Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф". Страница 41
— Не поприветствуешь гостя, а, Илэни? — хрустнув пальцами, обратился иронично Раджед, стряхивая с себя остатки усталости. Хотя, признаться, сил он истратил преступно много. Проклятая волна едва не сгубила его. Как он ни старался, но последствия столкновения упрямо ощущались. Чародей отгонял от себя мысли, что враг, возможно, сделался за многие годы сильнее него. Янтарный льор не имел права проигрывать. По меньшей мере, ему не позволило бы самолюбие. Хотя на самом деле… нет, говорить о долге перед чужой планетой казалось слишком напыщенно. Лучше уж определять это жгучее стремление к победе как удаль воина.
Раджед просчитывал, с какой стороны атакует Нармо. Трепещущая алым туманом аура чародея кровавой яшмы ощущалась где-то поблизости, но он упрямо маскировал свое присутствие. Он мог выпрыгнуть из потайной двери или внутреннего портала за зеркалом, отделиться от жутковатых змей и драконов, изображенных на мрачном плафоне. Мог атаковать каждый миг из-за спины, стряхнув с себя маскирующую магию. В чужой башне у пришельца не было преимуществ, зато хозяева питались магией самоцветов. Впрочем, башня Нармо осталась там же, где и крепость Раджеда — на западном материке.
— Здоровья тебе желать? Еще чего! Чтоб ты окаменел! — пренебрежительно фыркнула чародейка, едва заметно прикоснувшись к прозрачному сизому камню, который украшал ее собранные в сетку длинные волосы, свешиваясь на белый высокий лоб. Ее талисман — дымчатый топаз. Для ячеда просто драгоценность, одна из многих на строгом, но дорогом платье королевы, расшитом по корсажу узорами темных каменьев. Зато для льора — безошибочный ориентир, от которого исходила энергия. Иные камни пели, перешептывались, а этот отчетливо шипел, как бесприютный ветер, затерявшийся среди склепов и пещер.
— Решила показать своих новых питомцев? Дешевые игры! Глупая выдумка праздной кокетки, — пренебрежительно бросил Раджед, наблюдая, как из зеркал полезли полупрозрачные тени, каждая из которых сжимала сотканный из дыма клинок.
Илэни не отвечала, только сцепила степенно руки, высокомерно наблюдая из-под полуприкрытых век. Она точно всегда спала наяву. И являлась ли вообще живой? Раджед уже и сам не понимал, что нашел когда-то в этой ледяной статуе. Он ведь всегда стремился к жизни, может, иногда к пустой суете, но не к мертвенному покою. Удивляло, почему чума окаменения столько лет обходила топазовую башню, ведь ее хозяйка давным-давно окаменела изнутри. В ее сердце царствовал лед, что не растопил бы ни один огонь — ни пламя пожарища, ни ласковое солнце весны. Ее считали одержимой, проклятой. Один Раджед когда-то в этом усомнился, не поддался на общую молву, но ныне ненавидел Илэни, считая ее безумной.
Картину изображенных на потолке драконов, которые разрывали своих жертв, тоже соткало жестокое сознание чародейки. Ее душу пропитали темные тени, которые ныне лезли страшной выдумкой из зеркал.
Раджед вскинул сияющие когти, вспарывая первый силуэт. Призрак распался, как морок тумана на рассвете. Но на смену ему выпрыгнули еще десять. Янтарный льор небрежно махнул когтями, отражая удары мутно-прозрачных клинков, но тени не исчезли: они распались нематериальным облаком и вновь собрались. Их атаки мешали сосредоточиться, чтобы понять природу магии, породившей их. Дымчатые топазы — это очевидно, но каждое оружие чародеев содержало еще немало хитросплетений и формул. Магия — сложное искусство, и нерадивых ее учеников в войне льоров уничтожили первыми.
Тени представлялись одной из самых сложных форм колдовства, материальные, рассыпающиеся при малейшем ударе, одновременно несокрушимые, собирающиеся вновь. Они выползали из многочисленных зеркал. И вскоре уже не хватало когтей, чтобы разорвать их уплотнявшийся круг, напоминавший осаду скелетов-змей.
«Нармо копируют? Спасибо за тренировку перед поединком, Илэни!» — саркастично отмечал стиль боя янтарный льор. Но чтобы проговорить это вслух не хватало времени. Воздух отсчитывал четкие вдохи и выдохи, быстро циркулируя через мехи легких. Обширная зала сделалась тесной, мелькали разноцветными пятнами мрачные кариатиды. Скорость перемещений помогала уклониться от ударов и совершить резкий выпад, прорубая себе путь вперед, пока не сомкнулись ряды. И над толпой своих клонов маячила Илэни, к которой яростно прорывался льор, потому что чародейка загораживала лестницу, что вела прямо в подземелья.
Борьба на чужой территории изначально не сулила легкую победу, но количество ловушек неприятно удивляло. Пару раз они разверзались черными дырами посреди драгоценных пород дерева, совершенно незримые для ячеда и тщательно замаскированные для льора. Но Раджед успевал увернуться на краю, обойти или испепелить, пока из зеркал лезли новые тени бесконечной анфилады отражений. Бесконечной… Отражений… Мысль пришла неожиданно.
«Теперь они копируют мой стиль боя», — заметил янтарный льор. Все завязывалось на зеркалах и тех, кто смотрелся в них. Льор изначально подозревал, что существует какая-то нить, связывающая все тени, за которую достаточно потянуть, чтобы распутать этот сгущавшийся клубок.
Раджед устремился к зеркалам, ударяя по ним когтями, уклоняясь от взмаха меча. Все же не удалось — удар пришелся по касательной вдоль лопаток, лезвие распороло драгоценный камзол, пробив магический щит. Боль на пике адреналина почти не воспринималась сознанием. Рубашка прилипла к спине, немного останавливая кровь. Все внимание устремилось на разбитое зеркало, вся концентрация пришлась на уничтожение дурной бесконечности отражений. Замкнутый круг прерывался: теней становилось меньше, но они все еще выпархивали дымом из-за стекол. Кому принадлежит отражение? Человеку? Нет. Зеркалу? Нет. Зазеркалье оказалось подвластно той, что общалась с мертвецами.
Илэни недовольно изогнула тонкую бровь — единственная эмоция на бесстрастном бледном лице. Только топаз слегка светился, а в его глубине, казалось, таилась сама тьма. Чародейка на вид бездействовала, только плотнее сцепила руки, когда Раджед устремился к следующему зеркалу. Но под его ногами вновь разверзлась воронка. Маг резко оттолкнулся от ее края, устремляясь к расписному плафону в прыжке, достойном леопарда или рыси. Уродливый дракон на картине исказился от удара когтей и магии, когда льор уцепился за потолок, оглядывая поле боя с вышины.
Лишь для того, чтобы в следующий миг обрушиться сияющей бурей, разносящей все зеркала. Не просто так он останавливал те смерчи, что насылал Сумеречный Эльф в демонстрации своей мистической силы. Илэни едва успела выставить магический щит, что-то прошипев.
Тени посыпались осколками, как будто удивленно озираясь, Раджед же переходил на новое видение. Кариатиды и росписи более не существовали для него, все состояло из линий магии, рычагов, за которые достаточно потянуть, чтобы свернуть весь мировой порядок. Но не всем доступно, большинство из таких потайных механизмов укрывались даже для льора.
Наверное, Страж Вселенной ведал, как управлять ими, но в разгар битвы хватило и самых простых. Раджед обернул магию чародейки против ее приспешников, загоняя их в воронку, которая только недавно намеревалась поглотить его самого. Тени скребли по полу, цеплялись мечами за узоры паркета, но ничто не спасало их от силы, которая затягивала магнитом в недра черной дыры. Туда же неумолимо тянуло и саму Илэни, лицо женщины исказил самый настоящий испуг. А Раджед мстительно скалился, он все еще оставался под потолком, вцепившись когтями. Он с торжеством наблюдал, как топазовая чародейка судорожно пытается переменить исход боя. Янтарный льор предвкушал тот миг, когда злодейку затянет ее же ловушка.
Одновременно он рассматривал все еще не просто мир, а линии, их переплетения, целый рисунок мироздания. Что-то новое, неизведанное. Может, об этом и говорил Сумеречный Эльф? Может, это он и видел каждый миг? И… сходил с ума. Теперь казалось очевидным, почему — сотни скрытых смыслов, нитей, которые вели за пределы дворца, даже за пределы Эйлиса. Куда? Через необозримые просторы Вселенной? Но все созерцание этого ослепляющего мира захлестнул и стер гнев, стоило вспомнить об Илэни и о том, что где-то там, в подземельях, томится София. Раджед решил, что его посетила галлюцинация от перенапряжения, и в тот миг отчетливее ощутил рану на спине. Но это так — мелочи, хотя к боли и за четыреста лет сложно привыкнуть.