За морем - Уильямс Беатрис. Страница 76

— Ты сильно преувеличиваешь мои заслуги. Все на самом деле организовала «Аллегра», мне осталось только приглашения подписать.

— Ты сделал куда больше, чем говоришь.

Несколько мгновений Джулиан молчал, потом наконец сказал:

— Я рад, что это делает тебя счастливой.

— Это ты делаешь меня счастливой. Вот я сижу здесь, наконец ощущая тебя рядом, и я… бесконечно счастлива. Просто счастлива. Это все, чего мне хочется в этой жизни.

— Все? — лукаво переспросил он. Его пальцы переплелись с моими, большой палец прижался к кольцу на моей руке.

— Ты. Только ты…

— Я весь твой, Кейт.

— Да, наконец-то… — Я крепче свела на себе его блестящие от воды руки. — Я так скучала по тебе. По твоим ласкам, прикосновениям. Не хочу, чтобы это звучало как-то театрально, просто за лето я избаловалась, привыкнув к тому, что ты всегда в пределах досягаемости.

— Угу… — Снова наступил момент молчаливого единения. Наконец Джулиан нарушил его низким густым голосом: — А знаешь, что меня поддерживало в самый разгар этих проклятых заседаний, когда разные банковские лица монотонно и бессмысленно что-то нудили?

— Даже не представляю.

Он склонил ко мне голову, прижавшись щекой, и его жаркое дыхание овеяло мне лицо, шею.

— Я начинал с того, что представлял тебя в самый пик экстаза, любимая. Когда твои щеки пылают пунцовым заревом и глаза горят, словно умоляя унести тебя за грань бытия. И я спрашиваю себя, надолго ли меня хватит, сколько еще я смогу вот так удерживать тебя на краю бездны, не разлетевшись сам на изначальные элементы.

— О классно! И судьба Уолл-стрит при этом висит на волоске. — Я закрыла глаза. Щекочущий ноздри пар, аромат ванили и Джулиан рядом — поистине восхитительная, волнующая смесь.

— Или еще, когда ты сама берешь инициативу, — продолжал он, скользя влажными ладонями вверх, — и голова твоя откинута назад, а волосы, темные, как сама ночь, ниспадают на плечи, и твои белые в полумраке груди упруго колышутся перед моими глазами — и я чуть не теряю рассудок при виде тебя, ощущая твою близость, твою плоть.

— Джулиан… — выдохнула я, накрыв его ладони своими.

— Однако эта картинка все же чересчур возбуждающая, — признал он, лаская большими пальцами мне грудь. — И потому я представляю тебя уже после, простершуюся на моей груди, когда твоя нежная кожа светлеет на мне чудной полоской лунного света. И наконец ты взглядываешь на меня своими светлыми ясными глазами, даруя мне чарующую улыбку. Или еще обронишь что-нибудь озорное в мой адрес, чтобы я и в минуту отдыха не мог выйти из-под твоей власти. И я дивлюсь: имею ли я право на такое счастье? Не искушаю ли я небеса на какое-то дьявольское возмездие одним лишь тем, что познал такое несказанное блаженство?

— Ты, наверное, единственный на свете человек, способный терзаться этим вопросом, — ослабевшим голосом произнесла я. — Все, что в этот момент возникает лично у меня в голове, — так это сколько времени тебе понадобится, чтобы возбудиться вновь.

— И всё? — Просунув руку под водой, Джулиан щекотно ущипнул меня за попу. — Я значит, весь изнемогаю от любви к тебе, а ты, маленькая плутовка, только и думаешь как о новом потрясающем оргазме?

— Еще бы, — хихикнула я, заерзав, чтобы увернуться от его щиплющих пальцев, — у тебя это… так классно получается… Джулиан!.. Ну ладно, ладно, я тоже… ой!., иногда… погружаюсь в бездну метафизики… Ну, Джулиан!.. Я серьезно. Ты сам знаешь. Отлично знаешь… что я…

— Что ты? — унял он наконец шаловливые пальцы и снова обхватил меня обеими руками.

— Ты прекрасно знаешь, что я чувствую.

— Угу-у, — промычал он, зарывшись губами в мои волосы, и, зажмурившись, я прижала к себе его руки.

В возникшей тишине стало слышно, как над нами тихонько проскрипели половицы, зажурчала по трубам вода. Судя по всему, Мишель укладывалась спать.

— Чарли сказал, тебя тут на днях кое-что сильно встревожило, — заговорил наконец Джулиан.

Я пристроилась к нему поудобнее.

— А это… Да парень какой-то все крутился поблизости, когда мы с Чарли открывали дом. Возможно, что нынешний тип. Похож телосложением.

— Угу, — снова буркнул он.

— Да, и еще кое-что. Когда я зашла в свою квартиру, у меня сложилось впечатление, будто Брук рылась в моих вещах, и я даже подумала…

— Рылась в вещах? Что ты имеешь в виду? — Голос его сразу напрягся.

— В смысле, в бумагах, документах. В ящиках комода. Не то чтобы у меня хранилось что-то сверхсекретное, но в связи со всеми этими событиями в «Стерлинг Бейтс», при том что мы оба в этом завязаны…

На мгновение повисла пауза. Я чувствовала лишь, как подо мной медленно напрягаются, точно перекатываясь, его мышцы.

— Милая, — сказал он наконец, — а почему бы тебе завтра не позвонить в «Аллегру» и не изложить им все в деталях. Можно завтра же нанять фургон и вывезти оттуда твои вещи.

— Ой, зачем это?

— Дабы вы не забывали, миссис Эшфорд, что ваш дом теперь здесь. Наш дом.

— Я знаю. Просто мне все никак не свыкнуться с этой мыслью.

— Если здесь тебе покажется неуютно, знай, что мы всегда можем подыскать что-нибудь другое. Апартаменты, к примеру, если тебе это предпочтительнее. Хоть большие, хоть маленькие — на твое усмотрение.

Уловив закравшееся в его голос волнение, я улыбнулась:

— Мне очень нравится этот дом, Джулиан. Он просто идеален. Настоящий дом. Просто для меня это слишком уж резкая перемена, только и всего.

Он снова прижал к моему пальцу кольцо.

— И тебе из-за этого не по себе?

— Ну, достаточно непривычно. Все было гораздо проще, когда ты возвращался с работы в Коннектикут. В смысле, как Джулиан Эшфорд. Все, что исходит от тебя настоящего, имеет куда больше смысла. А это все, — махнула я рукой, — напротив, меня больше пугает.

— Что «это»?

— Твоя манхэттенская жизнь. То, что ты — Джулиан Лоуренс, глава фонда «Саутфилд». Безжалостный сокрушитель соперников по бизнесу. Которого еще и без конца показывают в новостях.

Тут его разобрал смех.

— Кейт, перестань, ради всего святого. Я один и тот же человек.

— Нет, не тот же, — уперлась я. — Когда ты говоришь по телефону с каким-нибудь своим трейдером или еще кем-то, ты становишься невероятно властным и беспощадным. Это, конечно, очень сексуально, не стану отрицать, но… Извини, а ты не мог бы хоть на минуту перестать смеяться?

— Счастье мое, — сказал он, поднимая над водой мою руку и целуя в запястье, — а что бы ты от меня хотела? Чтобы я нашептывал им на ухо какие-нибудь милые нелепости?

— Этого я не говорила. Я просто хочу сказать, что совершенно не знаю этой твоей ипостаси. Ты не показываешь мне…

— Это потому, что я люблю тебя. К тому же если я только попытаюсь говорить с тобой подобным образом, ты, милая плутовка, тут же устроишь мне взбучку. — Он умолк и, накрыв мою ладонь своею, утянул их под воду. — Родная, я понимаю, что ты пытаешься мне сказать. Просто ты не жила с этим так долго, как я, и для тебя это превращение неестественно. Но ты снова начинаешь чересчур в этом копаться и сгущать краски. Запомни: кто бы я ни был, дорогая — Лоуренс, Эшфорд или черт в ступе, — ты всегда будешь в самом средоточии моего существа. Поэтому как раз это пусть тебя нисколечко не беспокоит.

Я пошевелила над водой пальцами ног.

— Тогда о чем мне надо беспокоиться? — поймала я его на слове.

Джулиан заметно заколебался с ответом.

— Послушай, Эшфорд, я всегда знаю, когда ты что-то задумал. Так что поделись этим, пожалуйста, и мы наконец займемся любовью по случаю твоего долгожданного возвращения.

— Бесподобная прямота!

— Тебе нравится моя прямота. Так что говори наконец.

Джулиан зашевелился подо мной, вытягиваясь во всю длину ванны.

— Кейт, я очень много думал об этом, пока сидел на всех этих бесконечных заседаниях, и решил, что, пожалуй, нам пора бы сменить стратегию.

— Сменить стратегию? — Я поиграла пальцами в уже остывающей воде, следя, как от них разбегаются по сторонам маленькие волны, отражаясь от стенок ванны. — Что ты имеешь в виду?