Данте - Голенищев-Кутузов Илья Николаевич. Страница 21

Обозленный Данте ответил своему насмешливому приятелю, что за обжорство ему придется подписывать на пергаменте векселя и что в конце концов он очутится в долговой тюрьме. Тогда Форезе предлагает Данте вернуть в Сан Галло все, что он оттуда взял, это лучше, чем глумиться над собственной бедностью. Сан Галло, известная во Флоренции больница для бедняков, и богадельня Санта Мария помещались в пригороде Сан Галло, за городскими стенами. Форезе задели нападки Данте, и он бросает гневно своему родственнику: «Мы нищие, зачем же, объясни, у нас ты деньги клянчил?» Здесь неясный намек на то, что у брата и сестры Данте — Франческо и Таны (Гаэтаны) больше средств, чем у самого Данте, и что он хочет, чтоб они его содержали. Форезе предрекает Данте печальный конец в богадельне около Порте Пинти. Насмешка Форезе особенно зла и полна пренебрежения к семье Алигьери, так как этот приют для нищих был основан в XI веке семьей Донати, которая оказывала ему помощь и в XIII веке. Сонет кончается: «Я вижу в Пинти божий дом, где трое из одной тарелки жрут, а третий Данте — в одежонке драной». Тогда Данте окончательно разъярился и написал сонет, в котором подвергается сомнению даже супружеская верность матери его адресата, Монны Тессы:

В ответе Форезе много неясностей, но суть выражена в стихе:

Затем говорится о каких-то неудачных операциях старого Алигьеро Алигьери, который менял золотой (аквилин); далее Данте упрекается в трусости и в том, что он бесчестно заигрывает со своими врагами.

Конечно, портрет, нарисованный Форезе, не соответствовал гордому характеру Данте, и в этом поэтическом диалоге была крайняя сатирическая гиперболизация, оскорбляющая и унижающая.

Но через несколько лет, в 1296 году, Форезе умер. Данте, злейший враг его брата Корсо, поместил их сестру Пикарду Донати в рай. По-видимому, Данте любил своего беспутного и острого на язык родственника и собутыльника, дружба с которым была скорее постыдной, чем почетной. В чистилище (а не в адских рвах!), где наказываются чревоугодники, Данте встречает Форезе и говорит ему:

Форезе со слезами вспоминает свою жену Неллу, ту самую, которую Данте осмеял в первом своем сатирическом сонете. И все-таки Форезе остается тем же, кем он был на земле при жизни. Речь его в «Чистилище» Данте выдерживает в манере их былой перебранки:

Данте, успокоенный, идет дальше, зная, что его другу будут в конце концов прощены и обжорство и злоязычие.

В те дни, когда Данте и Форезе обменивались язвительными сонетами, Гвидо Кавальканти стоял несколько в стороне от Данте и вряд ли мог еще называться его первым другом. По-видимому, до него дошли грубоватые и даже местами непристойные сонеты, достоинства которых Гвидо оценить не мог. Он возмутился и после долгого молчания послал Данте сонет, полный укоров, горечи и разочарования, звучащий прощальным реквиемом былой дружбе:

Высокий поэт и строгий моралист был не прав. Со своих высот он не понял, что Данте может все и что ему нужно все. Он должен был соединить в себе и тонкую прелесть сладостного нового стиля и политическое негодование провансальских тенцон в боевых и политических песнях провансальских трубадуров, и шутку уличных гаеров, и логическую размеренную речь болонских юристов. И он не мог ограничить себя одним стилем, высоким, средним или низким, он научился еще неведомому искусству эти стили мешать, нарушать традиции жанров, чтобы ладья его свободно плыла, повинуясь лишь его творческому гению. Посмотрите, как в «Божественной Комедии» говорит Форезе Донати о бесстыжих флорентинках. Это голос комического поэта-горожанина. Данте может от комического перейти к трагизму, не уступающему в силе шекспировскому. И лучше всего мы можем понять Данте через творческий путь Пушкина.

Глава девятая

Черные и белые

Джанно делла Белла сошел со сцены. Злейший противник магнатов был уничтожен, но остались «Установления Справедливости». Магнаты, занимавшиеся торговыми делами, бывшие в ссоре с богатыми пополанами, по-купечески помирились. Иногда эти мирные сговоры сопровождались уплатой значительных сумм «за кровь». Однако многие из бывших «первых людей» оказались вытесненными новыми, если не в торговле и банкирских делах, то в политике.

В июле 1295 года положение магнатов улучшилось, так как приоры были привлечены на их сторону. Магнаты стали снова укреплять свои башни и дома. Новый Капитан народа, присланный из Неаполя Карлом II, был скорее сторонником гвельфской лиги, чем флорентийской коммуны. Магнаты, объединенные преследованиями, получили подкрепление из Сан Миньято от графов Гвиди, от графов Альберти, а также от других феодалов. Нобили мечтали захватить власть в городе. 6 июля 1295 года сторонники магнатов стали собираться перед баптистерием Сан Джованни; конных сопровождала пехота. Развевались знамена с лилией неаполитанского короля, предводителя гвельфской лиги. Разве магнаты не были добрыми гвельфами? Другие заговорщики собрались в это время на Понте Веккио, заняв Порта Санта Мария, то есть обеспечив вход и выход из города.

Третья вооруженная группа стояла на Меркато Нуово (Новом рынке). Войсковыми частями предводительствовали Моцци и Спини, представители банкирских домов, которые обосновались в Риме и вели финансовые дела папы. Во время мятежа магнатов проявила свою силу народная организация, основанная при Джанно делла Белла. Пополаны вынесли свои знамена, заперли улицы цепями и забаррикадировали значительную часть города. Они заняли дворец подеста и несли стражу около дома, где находились приоры, к которым массы не имели никакого доверия. Главная колонна вооруженного народа двинулась к площади Сан Джованни, готовая сразиться с неприятелем. Кое-где начались бои вокруг башен. Гранды убедились в том, что народ за ними не следует и что измены приоров недостаточно, чтобы обеспечить им перевес. Силы были значительны с обеих сторон. Зазвонил колокол, призывающий граждан Флоренции на сходку. Представители враждующих партий пошли на компромисс, то есть на смягчение слишком жестоких постановлений, унаследованных от делла Белла. Однако уступки магнатам были минимальные.