Одиночество тоже компания (СИ) - Панина Валерия. Страница 26

  - Она на связи! Отследите ее, мать вашу! - и только потом ответил. - Жива, слава Богу! Теперь все. Теперь найдем, слышишь, найдем, девочка!

   'Найдем'. Какое короткое слово. Какое замечательное слово! Осталось только подождать, когда слово станет еще короче - нашли. Дождь все шел, от жажды я теперь не умру точно, но вполне могу умереть от холода. Я вся мокрая, а к ночи заметно похолодало. Трясясь, сняла куртку, положила ее в трубу, кое-как запихнулась сама, стараясь лечь на куртку, не сдвинуть ее, подтянула рюкзак. Холодно, сыро, голодно. Ничего, Машка! Потерпеть чуть-чуть и все...

  Ночь была длинной, я не спала ни минуты, совсем закоченела. Прислушивалась, но ни голосов, ни звука машин или вертолетов не услышала. Только дождь о камни, ветер и голоса. Злые голоса окружили меня и шипели, зудели, скреблись в голове. 'Это от голода и усталости' - твердила я про себя. Вслух говорить я не рисковала - мне казалось, что лучше затаиться, или голоса накинутся на меня и...

  - Где она?! - Эмиль Бургард, майор, командующий группой спасателей, увеличил масштаб интерактивной карты, на которой мигала зеленая точка. - Это же Рытый.

  Шамрай дернул головой.

  - Как она туда попала? - спросил, ни к кому не обращаясь.

  - Так, хватит, - рявкнул Яшин. - Докладывайте.

  - Мыс Рытый, находится в ста пятидесяти километрах от горы Ехе Ёрдой, на северо-западном берегу озера Байкал, - подобрался Бургард, начал говорить сухим уставным голосом. - Название получил из-за рельефа - весь мыс изрыт руслами пересохших рек и ручьев. Территория Байкальско-Ленского заповедника, посещения запрещены, как в силу статуса территории, так и неформально: согласно верованиям бурят, доступ чужаков в шаманское место силы должен быть строго ограничен, - помолчал, потом продолжил. - В 2002 там зарубили биолога - за неуважение к духам. Просто потому, что он причалил к берегу.

  - А если без мистики, что там? - поморщился Нетесин.

  - Каменная стена протяженностью ровно 333 метра, частично разрушенная. Весь мыс плотно заставлен каменными конусами и пирамидами, ориентированными по сторонам света, - угрюмо буркнул Шамрай. - И насчет мистики... Шаманка тут возле пирамиды околачивалась. А после ЧП - пропала. Я вот думаю - а если они ее раньше найдут?

  - Вертолет оборудован для ночных полетов? - повернулся всем корпусом к майору Яшин.

  - Вертолет МЧС - да.

  - Наш тоже, - отозвался крепкий высокий офицер спецподразделения, коротко представившийся 'Аким' - то ли имя, то ли позывной.

  - Вылетаем, готовность десять минут, - скомандовал Яшин. - Нетесин, Шамрай, со мной полетите.

  Кажется, все-таки провалилась в забытье, из которого меня выдернули дерганые звуки колотушки или шаманского бубна и гортанные крики. Ночь была на изломе, уже не ночь даже, а серые предрассветные сумерки. Дождь перестал, я выбралась наружу, натянула куртку. Холодно не было, наоборот, я вся горела. Видимо, простудилась, все-таки. Ходила по своей 'тюрьме', подпрыгивала, приседала. Шум тем временем нарастал, мне показалось, что я чувствую дым от костра, и противную вонь, как будто горелой шерстью. Какофония звуков и запахов нарастала, как и внутренний жар, голова у меня закружилась, в глазах потемнело - больше ничего не помню.

  Белый потолок, бледно-зеленые стены, тусклый свет. Кто-то берет меня за запястье прохладной рукой, трогает лоб. Открыла глаза - Катя Русанова, в медицинской униформе веселенькой расцветки. Какие-то трубки ко мне тянутся...

  - Катя, а что со мной? - я пошевелилась, недоуменно оглянулась. - Мы где?

  - Дома, Машунь, в нашем медцентре, - Катя прижала меня обратно к подушке. - Нет, не вставай! Секунду, я капельницу уберу и будем завтракать, - она что-то сделала с моим плечом, я посмотрела и поежилась - из зеленого пятна торчал катетер.

  Катя отставила стойку, взяла со столика поильник, перелила в него что-то из термоса. - Сейчас бульон, а потом я тебе компота дам.

  - Кать, пить хочу. Дай воды, - попросила я, облизнув пересохшие губы.

  - ... думали, проклятие египетских пирамид, загадочный вирус подхватила. Нет, родная тотальная двусторонняя пневмония смешанного типа, - весело рассказывала мне Катя Русанова, только глаза над маской почему-то подозрительно блестели. - А это мы вылечим.

  Меня нашли неделю назад, в бессознательном состоянии, с температурой за сорок и затрудненным дыханием. Спецбортом отправили в городок, обеспечили полноценную диагностику и консилиум лучших специалистов, но ни в какую другую клинику не отдали. А Катя с Милой отправили детей бабушкам и дедушкам и дежурили возле меня, сменяясь. И когда в себя пришла, ни на минуту одну не оставляли, пока мне вставать не разрешили, а потом навещали по три раза в день, таскали бульоны и протертые супчики, кисели и котлеты паровые, чистое белье, развлекали меня разговорами, помогали мыться... Я плакала каждый раз, когда оставалась одна. Сейчас роднее их на всей планете у меня никого не было. Саша только, но он же на другой!

  Первый разговор с ним мне разрешили через несколько дней. Держалась бодро, старалась не кашлять. Уверяла и клялась, что чувствую себя хорошо. Он знает только, что я заболела, а что пропадала - нет. И то, у него такие глаза были... Порадовалась, что они никакую пирамиду на Марсе вскрывать не будут, им план полета кардинально скорректировали. Командиру, конечно, причину сообщили, а остальные - люди служивые, и время на 'почему' терять не будут.

  Пролежала в больнице месяц, отлежала все бока. На работу меня не выпустили - еще месяц амбулаторно долечиваться.

  - Вот что, Маша, - собирая по палате мои вещички (за месяц я барахлом обросла изрядно), начала Мила. - Поживешь у нас на даче. Тебе воздух нужен, да и дома заскучаешь, будешь какую-нибудь работу работать. А там - сплошной релакс и усиленное питание. Надо-надо, - прервала она мои возражения на вдохе. - Муж не узнает, худая стала, как подиумная вешалка.

  - Мила, - я еле-еле говорила от подступивших слез. - Мне и так неудобно... Вы с Катей столько для меня сделали! Родители звонили раз в неделю, приехать все только собираются, а вы...

  - Тихо-тихо-тихо, - Мила бросила тряпки, обняла меня. - Нельзя плакать. Надо улыбаться и повышать сопротивляемость организма. Так, я сегодня у тебя ночую, вещи перестираю, соберу чемодан, завтра едем.

  - А дети как же?

  - Так они там, сегодня же пятница. Их деды увезли.

  Может, для кого-то это привычно, а для меня... Надо мной в три года так не тряслись родные, как в тридцать чужие люди. Я спала часов до девяти, до половины десятого. Потом завтрак - едва отбилась, что бы в постель не приносили. Дальше меня возили за грибами или гулять по пожухшему лугу - если было тепло, а если холодно и дождь - топили камин, и мы играли в карты или смотрели телевизор. Обед и обязательный послеобеденный сон и ранний отбой. Иногда разрешали помочь по хозяйству - хлеб нарезать и чай налить, например. В свободное от меня время женщины вязали, вышивали, плели бисером - очень красиво. Мужчины ставили наливки и гнали самогон, коптили мясо и рыбу. Вадим Олегович в результате сложной комбинации с использованием, как я подозреваю, военно-транспортной авиации, получил посылку с северов - муксун, нельма и оленина, очень много (слово 'очень' надо долго тянуть). Еще прислали кое-что непосредственно для меня. Барсучий жир.

  - Лучшее средство при лечении легочных болезней, - довольный Вадим Олегович брякнул поллитровую банку на стол. - Столовая ложка на стакан козьего молока три раза в день - и все!

  - Я с соседкой договорилась, - успокоила меня Татьяна Николаевна. - Она нам будет каждый день приносить.

  В первый же день лечения я поняла - мне точно 'все'. Конец, полный песец и кобздец, как говорит Евгений Григорьевич. Это страшная гадость! Пить невозможно! Но надо. После этой отравы меня поят шиповниковым сиропом на меду, а чтобы ничего не слиплось, травяным отваром: корень алтея, шалфей, солодку, почки сосны, анис в равных пропорциях. О, забыла совсем. Еще я лечусь чесноком. Десять головок чеснока на литр водки, настаивать восемь дней, пить пока не помрешь, то есть не вылечишься, не вылечишься, конечно.