Мю Цефея. Только для взрослых - Давыдова Александра. Страница 50

Сквозь какофонию стонов пробился отчаянный крик Мэри:

— Постой!

Шальной луч смерти изуродовал агента Оквуд, как криворукий дизайнер — фигуру человека при обтравке в фотошопе. Но из последних сил она достала из кармана яйцо и подняла как можно выше.

— Вот! Возьми с собой!

— Нет! — донеслось из тарелки. — Нет!

Глаза Мэри закрылись, руки обмякли, но яйцо застыло в воздухе, словно пойманное невидимым сачком, а потом плавно полетело к тарелке и прошло через ее обшивку так, будто не было ее совсем. Сознание агента Оквуд угасало, в конце тоннеля она видела бескрайние березовые рощи и слышала шелест осиновых листьев, а потом закончилось и это.

Тарелка ястребом пролетела сквозь раскаленный тоннель, поднялась над поверхностью планеты, раскрыла гравитонные крылья и яростно заклекотала на всех частотах. Инстинкт и яйцо гнали Момотаро в созвездие Ориона — и быстро. Нейроны в мозгу перестраивались на ходу, мысли путались и лепили странные, незнакомые слова: «птенчичек хочет в кроватуленьку». Мэри назвала бы их овуляшными, но ее рядом уже не было.

И все же самым последним усилием воли Момотаро сфокусировался на воспоминаниях о любимой земной женщине, взглянул на штат Вайоминг с высоты в двадцать километров и ударил всей мощью лучей смерти по мантийному плюму Йеллоустоуна.

— Это еще не конец истории, а новое начало, — пробормотал он. — Мэри была настоящей, и ради нее я сделаю Америку настоящей снова.

Над континентом мрачно поднимались вулканические тучи, на Fox News орнитолог объяснял ошалевшим американцам особенности гнездования у кукушек, в Белом доме президент Гандаму подносил к виску ствол пистолета, а глубоко-глубоко под землей экипаж ядерного подземного дрона готовился к разносу за сорванную эвакуацию агента и дружно разгадывал тайну цифр 28.71.99.170. Храбрая Маша Дубровская успела кровью написать их на полу перед самой смертью.

Фантастический секс (Юрий Некрасов)

Наташа Егорова, не подозревая худа, готовилась рожать. Судя по календарю, ребенок ее обещал быть Водолеем. Врачи мило улыбались роженице и ласково ставили уколы. Этой зимой в третьем отделении районного роддома Получертинска лежало немало будущих матерей, только-только переступивших порог совершеннолетия. Наташа не была приятным исключением из правил. Рожать она решила по ту сторону брака, по первому, так сказать, зову природы.

По натуре своей незлобивая и добрая девушка, Наташа была крепко подпорчена работой в комиссионном магазине, а потому не стеснялась в выражениях по поводу прочих беременных девушек в поле зрения.

— Глянь, какая коровища, — шептала она подруге Клавдии Огурцовой, украдкой показывая на соседку слева, — двадцать лет девке, а уже такая жопа! Просто аэродром, а не задница.

Клавдия почтительно хихикала. Достоинств в ней не наблюдалось никаких, ни лицом она не удалась, ни грушевидной фигурой, зато природа щедро наградила ее умением слушать, за что Клавку любили все остальные продавщицы в комиссионке.

— Ой, Клавусик, лежу я тут, как статуэтка, и хоть бы Колик ко мне заглянул. — На последних словах Наташа без особого успеха пыталась заглянуть Клавусику в лицо и прочитать там всю правду о милом Колике. Местного красавца и кутилу Николая Савоськина знала вся округа. Был он славен как своими алкогольными похождениями, так и неуемной страстью к прекрасному полу. И дня не проходило без очередного районного амура. Пожалуй, даже участковый Гришкин, по молодости отменно грешивший со всеми подряд, не мог соперничать в славе с этим молодым Казановой. Наташа понесла от Николая и по наивной младости лет, а также полному отсутствию жизненной мудрости надеялась затащить его под венец. Да, страсть творила с ней поистине удивительные дела.

Клава, разумеется, обо всех планах подруги была великолепно осведомлена, но молчала по одной увесистой причине. Вчера, после киносеанса в клубе «Светлый Луч», Колик нетрезво попытался подбить к ней клинья, что, безусловно, льстило и позволяло рассчитывать на многое. Коля неспроста слыл великим любовником. Даже Клавка с ее мизерным постельным опытом, начавшимся с водопроводчика Митьки и им же закончившимся, была свято уверена: все мужики в постели разные!

— Ой, — охнула вдруг Наташа. — Что это? — На простыне проступили мокрые пятна. — Воды отходят?! Клавка, дуреха, рожаю!

— Все в порядке, Наташенька, — залепетала непослушными губами Клава, — зайду завтра, узнаю, как ты, и Коленьке все передам, обязательно!

— Рожаю, мать твою, дура! — восторженным голосом завопила Наташа на всю палату. — УРА!

Медсестра Марфа Тимофеевна с пониманием покосилась на беснующуюся пациентку. Небось схватки еще не начались, вот и радуется. Ничего, успеет еще поорать и по другому поводу. Слепая пифия, не понимая, о чем пророчествует, медсестра тонко предугадала события последовавших безумных часов.

— Воды отошли в положенное время. — Врач Филипп Филиппович задумчиво почесал переносицу. — Плод находится в правильном положении. Схваточки вот-вот начнутся.

«Скорее бы уж», — в нетерпении металась по постели Наташа. Перед ее мысленным взором сияло одно лишь божественное лицо. Обожаемый Колик. Любимый, нежный, небось шляется сейчас, козел, по бабам, пока она тут разрешается от общего плода их любви.

Наконец пришли схватки. Плотные тугие толчки, как будто кто-то мял гигантскими пальцами ее живот. «Вот ведь, мать твою, больно-то как!» — поразилась Наташа и приготовилась к яростным, спринтерским родам.

— Не тужьтесь так, милая, — нежно, по-отечески посоветовал доктор. — Так и задохнуться недолго.

«Без тебя знаю, лысый козел», — Наташа старалась дышать глубоко и ровно, как учила ее бабушка лет десять назад. Старушка сидела с внучкой днем, после школы и от нечего делать рассказывала в деталях, как родила всех своих восьмерых детей.

— Показалась… — Акушерка не вовремя подавились и странно закашляла.

— Что случилось, Катя? — Доктор, почуяв неладное, подошел ближе. — Это еще что такое?!

Наташа с великим трудом, схватки выпивали все силы, подняла голову и попыталась заглянуть себе между ног. Мешал живот. Еще, а-а-а-а-а-а, как больно, еще сантиметр… Снизу торчала какая-то металлическая штука!

— Эй, доктор! — Наташа панически закрутила тазом, словно пыталась сбросить пугающую штуку на пол. — Уберите это на хрен! Что вы мне там засунули?!

— А-а-а-а!!! — По лицу врача было видно, что еще минута, и он сорвется и кинется бежать. Подальше, прочь от жуткого ребенка Наташи.

Но тут предмет, торчавший у нее между ног, высунулся еще дальше и… оказался головой!

— Где это я? — захрипела она грубым, простуженным голосом. Голова в старинном, обшарпанном шлеме оказалась мужской, с длиннющей светлой бородой и густыми бровями.

— Где, где?! — рявкнула Наташа. — В пизде!

— Мать моя гномша, эк ведь занесло! — изумился мужик и споро полез наружу. Показались плечи, обтянутые ржавой кольчугой, потом могучий торс, наконец, гном высвободил руки и, цепляясь за край кушетки, вытащил остальное хозяйство, включая огромный зазубренный топор. Все это время Наташа выла и корчилась в ожидании убийственной, разрывающей нежную плоть, боли, но все прошло на удивление гладко и спокойно. Схватки, словно гном и был ее ребенком, прекратились, а живот, прежде возвышавшийся над кушеткой маленьким холмом, заметно опал.

— Мужики! — заорал гном, приставив ладони ко рту и обращаясь непосредственно к Наташиной промежности. — Нету здесь никого! Вылезайте!

И не успели все в палате ужаснуться — доктору тихой сапой удалось сбежать, а вот акушерки были на грани, что называется, вот-вот скопычусь! — как из Наташи, один за другим, потянулись: трубач с огромной, до блеска начищенной трубой, три кирасира с алебардами наперевес, облезлый барабанщик с не менее обшарпанным барабаном, какие-то варвары в засаленных шкурах и с дубьем наперевес, цельных пять рыл, знаменосец с двухметровым штандартом, его пришлось проталкивать отдельно, а под конец выпрыгнул молодой красавец с кавалеристской выправкой, задумчиво оглядел комнату, пробурчал: «Коней придется бросить, — сплюнул и добавил: — И тачанку!» — на чем, собственно, временно все и остановилось.