Самые хорошо продуманные планы (ЛП) - Фантом Стило. Страница 24

Марк резко дал по тормозам, и Лили, пронзительно взвизгнув, упала на приборную панель. Машина вильнула, круто развернулась, и когда они, наконец, остановились, то оказались прямо посередине дороги.

— Ты что, издеваешься?!? Ты и в самом деле тупая сука, — прорычал он, выхватив устройство у нее из рук и внимательно его разглядывая.

Лили задохнулась от ярости.

— Да пошел ты, Марк, ты тоже не знал, что он там! — выкрикнула она.

Он оглянулся, но ничего не сказал.

— Они отслеживали тебя через эту пачку денег.

— И...чем это нам теперь грозит?

— При таком раскладе это грозит нам тем, что сейчас они думают, будто мы направляемся на север.

— И что?

— А то, что теперь мы направляемся на запад, — проворчал Марк и, запустив двигатель, дал по газам.

На самом деле, они продолжили свой путь на север, в небольшой городок под названием Тонка. Добравшись туда, Марк оставил отслеживающее устройство в маленьком отеле.

После этого они повернули на запад, прямо в пустыню. В сумке у Марка оказалась потрёпанная карта местности, намного древнее той, которую он забрал из машины Лили. На карте была отмечена старая дорога для внедорожников, или, может быть, для военного транспорта, она не могла сказать точно. Просто пунктирная линия, ведущая через пески. Она волновалась, но доверилась ему, когда он повёл машину в ночь.

Они ехали долгие часы, вокруг не было ничего, кроме яркого света фар на песке. Она сняла ботинки и, сместившись вниз на сиденье, положила голые ноги на приборную панель. Лили грызла кожу у ногтя большого пальца, потом резко остановилась, задумавшись, сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз мыла руки. С тех пор, как она принимала нормальный душ.

«Там было столько крови. Кто бы мог подумать, что в голове у человека может быть столько крови?»

— Сколько тебе было, — вдруг произнесла она. После долгих часов молчания, ее голос казался глухим и хриплым.

— А? — переспросил он, взглянув на нее так, словно совсем забыл о том, что она тоже здесь.

— Сколько тебе было лет, когда ты впервые убил человека? — спросила она, наконец, развернувшись и глядя на него.

В машине было довольно темно, но огоньки приборной панели отбрасывали свет ему на лицо, и она увидела, как на мгновение он сжал челюсть.

— Пятнадцать.

— Ого, так рано.

— Это не было работой, — добавил он. — Я не был... я не был таким, как сейчас.

— И каким же ты был?

— Молодым и глупым.

Она вздохнула.

— Расскажи мне о себе, Марк.

— Зачем?

— Ну, за тем, что у нас куча свободного времени, и, возможно, после этого я стану меньше тебя ненавидеть, — предложила она, чем заслужила легкую улыбку.

— Я родился на Гаити, — начал он, и она удивленно уставилась на него.

— Серьезно? Никогда бы не подумала!

— Мои родители были американцами. Они жили там в коммуне с кучей других американских хиппи-благодетелей, учили местных детишек английскому языку, учили народ заниматься сельским хозяйством, обрабатывать землю и прочей херне. Каждое лето мы проводили по четыре месяца вКи-Уэст, поэтому я не был на Гаити совсем уж «своим», — пояснил он (прим. Ки-Уэст — остров и одноименный город в США, часть архипелага Флорида-Кис).

— Твои родители были «хиппи-благодетелями», а ты наемный убийца. Как такое могло случиться? — спросила она.

— А как специалист по кредитованию из Кливленда стал перевозчиком контрабанды для русской мафии? — парировал он.

— Туше. И я не была специалистом по кредитованию. Я занималась бизнес-счетами.

— На остров обрушился страшный ураган. Мы жили на побережье, поэтому он сильно нас задел. Мои родители погибли вместе с большей частью коммуны. Я был тяжело ранен. Формально я являлся американцем, поэтому меня должен был забрать «Красный Крест», или ФАЧС, или что-то в этом роде (прим. ФАЧС — Федеральное агентство по управлению в чрезвычайных ситуациях — подразделение Министерства внутренней безопасности США, занимающееся координацией действий по ликвидации последствий катастроф, с которыми не способны справиться местные власти). Но меня вывезли с кучей местных детей и оставили в больнице, где я около двух недель пролежал без сознания. Когда я, наконец, пришел в себя, мне потребовалось еще больше времени, чтобы ко мне вернулась память. К тому времени все организации, проводящие спасательные операции, уже покинули остров. Я понятия не имел, что делать. Мне было восемь лет, в Штатах я никого не знал, у меня там не осталось родственников. Вся моя семья погибла. Меня отправили жить в какой-то приют для сирот. Странный ребенок, совершенно не говорящий по-французски, явно не входил в число тех, кому они стремились помочь, — закончил Марк.

— Но я слышала, как ты говорил по-французски, — вспомнила она.

— Oui. Я научился. Когда мне было двенадцать лет, я сбежал из приюта. Присоединился к уличной банде, занимающейся контрабандой наркотиков. Когда мне было пятнадцать, на меня напали при перевозке. Я воткнул нож в горло тому парню. Я даже не задумывался об этом. У него был пистолет, у меня был нож, я просто знал, что должен сработать наверняка.

— И тогда я понял, что способен на большее, чем на контрабанду каких-то там наркотиков. Я убил человека. Внезапно я перестал быть напуганным мальчишкой. Я стал ценным ресурсом, кем-то, кому не ведом страх смерти. Я спёр всю выручку, полученную от той партии наркотиков, и свалил с Гаити. Пробрался на теплоход до Ямайки, там купил удостоверение личности, затем сел на другой теплоход в Пуэрто-Рико. Прилетел в Майами, потом начал пробиваться в мире организованной преступности. Можно сказать, «оттачивал свое ремесло», — объяснил он.

— Как вышло, что парень из криминальных кругов Майами стал работать на русскую мафию? — поинтересовалась она.

Марк пожал плечами.

— Я очень преуспел в своей работе. Провернул пару серьёзных заказов, пробил себе дорогу к восточному побережью. Пока я был в Джерси, со мной связались люди из группировки Пшеничникова. Наняли меня, чтобы кое-кого убрать. Моей работой остались довольны, и обо мне заговорили в других группировках. Я переключился на Европу, и следом за мной шла моя профессиональная репутация. Много заказов в Армении, Сирии, Украине, по всему восточному региону, ведущему в Россию.

— Сколько тебе тогда было? Когда ты впервые связался с русскими? — завороженно спросила она. Её несчастные пять лет казались ей бесконечностью, и вот перед ней человек, который, в буквальном смысле, провел всю свою жизнь в мире криминала.

— Пшеничников… Мне было... двадцать два? Может, двадцать три? — предположил он, потирая подбородок.

— Сколько тебе сейчас?

— Тридцать.

— Ого.

— Что так?

— Ты выглядишь старше.

— Сука.

Она всё равно улыбнулась.

— Не на много. Но тебе нравится? Тебе действительно нравится быть таким человеком? — продолжала спрашивать она.

— Разумеется. Я зарабатываю кучу денег, разъезжаю по всему миру, и, без преувеличения, делаю все, что захочу и когда захочу. Да, чёрт возьми, мне это нравится, — усмехнулся он.

Лили немного помолчала, размышляя над его словами.

— В данный момент, ты делаешь совсем не то, что хочешь, — тихо проговорила она, повернувшись обратно и глядя в лобовое стекло.

— Да, в каждой работе есть свои нюансы.

Она не ответила, пристально вглядываясь во что-то сквозь лобовое стекло.

— Что это? — наконец спросила она и, подавшись вперед, попыталась получше рассмотреть то, что виднелось вдали.

Впереди что-то поблёскивало. Он тоже наклонился к стеклу, затем хрипло рассмеялся.

— Это город. Мы почти дома, дорогуша.

Назвать это городом язык не поворачивался — Нема больше походил на деревню. Одни камни, песок и ослы. Ну, ещё пара машин и пара верблюдов. Люди смотрели, как мимо проносится их автомобиль. Марк нахмурился и продолжил движение; через некоторое время они оставили деревню позади.