Уездный город С*** (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна. Страница 26

— Не стоит, вы меня убедили, — усмехнулся поручик. — Я уже понял, что это была не лучшая идея и стоит сосредоточиться на вещевиках.

— Вот и прекрасно. А мы с Алечкой соберём в ваш список всех, кого знаем, она вам его вечером и отдаст. Или завтра, глядишь, вместе с какими-нибудь результатами. Вы же отпустите её на сегодня, что бы она могла спокойно поработать?

— Да, конечно, — легко согласился Натан. Даже, наверное, излишне поспешно.

— Но как же… — обиженно пробормотала Брамс, однако поручик постарался её успокоить:

— Не переживайте, Аэлита Львовна, всё равно без ваших результатов далеко нам не продвинуться. Обещаю, никаких новых интересных визитов без вас.

Слова Титов подобрал верно. Вещевичка тут же смягчилась и подобрела, без капризов согласилась остаться и продолжить работу, отпустив Натана в департамент, и мужчина откланялся, мысленно вновь дивясь противоречивости натуры Брамс. Вот куда, спрашивается, в пять минут подевалась та серьёзная, собранная женщина, что столь уверенно читала студентам лекцию? Волей-неволей подумаешь, что играет и издевается, но ведь нет же, совершенно искренна!

Институт Небесной Механики существовал в городе всего десять лет, и здание это было отстроено непосредственно для него на Семейкинской, аккурат на полпути между полицейским департаментом и заводом «Взлёт», из-за которого в нём в основном и возникла надобность.

Двадцатый век не только газеты, но и учёные называли веком, в который человек обрёл крылья и сумел оторваться от земли. За двадцать лет самолётостроение сделало поразительный рывок и продолжало развиваться столь ошеломляющими скачками, что люди прошлого века лишь потрясённо крестились и качали головами, предрекая всяческие катастрофы.

С каждым годом всё глубже пролегал намеченный ещё Великой войной разлом: неповоротливые, неуклюжие, громадные дирижабли, способные нести поражающие воображение грузы, использовались для гражданских и транспортных нужд, а быстрые, манёвренные и дорогие самолёты строились для войны. «Взлёт» занимался последними, и всё, что Титов знал об этом большом заводе, так это пристальное отеческое внимание к нему Охранного отделения.

Натан бы и не вспомнил о подобном обстоятельстве, но его терзало смутное неприятное предчувствие: как бы не пришлось идти на поклон к «соседям». Титов прежде об этой детали не задумывался, а тут внезапно понял, что самые толковые вещевики, не считая подобных Брамс своеобразных личностей, наверняка прибраны к рукам именно военными, и внимания полиции к этим людям не одобрят не только они сами, но и опекающая всю отрасль Охранка. А потому назавтра, после знакомства со списком, Титов на всякий случай наметил себе визит к полицмейстеру: в таких делах без помощи высокого начальства не обойтись.

Для начала он решил всё же повторно заглянуть в дом четырнадцать по Владимирской улице — это было почти по дороге, а до Полевой Натан собрался прогуляться пешком. Погода располагала, но, главное, на ходу ему лучше думалось.

А подумать было о чём. Например, посетовать на себя за то, что вот так легко принял на веру слова Аэлиты об относительной простоте стирания умбры. На девушку Титов, конечно, не сердился, она говорила что думала, но он-то сам хорош! Уже вроде бы понял, что имеет дело с неординарной особой, а так лопухнулся. Благо времени ещё немного потерял и повернулось всё в итоге к лучшему.

Но после разговора с профессором картина в самом деле начала складываться. Пока зыбко, однако поручик уже не чувствовал себя в тупике. Например, Натан был уже почти убеждён, что убийца — человек весьма самоуверенный и очень увлечённый собственным делом, привыкший полностью полагаться на талант вещевика и не считающий само его наличие сколько-нибудь примечательной чертой. Почти как Аэлита. Стерев умбру, он посчитал, что замёл следы, однако совершенно не подумал, что этим поступком выдал себя куда больше.

Вот чего Титов совершенно не мог понять и даже предположить достаточно убедительно, так это мотивов. Не только причины убийства, но почему всё обставлено именно вот так.

Чем вещевику могла помешать проститутка? Шантажом тянула деньги? И чем, интересно, грозилась? Просто предать связь огласке?

Но любые домыслы на эту нему не объясняли главного: зачем сбрасывать покойницу в воду, да еще вот так ненадёжно? Если желал убить — ну так убей, концы в воду, привязав камень на шею, и кто станет искать продажную женщину! Так нет же, плотик этот соорудил, в рубаху обрядил. Рассудком он тронулся, что ли, от большого ума?

С такими мыслями Натан и дошёл до знакомой уже Владимирской. Время получилось самое подходящее: достаточно поздно, чтобы женщины пробудились, и достаточно рано, что бы не начался ещё наплыв клиентов. Ничего полезного от этого визита мужчина не ждал и всерьёз не верил, что кто-нибудь из местных обитательниц сумеет вспомнить нечто примечательное, однако небольшую зацепку неожиданно для себя получил. Таинственного любовника Наваловой, конечно, никто не видел, зато одна особа, Проскурина Εлена, припомнила извозчика на двуколке, с коим Аглая общалась довольно панибратски. Елена даже потом пошутила над Наваловой про синицу в руках, которая лучше журавля, но та по обыкновению отнеслась равнодушно и на подначку не повелась.

Событие это случилось в прошлом месяце, и из примет извозчика блудница сумела назвать только пегую лошадь и бритое лицо, кажется достаточно молодое. Не бог весть какой портрет, однако и шансы найти возможного знакомца Аглаи имелись: извозчики по крестьянскому обычаю чаще носили бороды, да и пегая — не гнедая. С каждым годом экипажей в городах становилось всё меньше, и у Титова имелся хороший шанс, что поиски увенчаются успехом.

Часа три потратив на расспросы по городским биржам, Натан всё же нашёл ту, на которой знали бритого парня на пегой лошади. Звали его Петром Коробом, был он спокойным и основательным, неконфликтным, немного бирюком. Однако на этом везение поручика кончилось, потому что Пётр третьего дня отбыл в родную деревню по какой-то надобности — не то умер у него кто-то, не то родился, — а названия деревни или хотя бы уезда никто не знал. Впрочем, дело это было наживное: зная имя, установить остальное не составляло труда, только для этого требовалось вернуться в департамент.

Михельсон нашлась на рабочем месте, но в дурном настроении, причин которого не назвала. Титов предположил, что виной тому Валентинов, однако непрошено лезть в душу не стал. Просьбу делопроизводительница выслушала и пообещала всё решить, но — завтра утром, потому что день незаметно для Натана, проведшего его в разъездах и разговорах, склонился к вечеру. Может, нужные люди всё еще имелись на местах, однако Элеонора была непреклонна. Настаивать поручик не стал и воспользовался возможностью своевременно вернуться домой, надеясь добрать сна за прошлую беспокойную ночь.

Глава 7. Лобное место

Брамс явилась домой снова за полночь, уставшая, но довольная. До полного решения поставленной задачи они с Ивановым сегодня, конечно, не дошли, но, чувствовалось, путь нащупали верный. Профессор был уже не в том возрасте, когда можно позволить себе сутками корпеть над цифрами, и потому домой он ушёл гораздо раньше. Аэлита, может, и дольше просидела бы, но из лаборатории её выгнал голод, привычный институтский буфет уже давно закрылся, и, чем искать какую-то ресторацию, проще было уже сразу отправиться домой. Ну и кроме того, при всей собственной увлечённости Брамс сознавала, что отдых и здоровый сон очень нужны разуму, а потому решительно, хотя и с некоторым сожалением, оставила арифмометр, отложила логарифмическую линейку и толстую тетрадь для записей и отбыла в родные пенаты.

А вскоре Брамс искренне пожалела, что не оставила свои вычисления раньше, потому что утро у неё началось с рассветом.

— Алечка! Вставай, милая, тебя там просят, случилось что-то. — Одетая в длинный халат, с наскоро повязанным на голову платком, встревоженная Людмила Викторовна Брамс будила дочь, которая от пронзительного звонка в дверь не проснулась, в отличие от родителей.