По течению (СИ) - "Сумеречный Эльф". Страница 49

Доктор складывал обратно свои инструменты; в голове помимо мыслей плыли записи в ненастоящий блог:

«Итак, я решил, что должен спасти хотя бы этих двух страдалиц, ну, и самому выбраться. Признаться, до того я тоже только плыл по течению. Это отвратительно. Но что у меня было теперь? По сути, ничего. Я все так же торчал в этой проклятой крепости. Пару раз мне случилось подштопывать самого главаря. Все-таки он просто человек, а жизнь здесь у всех нелегкая. Выслушал я при этом такие ругательства, каких представить раньше не мог. Правда, адресовались они не мне, а врагам. Такое чувство, что главарь просто был невосприимчив к боли, особенно, когда обкуривался дури. А дурь здесь курили все, ей же иногда накачивали и Салли. Я пытался держаться до известного времени, хотя все вокруг предлагали. Конопля и прочая дрянь здесь служили и обезболивающим, и веселящим. Я знал, что пробовать нельзя, но, похоже, это был единственный способ не свихнуться. Надеюсь, Нора ничего не заметила. Хорошо, что все считают ее моей собственностью, это единственный способ ее защитить. Все-таки у них есть какие-то законы. Уж если кто-то что-то (кого-то!) купил, то лапы прочь. Надеюсь, что так».

— Ну что? — вдруг раздался голос Вааса. Главарь сонно шатался по аванпосту, видимо, еще были какие-то дела, однако «батарейка» уже садилась, он уже растирал виски и переносицу, подергивая плечами, неспособный устоять на месте. Для чего-то он зашел поинтересоваться, сколько «боевых единиц» вычитать после оказания помощи выжившим. Бен как раз хотел кое-что рассказать; он отправил женщин, умолчав о последнем раненом. Выглядел он хуже остальных, впал в забытье, хотя в крепком мускулистом теле все еще плескалась бестолковая жизнь.

— У этого позвоночник сломан, долго не протянет, — сообщил Гип, выбирая как можно более нейтральные выражения. В штабе мигала лампочка, отбрасывая на лица и стены искаженные тени, скрипели нешлифованные доски. Снаружи бились на ветру рваные красные тряпки, обозначавшие, помимо флага на флагштоке, кому принадлежит аванпост.

— Пристрели, — кратко бесстрастно бросил Ваас, но потом передумал. — Хотя нет, на*** патроны тратить. Зарежь.

Бен подозревал, что именно такой приказ ему отдадут. Ему, тому, кто не имел права нарушать клятвы, не имел права брать в руки оружие, участвовать в пытках и экспериментах над людьми. Но это же просто пират, безнадежный, обреченный от своего пребывания на остров, пропащий с рождения, наверное. Просто кусок мяса, сброд, шваль, быдло. Человек.

Скальпель дрожал в руке, а в голове перемешивались непоследовательные призраки противоречий: «Клятва… Почему маньяки так редко используют скальпель? Клятва… Маньяки…»

Тут Ваас, безнадежно покачав головой на нерешительность доктора, выхватил скальпель и резко провел по горлу умиравшего, который очень быстро затих, издав пару булькающих звуков и брызнув фонтанчиком крови. Прервалось его дыхание, прервалась жизнь. На лице Вааса не дрогнул ни мускул. От собственных мыслей — буря эмоций, театр одного актера. От пыток и казней ракьят — гневное веселье. От убийства союзника — ничего.

— ***! Бен, я все забываю, что ты у нас Гип, — загадочно заключил Ваас, то ли тоже вспоминая о наличии древней клятвы врачей, то ли основываясь на каких-то своих измышлениях, а затем глянул на скальпель. — Кстати, отличная штуковина, нет, правда, как я раньше не обращал внимания?

Он повертел медицинский нож в руках, рассмотрел лезвие и, поигрывая, присвоил на ходу себе, с предвкушением бубня при уходе, почесывая короткую эспаньолку:

— Выпотрошу пару пленников. Или для начала на Салиман опробовать…

Бен похолодел, он желал в тот момент придушить главаря, перегрызть его мощную шею, наброситься со спины со вторым скальпелем или иным острым инструментом, чтобы главарь захлебнулся своей кровью, как тот пират, страдания которого были прерваны.

«Не смей трогать Салли!» — глухо прорычал Бен, сгорая от гнева, но с места не сдвинулся.

Комментарий к 12. Калейдоскоп событий

Вот такая глава, где появляются мельком герои из игры. Вернее, показаны их действия. И побег главного героя, и убийство его брата, и продажа его друга. Но главные персонажи в этом фф, конечно, другие. Надеюсь, для разочаровавшихся Бен смог как-то оправдаться в этой главе. Еще Нору хотелось чуть лучше раскрыть.

Понимаю, что глава большая. Но автор решил, что будет 20 глав, значит, будет ровно 20.

Перевод эпиграфа:

Падаю в бездну,

Проскальзываю сквозь трещины,

Проваливаюсь в глубины… Вернусь ли я когда-нибудь?

Не молчите, ценю всех читателей, радуюсь любым отзывам. Всем удачи!

P.S. В следующей будет экшен и NC.

========== 13. Отвращение и восхищение ==========

I’ll follow you, wherever life goes,

But I’ll always be aside

In the shadow, in the light.

Яркая тропическая бабочка неосторожно села на запыленный мелкий цветок, где ее и настигла рука бесцельного естествоведа. Салли схватила насекомое за изрядные резные крылья. Яркая! Переливающаяся! Свободная! Девушка восторженно рассматривала короткоживущее создание, смиренно сложившееся высушенным листом, какие обычно закрепляют в гербариях, предварительно расплющивая и распрямляя между страниц тяжелой книги. Но в этом экспонате теплилась жизнь, испуганно шевелились черные тростинки-лапки с цепкими ворсинками.

Девочка держала бабочку за крылья, сидя возле скелета недостроенной лодки. Она рассматривала добычу и тихо ненавидела весь свет, изредка дотрагиваясь до синяка на скуле, оставленного рабыней-ракьят еще утром. Ни за что. Просто так. От беспричинной зависти, будто она так жаждала, чтобы ее пытали по прихоти безумца. Хотя верно говорят, что психи не могут управлять людьми, а вот садистам нередко достаются бразды правления, и никто не защитит от них. Никто.

Уехали утром все, включая Нору. Та доказала, что может неплохо помогать Бену. Но ее обещали вернуть через пару дней. Ваас тоже укатил, не уточняя, куда и зачем. Если уж Гипа с собой потащили, значит, где-то далеко творилось что-то нехорошее. Полевой хирург при спокойной жизни не мог понадобиться. Отправились на запад в объезд горной гряды. А дальше — неизвестно. И лучше не думать. Оставили только нескольких раненых, думали, что делать с тем пиратом, который стал одноногим. Он не хотел умирать и пытался доказать, что сгодится на что-то, что может быть снайпером и схожий бред. Половину врал, конечно. Но что не скажет человек, который хочет жить? Даже если это вовсе не жизнь, а бессмысленная мука.

Бабочка в руке то замирала, то испуганно перебирала лапками, с ее крыльев осыпалась пыльца — Салли ненавидела даже это создание. Внезапно в ней пробудилось нечто, что хранилось за гранью сознания, «черный фрегат» с алой грудью, которая приобрела свой цвет, потому что в сердце у птицы торчал острый нож, и оно бессильно кровоточило. Но капли вязкой влаги обращались в яд. Девушка осклабилась, глядя на насекомое, жалкое и податливое. Вот над кем была ее власть!

Цепкие костлявые пальцы схватили яркие крылья и медленно, с наслаждением изверга, оторвали их от тонкого тела, смяв и искрошив папиросной бумагой. Вся красота осыпалась витражной пыльцой: вместо яркого зрелища оставался жалкий черный червяк с усиками и тонкой талией. Теперь девушка упивалась их сходством, отпуская обескрыленное творение природы, позволяя ему измученно ползти в пыли. Салли, сама не замечая когда, заплакала, тихо прерывисто вздыхая, глотая горечь, всматриваясь в причинение ущерба живому существу. Как же они были похожи! Они могли бы быть красивыми, нежными, будто сладостная греза. Но что же вместо того?! Подрубленные, обреченные, бессмысленно ползущие без цели и надежды.

Девушка подвинула ногу и медленно раздавила то, что осталось от бабочки, этого несчастного незаметного уродца. Без крыльев бабочка становится мерзким червяком. В кулаке все еще сжимались и едва слышно потрескивали остатки крыльев. Салли утирала слезы, размазывая по щекам остатки душистой пыльцы. Она причинила боль, она изувечила, чтобы кто-то стал похожим на нее, чтобы понял, каково это — жить, но ни для кого не существовать. Влачащие своей путь с ножом в груди или спине неосознанно желают умножать свои ряды от вечного выедающего их одиночества и непонимания. И неважно, что от этого не легче, и неважно, что зависть более счастливым не исчезает.