Там, где нас не ждут - Москаленко Юрий "Мюн". Страница 52

Мои успехи меня радовали, а Хэрна озадачивали: и в боевой, и в магической подготовке наметились солидные сдвиги. Я смог впервые создать и запитать маной руну и впервые в поединке на шестах достать Хэрна. Чему я больше радовался, так и не понял. Удовлетворение, настигающее в момент правильного выполнения заданий, испытывалось мной все чаще и чаще. Я был счастлив!

Быт налаживался, мы вместе навели везде идеальный порядок, перебрали вещи, оружие, драгоценности, деньги и запасы продуктов.

Хэрн соорудил коптильню, и она с момента постройки ни дня не простаивала. Зимой (да-да: удивительно, но в этом раю тоже бывает зима, она очень снежная, ветреная, но морозы небольшие, водопад вряд ли замерзнет) все пойдет впрок — и мясо монстра (как стратегическое сырье), и рыба с охотничьими трофеями. Наши запасы росли с каждым днем.

Наблюдательный Хэрн заметил, что свежий хлеб, находясь под шкурой монстра, даже спустя месяц не черствел, оставаясь таким же мягким и хрустящим, и свежее мясо, и оставшиеся вкусняшки в виде окороков и грудинки спустя месяц такого хранения тоже не пропадали. Я ему рассказал о том, как пытался разрезать шкуру монстра при его разделке. Хэрн на день задумался, ходил молчаливый и озабоченный, а я наслаждался тишиной, нежданно-негаданно подаренной мне монстром. К каким выводам пришел Хэрн — не знаю, он мне не сказал, но я уверен: что-то все же придумал наш великий комбинатор. Я тоже подумал, как использовать доставшееся богатство в виде этой шкуры. Интересно, наши мысли в отношении ее будущего совпадут или нет? Ну, это покажет время! Пока ни я, ни Хэрн предложений не выдвигали. Правда, он перебрал все доставшиеся нам вещи и ткани, но, видимо, они его запросы не удовлетворили, и все оказалось снова на своих местах.

Подготовили еще одну лежанку возле очага, соорудили по очагу в спальне и гроте. Кроме того, из лиан и нового топляка, что нанесло в заводь за две недели проливных дождей, сделали кресла и столы в наши комнаты. Все-таки руки у Хэрна растут из нужного места: он по моим эскизам создал такие шедевры, что в последнее время мы постоянно проводили занятия по языкам и магии в гроте, восседая в удобных креслах при разведенном огне, правда, приходилось пользоваться в основном мысленной связью из-за шума водопада. А под шашлычок занятия проходили на ура!

Я уже сносно мог общаться на эльфийском и имперском. А в занятия общим языком хитрый канн ввел некоторую поправку. В обучение добавили произношение, и не простое, а точную копию диалекта жителей королевства Черной Розы. С аристократом из этого государства Хэрн общался в течение года, до своего рабства. Идея была такова: подстроиться под выходца из этой страны, что при знании эльфийского почти автоматически переводит меня в ряды благородных или их бастардов. Мысль эта мне не очень нравилась, но пришлось положиться на опыт столетнего Хэрна. Занятия проводились каждый день, рабочий он или выходной — разницы нет (пришлось пойти на уступки Хэрну), и общались во время занятий или совместных дел тоже вслух, если, конечно, это происходило не в гроте.

Занятие «танцами» стало в последнее время захватывать меня: связки из атакующих приемов плавно перетекали в защитные неприступные, скорость выполнения, с разрешения наставника, возросла, а знания, полученные мной от прежних носителей навыков, постепенно вплетались в движения, показываемые Хэрном, существенно дополняя их и делая совершенными. Наблюдательный канн и это заметил, и целый вечер пытал меня, где я учился кинжальному бою и к какой школе он относится. Что я мог сказать? Вот и делал умные глаза, хвастаясь, что все додумываю сам. В этом была толика правды — я и в самом деле долго обдумывал те или иные приемы, возможности их улучшения и вплетения в свой собственный комплекс защиты и нападения. Учебные бои мы не проводили: Хэрн очень боялся меня поранить, а использовать деревянные имитаторы не хотел, объясняя свое решение тем, что при работе с пустышкой и к бою относишься соответственно, и требуя налегать на теорию, совмещенную с практикой, в виде отработки комплексов.

Он категорически, в ультимативной форме, потребовал от меня убрать свой черный кинжал (о причинах такого решения обещал рассказать потом), и теперь я ношу на поясе два подарка военных. Кстати, видели мы их по новой, но об этом позже. Свой черный клинок я не убрал, более того: потребовал изготовить мне сбрую, чтобы цеплять кинжал за спину, рукоятью вниз. Так теперь и хожу, привыкая к дополнительной нагрузке, в буквальном смысле весь обвешанный железом.

Вторая песня души — это шест или, как упорно продолжает называть Хэрн эту длинную палку, копье. Я уже обмолвился ранее о том, что мне подарили шест, теперь же, коротко — откуда он взялся.

В первый день нашего знакомства я обратил внимание, как ласково Хэрн гладил листья «железного дерева» под ковриком. А когда на следующий день он рассмотрел палки очага, чуть ли не застонал. Я удивился, конечно, но лезть в душу не стал: захочет — сам расскажет, что к чему.

В этот же день мы пошли в лес за ягодами, фруктами и проверить силки. Каково же было мое удивление, когда Хэрн, сбросив с плеч мешок и ни на что не обращая внимания, чуть ли не на карачках побежал к «железному панку». Упав на колени и прижавшись лбом к стволу, он в голос орал хвалебные речи богам за возможность встречи с каким-то Талом.

Я собрал ягоды и фрукты, выпутал из петель очередных фазанов, а Хэрн так и не думал подниматься с колен. Он плакал и смеялся одновременно, и меня снова и снова накрывала волна счастья, и если бы не такой своевременный мой приказ ему держать эмоции в узде, то я бы уже захлебнулся от чужого экстаза. С трудом отодрав Хэрна от дерева, силой потащил его, упирающегося, и было у меня такое ощущение, что он ничего не соображает и ведет себя как одержимый. И снова приказ успокоиться, что и помог привести его в чувство.

Уже дома я узнал, что для каннов его племени Тал является священным деревом и за заботу о нем дарит прекрасные древки, которые невозможно ни перерубить, ни сжечь. Только лучшие из лучших воинов племени имели копья с такими древками, они передавались по наследству, а если продавались, то стоили целое состояние, даже на наши теперешние сбережения купить такое копье мы не смогли бы. Вот так номер!

И теперь каждое утро после гигиенических процедур наши экскременты заботливыми руками канна уносились в лес, ублажать еще одно местное божество. А через месяц Хэрн принес два прочных шеста — себе и мне. Когда я сказал, что он очень длинный и, наверное, тяжелый, Хэрн рассвирепел и ответил, что если ему сильно повезет, то его господин, может, и дорастет до того времени, когда шест ему станет мал, а сейчас, чтобы дурные слова не затрагивали доброго и щедрого Тала, начнется тренировка. И он съест свое ухо, если к концу этого года не сделает из одной бестолочи настоящего воина-канна.

И начался очередной круг ада, сопровождаемый множеством синяков и ушибов, ибо учил меня Хэрн, как учили и его самого: на боли, но ему было невдомек, что я теперь могу блокировать боль, спасибо занятиям магией. Желание отделать Хэрна меня просто жгло изнутри, заставляя действовать через боль. И вот вчера, спустя два месяца, во время очередного поединка, применив свой, лично разработанный прием, я очень чувствительно впечатал свой шест ему точно в солнечное сплетение. Он или от удивления, или от боли распахнул свои маленькие глазки до размера небольшого блюдца, а после повторного удара рухнул на колени, так и продолжая стоять с раскрытым ртом и судорожно делая попытки вдохнуть. Еле его откачал. И первое, что я от него услышал: «Теперь я спокоен — мне не придется есть свое ухо!»

Мы вместе уже почти заполнили тетрадь рисунками с изображением Хэрна с шестом и пояснениями к ним, но осталось еще очень много незафиксированного и у него, и я уже стал разрабатывать свое понятие о бое и копье. Бумага кончилась, и взять ее негде. Интенсивность тренировок возрастала, увеличивались нагрузки и продолжительность поединков, что сильно изматывало, работали на износ, а с сегодняшнего дня ко мне, несмотря на мой возраст и рост, стали относиться серьезно, и количество синяков и ушибов снова возросло в разы. Хэрн больше не сдерживался. Опять все по новой. Оставалось, стиснув зубы, совершенствовать защиту и блоки.