Бросай! (СИ) - Кор Саша. Страница 33

– Я так и подумал. Как вышло?

– Стабилизатор.

– Ничего себе!

Солнечный парень стал подтягиваться на турнике, и разговор временно прервался. Но, едва спрыгнув на пол, Хьорно, пыхтя, заговорил снова:

– Я хоть сам налажал. Ну, в прошлом году. Нельзя было так заходить. Видел же, и все равно. А у тебя и вовсе чушь какая-то. Настройка или что?

– Механики говорят, производственный брак.

– Ну это уж и вовсе один из миллиона! Или тебе всегда так везет?

Тэнс рассмеялся и помотал головой.

– Нет, такого со мной еще не было.

Хьорно хмыкнул, вскарабкался в седло грава-имитатора, механизм которого немного просел под его весом. Провел пальцем по скобе, но кнопку запуска так и не нажал. Задумался.

– Интересно получается на самом деле. Вот ты весь такой нормальный современный человек. И вдруг происходит какая-то чушь. И как-то задумываться начинаешь, что ли.

Тэнс уставился на него с любопытством.

– Ты веришь в полосатое проклятие?

– Конечно, нет! – Хьорно рассмеялся, но отвел глаза. – Я же не говорил про «верить». Я говорил про «задуматься». Просто вот лезет в голову, и все. Понимаешь?

– Понимаю. – Тэнс кивнул и сел на пол. – Я тоже в него не верю.

Они снова замолчали. Тэнс полагал, что думают они оба примерно об одном. Никто не верит в полосатое проклятие, но это не мешает ему настигать того, кто носит полосатую куртку. И ведь нельзя сказать, что у всех одна и та же схема, с каждым происходит что-то свое, но – провал за провалом. Кто носил чемпионские цвета два года подряд? Единицы. Особенно удачливые единицы. Тэнсу вдруг стало ужасно интересно, чем же в действительности может оказаться полосатое проклятие. Что-то психологическое, должно быть. Почему ученые до сих пор не исследовали такой удивительный вопрос? Выяснили бы точно, что происходит, и спортсменам больше не пришлось бы выдумывать себе проблему. И без того спорт – прибежище всевозможных суеверий.

– А мы с тобой в одинаковых условиях нынче, – усмехнулся он. – Оба после травм, да еще и проклятие это, в которое мы не верим.

– Мне попроще, – заметил Хьорно. – Ты же нынче полосатый.

Вот паршивец! Или он это не нарочно? Не в правилах Солнечного парня пытаться выбить противника из седла таким способом, психологически. Наверное, просто ляпнул, не подумав. Но ведь если застрянет в голове мысль, не вышибешь. Тэнс решил вернуть этот удар, просто из принципа.

– А ему, похоже, все равно, проклятию. Оно вон и некоторых недополосатых поражает.

Хьорно рассмеялся.

– Ну, это еще не точно. У него что угодно может быть. Но вообще ты прав, наверное. Чтобы Боссу так не везло именно на Чемпионатах… Нет, это неспроста.

– На этом Чемпионате ему везет.

– Везет. Противники достаются удобные. Напрягаться не надо. Но после такого проиграть в финале вдвойне обидно! Забавные формы принимает эта пакость.

Тэнс на минуту задумался, а потом вдруг расхохотался во весь голос.

– Слушай, о чем мы с тобой говорим? Ты только подумай: всерьез обсуждаем полосатое проклятие!

Хьорно тоже развеселился.

– А куда деваться? Его же для нас выдумали!

***

Из спортзала Хьорно возвращался, посмеиваясь, но время от времени встряхивал головой, будто надеялся вытряхнуть из нее застрявшие мысли. А мысли и впрямь вертелись странные. Вот Тэнс, он рассуждает так, будто тоже верит в проклятие.

Хьорно попал в грависпорт почти случайно. С самого детства родители заталкивали его в различные спортивные клубы, чтоб как-то справиться с неуемной энергией мальчишки. Попробовав с десяток видов спорта, Хьорно остановился на игре с мячом. Ему понравилась сложность, риск, накал страстей. И только сама гонка имела значение. Проигрывая, он не заламывал руки и не крушил стены кулаками. Он всегда искренне поздравлял победившего его соперника, восхищался его игрой и спрашивал, когда можно будет сразиться снова. Нет, Хьорно любил побеждать. Просто поражение никогда не становилось для него трагедией, не заставляло потерять веру в себя.

И так продолжалось до тех пор, пока он не выиграл Чемпионат Мира. Тоже почти случайно. Просто оказался в отличной форме, и с жеребьевкой повезло, и вообще разобрал азарт. Хьорно никогда не строил амбициозных планов. Да, рубился бешено, да, работал, не жалея себя, но просто потому, что ему это нравилось. Он обожал совершенствовать свое тело, становиться сильнее, и однажды просто оказался самым сильным. Не намеренно, но закономерно.

И тогда – он вынужден был это признать – что-то изменилось. Что-то внутри него самого сдвинулось. Отношение к гонке, наверное. Полосатая форма вдруг заставила его ощутить ответственность. Не только перед собой, но и перед теми людьми, которые болели за него. Которым нравилось видеть его чемпионом. Хьорно вдруг обнаружил, что не может с прежней легкостью относиться к поражению. Он словно больше не имел на него права.

Хьорно отлично помнил, о чем думал, когда заходил в тот безумный вираж. Он очень хотел победы. Он запретил себе даже думать о проигрыше. Это его и подвело. Солнечный парень всегда мощно дрался и виртуозно владел гравом, но риск за пределами здравого смысла никогда не был его стилем. Он знал, когда остановиться, ведь игра – это только игра. Но не в тот раз. В тот раз он был готов на все. И проиграл.

А может, это оно и есть? Черно-полосатая куртка давит на тебя, вынуждая совершать несвойственные тебе поступки. Ты меняешься сам, да и люди смотрят на тебя по-другому. А потом называют это полосатым проклятием, не замечая, что сами его и навлекли.

Но уже у самых дверей номера Хьорно вдруг остановился, поскольку понял, что, несмотря на все размышления и выводы, по-прежнему хочет выиграть. Столь же сильно, как в прошлом году. Поражение не принимается. Эта игра перестала быть просто игрой.

***

«Майэн» и «МТА» устроили на старте любимую всеми зрителями толкотню. Гонщики подъезжали к барьерам, от души хлопали по протянутым к ним рукам, перешучивались, задирали соперников. Хьорно и тут всех обошел. Когда чемпионы, положив шлемы на седла, вместе въезжали на площадку, Солнечный парень вдруг прижался бортом к борту Ниммитона и принялся выжимать его на ограждения, изображая голосом тарахтение старинного двигателя. Тэнс рассмеялся и довольно чувствительно ткнул его кулаком в бок. Хьорно перестал дурачиться, широко оскалился, надел шлем и выполнил свой любимый трюк: докатился до линии старта, стоя на корме, чем вызвал бурю восторгов. Тэнс добрался до места без спецэффектов, но зато успел попозировать перед целой толпой журналистов.

Невозможно было сказать, кто встретил сегодня более горячую поддержку. Фанаты поделились пополам: за левым ограждением царил синий цвет, за правым – зеленый и желтый. Но многим просто было интересно взглянуть на битву чемпионов. Большинство зрителей сами не смогли бы сказать, за кого болеют сейчас, и потому они орали слова поддержки обеим командам сразу.

Только когда загудел таймер, все немного успокоилось. Гонщики спешно закрывали визоры, ерзали в седлах, устраиваясь поудобнее, и Барн даже подвинул локтем Тэнке, когда ему показалось, что тот встал слишком близко. И после десятого гудка команды веером рассыпались по полю.

В этот раз долго носиться по полю не пришлось. И десяти минут не прошло, как в наушники посыпались короткие команды менеджеров. «Барн – двенадцать». – «Тэнке, бери левее!» – «Тэни – десять». – «Зэц, вправо». – «Сэн – семь». – «Канта, разворачивайся». – «Мирк, восемь». – «Хьорно, ты близко, жми!»

Хьорно покрепче стиснул коленями бока грава, навис над приборной панелью и прибавил ходу. Его охватил знакомый азарт. И еще то чувство, которое он осознал только этим утром: что гонку нельзя проиграть.

Барнис так быстро, как мог, стремился к двенадцатой отметке, прижимая мяч к груди. Он не знал, где находится капитан команды, но мог предположить, что если тот несется в сторону десятки, то их пути пересекутся. Вполне вероятно. Наверняка Тожно устроил так, чтобы мяч как можно раньше попал в руки чемпиона. Но тут из поворота выскочил кто-то желто-зеленый и с силой врубился в борт Барна. Тому с трудом удалось удержаться в седле. Мяч вздрогнул и почти вывернулся, чудом зацепился за край защиты локтя.