Опалённые (СИ) - Поляков Влад. Страница 40

- Прямо домой, никуда заезжать не будете?

- Куда уж тут заезжать,- отмахнулся я. – Устал после всех сегодняшних хлопот. А если что надо было купить, так о том пусть у Ларисы голова болит. Поехали уже, Феодор.

Ага, водитель Феодор, охранник Фёдор. Надо же было как-то разделять обращения, а по фамилиям почему-то обращаться не хотелось. Вот и использовал архаичный и современный варианты имени. Странное чувство юмора во всей красе. Они, что ни говори, смертники, которые об этом даже не догадываются. Невозможно, чтобы эти двое ожидали угрозы со стороны того, кого им поручили охранять. Для одного лишь предположения чего-то подобного надо обладать очень своеобразным мышлением и весьма высоким, гибким интеллектом. Явно не их случай!

Тот ещё интересный нюанс. Если интеллект среди чекистов попадался довольно часто – особенно в сравнении с иными большевичками – то с гибкостью всё было куда как сложнее. Лишь у верхушки, да и то далеко не у всех. Менжинский, Артузов, те же Трилиссер с Аграновым – это исключения, а вовсе не правило. Взять того же зампреда ОГПУ Ягоду или начальника отдела Бокия. Первый откровенно тупоумен, второй – классическая серая посредственность. Оба выделяются лишь повышенным уровнем исполнительности, а первый ещё и жестокостью ради неё самой. Если же взять начальника Оперативного отдела Паукера, так там вообще мрак и ужас. Типичный лакей, подхалим и шут низкого пошиба лично при Сталине-Джугашвили. Вечно пытающийся рассказывать анекдоты, не гнушающийся бегать для «великого вождя» за любыми мелочами, всячески проявляя предельную услужливость. Был бы у Паукера хвост – вилял бы на зависть любой собаке. И где тут ум? У халдеев с ним вечная беда.

Радующая тенденция, если умные вроде Артузова и Менжинского замещаются Паукерами и Ягодами. Ограничены, предсказуемы, бессмысленно жестоки, не особо пригодны к мало-мальски тонкой игре. Прелесть для понимающего противника… для нас, агентов РОВС,

Хорошо, удалось немного отвлечься, окончательно успокоив нервишки. Хватило минимума времени. Да и вообще. времени на то, чтобы доехать от здания ОГПУ до моего дома требовалось совсем немного. И там нас уже ждут… с нетерпением.

Рука на инстинктах гладит находящийся покамест в кобуре пистолет. Не револьвер системы «наган», упаси меня от этого дерьма все боги и демоны! Это раньше я не мог особенно возражать против стандартного оружия. Сейчас же, получив не самое низкое звание и довольно весомый авторитет, легко заменил недостойное называться нормальным оружием недоразумение на «парабеллум». Обычный, конечно, ибо «артиллерийскую» модель с её несуразно длинным стволом таскать на поясе крайне неудобно. Как по мне, сейчас это лучший из имеющихся пистолетов. Меткость, неплохая пробивная способность, дальность, слабая отдача. Что ещё надо для того, чтобы сродниться с ‘этой моделью?

Жаль. Сегодня я буду стрелять из своего любимого оружия, но исключительно в не способные к сопротивлению цели. Двух же способных оказаться не просто беззащитными жертвами должна прикончить Лариса. Если ей это удастся сразу и без проблем – хорошо. Нет? Вот тогда вступлю в игру я, но убивать буду не из своего пистолета. Подобное было бы верхом идиотизма. На такой случай у меня за поясом одна из моделей «браунинга», а именно «FN Model 1910». Стандартный представитель семейства, но для боя на близкой дистанции вполне пригоден. Семи патронов в магазине более чем достаточно, хотя выпустить придётся все или лучше почти все. Создание иллюзии огня на подавление – важная часть замысла.

Почти приехали. Автомобиль замедляется, вот-вот и вовсе остановится. Свет фар, равно как и довольно тусклый свет фонаря, освещают знакомую фигуру Ларисы. Хорошо стоит, правильно. Её видим мы, но вот из окон дома заметить крайне сложно. Виден лишь силуэт, а вот опознать личность и даже половую принадлежность – это уже очень непросто.

Да уж… Если оба Фёдора чему и удивились, так исключительно тому, что Лариса Фомина появилась в мужской одежде. А затем удивляться стало просто некогда. В руках девушки, ранее засунутых в карманы плаща, появились два пистолета: системы «коровин» и «браунинг» первой модели. Почему именно они? А что нашлось у похищенных людей Трилиссера, то и надо было использовать. Это Ларе повезло, что никто «маузером» не баловался. Стрелять из подобного массивного оружия ей было бы куда сложнее.

Стрельба с двух рук… Редкое умение, мало кем тренируемое, зато очень полезное. Я заранее знал, что будет, поэтому и вытянулся вдоль сиденья, одновременно нащупывая ручку, открывающую дверцу авто. А надо мной пули рвали воздух, пробивали стекло, плоть, застревали в спинках сидений и обшивке салона.

Вываливаюсь наружу, уже успев выхватить свой «браунинг», заранее снятый с предохранителя и с патроном в стволе. Что я вижу? Обмякшее тело Фёдора-охранника. Готов, правки тут точно не требуется. А вот Фёдор шофёр уцелел. Как раз сейчас тоже выбирается из автомобиля, уже с «наганом» в руках, который отплёвывается свинцовыми осами в сторону Ларисы. Не особо прицельно, но разумно, ведь так есть шанс что-то сделать, хотя бы сбить ей прицел. Ранен… плечо. Только вот рана явно не смертельная, хотя и лёгкой её не назвать.

Плевать! «Браунинг» в моей руке дважды дёргается, и вот уже живой человек становится однозначно мёртвым. Как тут выжить то, с развороченным двумя пулями затылком? Взгляд в сторону Ларисы… Отлично, она всё поняла и раздаётся своеобразный свист, сигнализирующий нашим людям о том, что нужно немедленно доставить сюда «статистов», они же «реквизит.

Та-ак, рядом с Ларой из тени буквально выныривает Ларионов, который тащит за собой одну из мишеней. В глазах этого человека безграничный ужас, но сказать ничего не может. Толстый мягкий шарф, он работает ничуть не хуже кляпа, а следов для криминалистов не оставляет. Руки тоже связаны мягкой тканью, не оставляющей на коже следов. А с другой стороны… Павел Игнатьевич. Улыбается, видя, что всё прошло без сколь-либо заметных огрехов. Тоже тащит «реквизит», но у того ах глаза закатились, человек явно пребывает в полуобморочном состоянии. И молчание. Сейчас не та ситуация, чтобы говорить. Единственные раздающиеся звуки - периодические выстрелы, создающие впечатление продолжающейся перестрелки. Иначе было бы странно – сначала интенсивная стрельба, затем затишье, а потом ещё несколько выстрелов. Не-ет, странности это совсем не то, что нам нужно. Необходима обычная картина покушения, пусть и неудачного. Отсутствующие загадки, однозначное толкование произошедшего – как раз то, что и предусмотрено по плану.

Бросаю старому отцовскому другу «браунинг», даже не беспокоясь о его падении. Столь опытный человек его легко на лету поймает. Точно так… Поймал, после чего прицелился в меня и замер, ожидая Ага, так и должно быть. Сначала я из своего официального «парабеллума» должен прикончить «реквизит», а только потом ранят меня. Будучи раненым, стрелять… то ещё удовольствие.

Выстрел, ещё один. Живот и грудь – «реквизит» рядом с Павлом Игнатьевичем не жилец. Совсем. А остальные пять пуль уходят в сторону второго. Три в цель, две в пустоту. Специально. И сразу же выщёлкиваю магазин «парабеллума», загоняя на его место запасной. Поворачиваюсь с Ставрогину, кивая в знак того, что готов. Тот, уже давно успевший убрать «кляп» и связывающую руки «реквизита» ткань, стреляет. В меня… Правый бок обжигает словно огнём. Больно, но терпимо. А вот вонзившаяся в бедренную мышцу пуля взрывается в голове ослепительной вспышкой боли, чуть было не заставляя меня упасть. С-сука! Боль… сильная, не утихающая. И извиняющийся взгляд Павла Игнатьевича. Он всё понимает, от души сочувствует, но помнит, что я сам это предложил и даже настаивал на такого рода достоверности.

Палю из пистолета как бы в направлении отступающего врага. «Враг» - это Павел Игнатьевич, успевший вложить «браунинг» в руку трупа и резво уходящий в ту сторону, где его и Ларионова ждёт автомобиль с сидящим за рулем Олегом, третьим членом группы. Автомобиль угнан, потом его не просто бросят, а сожгут ко всем херам, чтобы ни единой улики не осталось. По дороге он ещё и свежую кровь из флакончика разливает. Дескать, сумевший уйти участник покушения ранен. А чья кровь? Да бесы ведают, наверняка какого-нибудь совершенно постороннего человека.