Гробницы пустоты (СИ) - Титов Роман Викторович. Страница 38

– Знаешь, думаю, мы сбежали из пекла не ради того, чтобы дрейфовать в океане, у которого нет ни конца, ни края. Если собрался умереть, стоило покончить с этим сразу, разбившись о черный звездолет, к примеру.

Ее слова заставили меня выдавить кислую усмешку:

– А вы умеете утешать, Тассия.

Выражение лица шаманки было мне неведомо, но я представил, что она скептически изогнула бровь.

– А тебе нужно утешение?

Я ненадолго задумался. Затем выдал:

– Нет. Не думаю.

– Вот и мне так показалось, – кивнула она и без спроса опустилась в кресло. – Пустые слова ничего не изменят. Мекета во всяком случае они точно не вернут.

Проследив за ней взглядом, я поинтересовался ровным, как мне казалось, тоном:

– И это главная причина? Или вам просто все равно?

Шаманка чуть дернула головой:

– Ты только не считай меня бессовестной скотиной. Я хотела бы помочь, честное слово, Риши. Но от боли такого сорта помогает время, а не банальщина. Тебе необходимо самому разобраться в своих чувствах и прийти к правильному выводу. Сейчас, когда твоя душа особенно восприимчива к темным энергетическим потокам, прислушайся, кому принадлежат эти чувства: тебе или все-таки Тени?

Прислушаться к пустоте? Смешная.

Резко поднявшись с лежака, я прошелся по каюте и, скользнув мимо шаманки, замер у стола. Обложка древнего манускрипта Аверре смотрела на меня витиеватым символом Адис Лейр. Сложное плетение букв, всегда казавшееся мне фантастически-прекрасным, вдруг превратилось в дешевый оттиск, каким украшают риоммские открытки для туристов. Никакой вдохновляющей магии. Ничего.

– Я не знаю, что чувствую, – сказал я наконец и вдруг потянул руку к книге. Инстинктивный порыв, ничего более. – Вроде бы похоже на боль, но от злости. Причем на самого себя, на свою глупость. – Не прикасаясь к ней, я без каких-либо мысленных усилий заставил книгу подняться в воздух и распахнуться с легким шелестом. – Ведь я не спас его, а должен был. – Одна за другой хрупкие желтоватые страницы трактата стали сминаться в ком, а я даже не замечал этого, сосредоточившись лишь на том, что гложет меня изнутри. Глаза опять заволокло проклятыми слезами. – Весь этот чертов склад до камушка я бы забросил в шлюз, стоило только пальцем пошевелить. – Бумажный ком затрепетал и вдруг начал медленно тлеть у краев. – А брата не смог! Единственного человека, который любил меня и заботился обо мне, не сумел спасти! – Я сжал ладонь в кулак, вложив в это движение всю злость, что выплескивалась через край. Казалось, будто призрак пронесся сквозь меня с утробным воем. Тлеющий трактат обернулся пеплом в ту же секунду и серой пылью рассыпался по столу. Я вздрогнул и испуганно уставился на Тассию. Меня мучал вопрос: – Что со мной не так?!

Шаманка долго смотрела на останки того, что некогда было одной из самых значимых рукописей в истории лейров, потом перевела взгляд на меня и сказала:

– На этот вопрос невозможно ответить с наскока. Но ты, судя по всему, начинаешь признавать Тень частью себя.

Я вспыхнул, врезав ладонью по столешнице. Да так, что бумажная зола взметнулась в воздух и разлетелась по каюте.

– Опять вы об этом! Сколько можно?! На уме одни только Тени! Как это вообще связано с тем, что произошло?

Спокойно выдержав мой выкрик, шаманка ответила:

– О, это очень тесно связано с произошедшим, и мне удивительно, что ты этого еще не понял. – Ее тон сделался менторским: – Не забывай, я вижу эмоции, которые ты так отчаянно хочешь скрыть за маской боли и ярости. Их отголоски влияют на твою проекцию в теневом мире, от которого ты так усердно отгораживаешься. Тебе нравилось ощущение силы, но ты не хотел понимать ее сути. Только использовать. Бездумно, на уровне инстинкта. И как итог – смерть Мекета от выстрела Треззлы, который ты не предвидел.

Воззрившись на шаманку, я потрясенно захлопал глазами. Во всех смыслах, это были не те слова, что я ожидал от нее услышать.

– Так вы согласны, что это моя вина? – спросил я, мысленно презирая себя за то, что все-таки хотел, чтобы она дала отрицательный ответ.

– Обвинять себя ты можешь сколько душе угодно, – сказала Тассия мягче, – и как бы я ни убеждала тебя в обратном, мои слова не избавят от сомнений. Ты по-прежнему будешь думать о том, как могли бы сложиться события, поступи ты иначе. Только истина такова, что никому из нас, даже самым искушенным повелителям Теней, не дано знать все наперед. Ты действовал так, как счел разумным. Признай это и отпусти. Иначе смерть твоего брата окажется напрасной.

Я задохнулся от вдруг нахлынувшего на меня острого желания ударить старуху. Хорошенько врезать по защищенной дыхательной маской физиономии, чтобы она как следует подумала над тем, что говорит.

– Напрасной? – вскрикнул я, чувствуя, что снова утопаю в горячей и липкой злобе. – А какая сейчас от нее польза, а?!

Ее ответ был невозмутим:

– Польза в том, Риши, что ты еще жив.

Вся злость мгновенно испарилась, оставив после себя лишь усталость. Я присел на край лежака и прикрыл глаза ладонью.

– Мне так паршиво, что словами не выразить.

– Окажись оно иначе, я была бы разочарована.

– Для вас это все еще эксперимент? – спросил я, глянув на шаманку между пальцев. Удивительно, но едва-видневшиеся сквозь маску черты лица огианки вдруг показались мне до неприятия уродливыми. Игра света, быть может?

– Эксперимент? – качнула головой шаманка. – Нет. Но я чрезвычайно довольна тем, как ты повел себя в столь сложной ситуации.

– Если вы забыли, Тассия, эта ситуация стоила моему брату жизни.

– Нет, я этого не забыла, Риши. И тебе вовсе не нужно снова впадать в ярость. Книги созданы для чтения, а не для того, чтобы их обращали в золу.

Последнее замечание прозвучало пощечиной, на которую я предпочел не отвечать. Трактат Аверре нельзя было сжигать, верно, но он олицетворял собой все то, к чему я отчаянно стремился и из-за чего в итоге потерял единственного родного человека, чье тело до сих пор тлеет на пепелище Глосса.

– Что тебе сейчас действительно нужно, это попробовать занять себя чем-то, – выдержав паузу, сказала шаманка. – Работа – лучший лекарь от отчаяния. Я видела на камбузе кое-что из продуктов. Почему бы тебе не приготовить что-нибудь поесть?

Я слегка опешил от такого предложения. Она это серьезно?

– Не припомню, чтобы вы чем-либо питались.

– Все живые существа в нашей Галактике чем-нибудь да питаются, – меж тем заметила шаманка. – Не будь врединой, Риши. Пойди и займись нашим ужином.

– А как же корректировка курса и так пугавшая вас вероятность потеряться?

– Пока корабль на автопилоте, ничего критического, думаю, нам не грозит.

– Почему мне кажется, что вы умеете гораздо больше, чем готовы признать?

– Потому что тогда я утратила бы восхитительную возможность изображать из себя немощную старуху. К тому же, есть большая разница между умением просто делать что-то и делать что-то хорошо.

На этих словах шаманка покинула каюту, а я остался в одиночестве гадать, чем же кормить огианку.

Не особенно веря в то, что простой и немонотонный труд хотя бы временно разгонит мрачные тучи, витавшие над моими мыслями, я, тем не менее, перебрался в камбуз и принялся осматривать имевшийся в наличии провиант. Я и забыл, как давно что-либо готовил. Обычно этим занимался Мекет, когда, конечно, не заставлял перебиваться стряпней в таверне Мар’хи. Он же отвечал и за пополнение провизии, так что очевидно, ничего, кроме сухих пайков и питательных брикетов для быстрого разогрева, мною найдено не было. Интересно, что из вышеперечисленного вдохновило Тассию на желание перекусить?

Вскрыв один брикет, я рассыпал его содержимое по двум глубоким плошкам, залил густым зеленым соусом, добавил ломтики вяленого мяса мурафы и отправил на разогрев в микроволновку. На вид блюдо было так себе, на вкус, если честно, – тоже, хоть и считалось вполне неплохой заменой тем отвратительно пахнущим корешкам, которые обожал подавать Толиус. Завсегдатаи таверны знали, что у ее хозяина свой особенный взгляд на кулинарию, но поскольку никому не хотелось обижать старого мекта, все ели и молчали. Так и повелось.