже минуту. Жадно втянула, всосала в себя пахнущий антисептиком воздух, потрясла головой, гоня морок, расставаясь с наваждением, чувствуя внутри сладкую, словно после хорошего секса, блядскую бабью истому. Прикрыла глаза, подернутые, словно пруд — ряской, постыдным налетом-поволокой животной, едва удовлетворенной похоти. Потом резко, рывком, открыла и вперилась взглядом в стоящий за стеклом стаканчик — немое свидетельство только что отбушевавшей по обе стороны зеркального барьера страсти. Впору было не поверить глазам.

В контейнере студенисто опалесцировала совершенно обычная на вид жемчужно-белая масса. Никакой тебе волнительной красноты, никакой рубиновой загадки, никакой ало манящей тайны.

Сперма как сперма.

«Померещилось», — подумала Лерочка, отлипая от стены, чувствуя нетвердость в первых шагах и влажную, хлюпающую негу меж ног. Встрепенулась, расправила плечи и вышла из темнушки деловой и подтянутой, как всегда. Полы короткого, едва до колен, халатика развевались вокруг стройных, уверенно ступающих ножек, каблучки туфель деловито стучат, ладони заправлены в кармашки халата большими пальцами наружу — спешит по делам сестричка, некогда ей. В глазах сосредоточенность, в лице целеустремленность, сплошная энергия в движениях — огонь, а не баба!

Пациенты, понуро сидящие на скамейках и диванах в коридорах и холлах, крутили головами, провожали взглядами; Лерочка бездумно улыбалась всем, излучая силу и сексуальность. Мужики непроизвольно подбирали распущенные животы и украдкой расправляли плечи, женщины подозрительно тянули носами, кивая своим мыслям — бабьей своей натурой на подсознательном, животном уровне чувствовали они феромонный дух удовлетворенного Лерочкиного лона и завидовали красивой молодице лютой, истинно женской ненавистью, как всегда завидуют удачливым неуспешные.

***

Клиент приходил раз в две недели, как предписывал стандартный донорский договор. Его днем был четверг, временем — последний час перед закрытием. Действовал всегда отточенно и четко, экономил время и движения, выжимая из каждого мига и фрикции максимум эффекта — в прямом и переносном смысле, — оставлял на полочке под зеркалом щедро наполненный стаканчик, подмигивал Лерочке сквозь стекло и исчезал до следующей недели.

Каждый раз, глядя на то, как за ним там, в зазеркалье, медленно закрывается подтянутая доводчиком дверь, Лерочка с трудом удерживалась от того, чтобы не нажать кнопку включения громкой связи и не окликнуть его. Но горло ее каждый раз пересыхало настолько, что из него выходило совершенно жалкое блеяние — и Лерочка так и не осмелилась, не рискнула сделать то, что хотела. А желание было несказанно сильным — самым острым из тех, что она испытывала за годы после развода, сильным настолько, что в четверги альбиноса, как она незаметно для себя самой стала их называть, Лерочка шла после закрытия клиники в ближайший бар, снимала там мужика и всю ночь гоняла его в постели в хвост и в гриву, доводя до изнеможения и его, и себя, а потом, в пятницу, спала на кушеточке в комнатке с зеркалом, пока другие, не ее, клиенты наполняли литрами своей спермы бесчисленные пластиковые стаканы…

Альбинос пришел десять раз и исчез. Договор был исполнен, к обоюдному удовольствию сторон. Клиент получил неплохую сумму вознаграждения, клиника — десять замороженных в жидком азоте образцов превосходного биоматериала, которые через полгода обязательного хранения при температуре в минус сто девяносто пять с лишним градусов по Цельсию отправятся на благое дело улучшения демографической ситуации в стране — за государственный счет и за счет средств частных клиентов.

Где искать клиента, безо всяких усилий завладевшего ее сердцем и лоном, Лерочка не представляла. То есть нет, представляла, конечно же, — но беспринципность она могла позволить себе только вне стен клиники, оставаясь внутри них оплотом этики и деонтологии. Существовали четкие инструкции, категорически запрещавшие любые контакты сотрудников и клиентов, и Лерочка свято их соблюдала, опасаясь потерять столь прибыльное место. Посему она не стала заниматься детективными расследованиями, а просто позволила событиям развиваться своим чередом. Случайная встреча на улицах столицы — иное дело, это не считается, почему бы и не встретиться за пределами клиники, но…

Что она скажет ему при встрече? «Я подглядывала за тем, как вы мастурбируете, и вы мне очень понравились…» Чушь. «Круто дрочишь, чува-ак!» Бред. «Я немножечко провидица и поэтому знаю, что мы с вами как никто совместимы на сексуальном уровне бытия… да трахни же меня, в конце-то концов, животное!..» Очень смешно.

Чем был сейчас занят белокожий донор? Сдавал ли сперму в другой, как две капли похожей на эту клинике? Возможно. Обнимал подругу, жену, любовницу? Не исключено. Гладил по головам детей, таких же светлых до бесцветности и по уши влюбленных в отца? А-а-а…

Тоска накатывала волнами, в такт посвисту ветра, засыпавшего столицу опавшей листвой и принесшего на радиоволнах странные новости об инфекционной анемии, поразившей город на излете осени, и продолжающихся исчезновениях бомжей на окраинах. Лерочка бесцельно крутила верньеры настройки на радиоцентре в ординаторской, смотрела, как дождевые капли ползут по зареванному стеклу, хандрила, скучала, грустила — а потом вдруг оказалось, что она знает, что должна сделать, и жить сразу стало легче и веселее.

***

Процедура ЭКО — дело непростое, если не сказать нешуточное. Требуется лабораторная стерильность и толпа специально обученных людей: акушеры-гинекологи, эндоскописты, анестезиологи, сестры всех профилей, рангов и категорий. Чем выше категория, чем большим количеством наград, титулов и превосходных степеней может похвастать клиника, в которой работает эта команда, — тем дороже обходятся в ней каждые сутки пребывания, а их из вас, поверьте, выжмут немало.