Нуониэль. Книга 1 (СИ) - Мутовкин Алексей. Страница 56

Клети плотно занялись огнём. Голуби уже не били крыльями и не ворковали. Пламя росло и росло, окутывая своими жаркими объятьями столешницы и столбы, на которых держалась деревянная кровля башни. Еленя, не в силах больше терпеть жар, отступал к лестнице и уже упирался в спину Молнезара. Видя, что его товарищ витает где-то далеко, размышляя то ли о Закиче, то ли о почившем брате Кере, Еленя схватил его за плечи и направил пред собою спускаться по лестнице.

Когда поджигатели спустились и сели верхом на своих новых коней, башня старого храма пылала вовсю. Дым от неё шёл чёрный и густой, поднимался высоко, и расстилался над облаками чёрной тучей.

— Эк оно запалилось! — сказал Еленя, глядя на огненную корону древней каменной постройки. — Глянь-ка, высыпали жрецы наши на крыльцо. Смотрят — не нарадуются. Видайте-видайте, умники! Ещё спасибо скажите, что вашу клетку не подпалили! Похлопали бы тогда крылышками!

— Простимся с Атеем, и в путь! — скомандовал Молнезар и ударил пятками коня.

Путь к форту «Врата» лежал через забытые всеми земли по древнему Стольному Волоку, последним напоминанием о котором оставались развалины, где обосновались вирфалийские жрецы. Через два дня пути на север, дорога растаяла в густых луговых травах.

Стоял вечер двадцать второго числа месяца листобоя. С тех пор как путешественники покинули развалины, крестьяне только и смотрели что на небеса — не появилась ли из-за туч Гранёная Луна. Даже неверующий ни во что Вандегриф и тот зачастую поднимал глаза, но старался делать это так, чтобы никто не заметил. Пленный бандит Акош, не проронивший за эти дни ни слова, глядел только на свои изуродованные руки, перевязанные тугой верёвкой, за которую его тянул Навой. Их лошади шли рядом, но та, что везла пленного, постоянно норовила остановиться, отчего верёвка натягивалась и сильно тёрла запястья Акоша. Нуониэль шёл позади всех, гнушаясь общением даже с Воськой, который и сам не особо обращал внимания на сказочное существо. На дорогу впереди смотрел только Ломпатри. И хотя кони опускали свои копыта в густой ковёр из жёлтых листьев, прикрытых редким снегом, рыцарь знал, что это тот самый Стольный Волок, тянущийся неизвестно из каких земель, через города Троецарствия и дальше за горы, через форт «Врата» в далёкие и дикие Сивые Верещатники. Землю устлал ковёр опавших листьев. Но, несмотря на это, кроны деревьев изобиловали желтизной листвы. Кипы снега лежали на этих ярких, жёлтых листьях, как белые торты на жёлтых тарелках.

Смеркалось. Был тот час, когда небо оставалось светлым, а лес и товарищи с конями уже превращались в бесцветный тёмный кисель. Ломпатри потянул за уздцы. Его конь остановился. Рыцарь поднял руку, сигналя остальным, что движение необходимо прекратить.

— Припозднились мы с привалом, — прошептал Ломпатри.

К коню приблизился нуониэль. Он пристально смотрел туда же, куда и рыцарь.

— Что-то там есть, — сказал Ломпатри.

Нуониэль указал на деревья впереди. Там, за пышными снежными лапами, едва заметно теплился тусклый огонёк. Ломпатри аккуратно обнажил меч и слез с коня. Вандегриф отправился следом. Нуониэль накинул на свою волшебную шевелюру капюшон. Крестьяне спешились и в страхе схватились за топоры. Нырнув с просеки под снежные лапы, путешественники оказались в лесу, где среди редких, но крупных и раскидистых деревьев, у крошечного костерка сидел закутанный в старые лохмотья человек. С одной стороны казалось, что на плечах его суконный армяк, с другой — затрапезка, а с третей посмотришь — и вовсе кожух. Все эти лоскутки материи дополняли старые, изношенные, дырявые заячьи шкуры, превращающие его фигуру в шар. Голову человека покрывал капюшон, из-под которого торчали длинные спутанные волосы и растрёпанная борода, с запутавшимся там сухими листьями. Увидев гостей, хозяин костерка даже не шевельнулся. Он продолжал греть свои красные руки над пламенем и жевать кусок сушёного мяса. Рядом с ним лежал лишь кожаный мешок небольших размеров и дорожный посох, увенчанный черепками мелких грызунов и облезлыми перьями птиц. Ничего похожего на меч или лук опытному взгляду Ломпатри не попалось.

— Похоже, это скиталец, — шепнул рыцарь Вандегриф на ухо Ломпатри.

— Или шпион бандитов. А может быть и тот самый великий господин, — добавил Закич.

— И не терпится же тебе поглядеть на этого мага, да? Берите Солдата и проверь всё вокруг, — ответил ему Ломпатри, а сам вернул меч в ножны и сделал шаг вперёд.

— Мир тебе, — поприветствовал незнакомца Ломпатри, в то время как Вандегриф с Навоем и Закичем скрылись за деревьями. — Мы — люди добрые, да и ты, как погляжу, не бандит. Позволь нам разделить с тобою привал.

Незнакомец закивал головою, пытаясь скорее дожевать кусок мяса, чтобы ответить, и жестами пригласил гостей к своему костерку.

— Я из Атарии, — продолжал Ломпатри, садясь на стул, который еле успел подставить ему Воська. — Сдаётся мне, что ты не простой путник, а самый что ни на есть скиталец.

— Тут ведь как поглядеть, — заговорил неизвестный чавкая. — Коль человек таков, как сам себя величает, то это одно дело. А ежели все мы те, кем нас иные кличут, то тогда вроде бы и скиталец.

— А не видал ли я его раньше? — спросил вдруг Мот. Молнезар и Еленя подошли поближе и пристально вгляделись в заросшее лицо этого скитальца. Тут подоспели и дозорные. Навой тоже как-то подозрительно посмотрел на хозяина костерка.

— Это мои товарищи из Степков, — объяснил Ломпатри скитальцу.

Тот выпрямился и проглотил, наконец, кусок, который всё никак не мог дожевать.

— Я его глазёнок в жизни не забуду, — коварно произнёс Навой, приближаясь к скитальцу, как хищник к жертве. — Этот у нас тоже из Степков будет. Ребята! Это же предатель Лорни! Убийца паренька Йоки!

— Из Степков? — непонятно у кого спросил Ломпатри. Но рыцаря уже никто не услышал, потому что крестьяне все как один налетели на скитальца, повалили на землю и стали мутузить, горячо понося избиваемого, на чём свет стоит.

— Отрадно! — улыбнулся Ломпатри, глядя, как Вандегриф и Закич пытаются оттащить крестьян, будто бешеных собак. — Стóит благородному рыцарю ударить слугу, простолюдины тут же нарекают его жестоким, кровожадным, беспощадным. Затаивают на него обиду и до конца жизни, стиснув зубы, желают жуткой смерти. Но как только челядь скопом кидается на одного — здесь гнева и расправы нет. Здесь справедливость наказания, немая совесть и уверения друг друга в благочестии. Читай своё Учение, жрец Наимир, пиши его хоть всю жизнь: не понять ни холопам, ни тебе, что рыцарь рыцаря не предаст. Он вернётся. Гвадемальд придёт. И тогда, Великий Господин, этот всемогущий колдун услышит поступь смерти. Ибо нет в мире этом силы могущественнее, чем рыцарская честь.

Глава 11 «Птенец гнезда Мирафимова»

Мои сны хранят то, что потерял мой разум — воспоминания о прошлом. Если я смогу сохранить то ощущение себя, какое испытываю сейчас, в этом сне, и перенести его туда, в настоящий мир, я вспомню себя, вспомню свою жизнь и свой путь. А сейчас я должен продолжать карабкаться по этому острому склону. Я устал, но время не ждёт. Мне должно спешить. Слишком много поставлено на кон. И вот я карабкаюсь по склону из острых камней. Я не вижу, ни пути перед собою, ни неба, ни той земли, оставшейся далеко внизу, у корней этой великой горы. Перед моими глазами лишь острые камни. Я выбираю те их них, которые кажутся надёжными и которые не поранят мне ноги и руки. Склон крут, и мне приходится тянуть своё тело изо всех сил. И пусть я вижу только камни, я чувствую, что вокруг меня всё кипит, повсюду суета и хаос. Крики со всех сторон, стоны о помощи, пожар и столбы дыма, поднимающиеся от изуродованных огнём строений. Споткнувшись и упав на острые камни, я закрыл голову от волны пыли и щебня, сорвавшейся прямо на меня, откуда-то сверху. Краем глаза, среди пожарища я различил ту башню, которую видел раньше в этой непонятной стране. Башня из чёрного камня пылала, так же, как и окружающие её башенки серого цвета, возвышающиеся над стеной вьющейся по долине. Моя башня пылала изнутри. Клубы дыма выкатывались из окон под самой крышей, увлекая за собою языки пламени. Башня напоминала огромный факел, тлеющий посреди мелких углей, разбросанных вокруг. Дым из долины доходил и до склона этой горы, на вершину которой я так стремлюсь. И вот я вновь поднимаюсь на ноги и спешу вперёд.