Погребальная похоть - Блиденберг Саид. Страница 13

Парочка пересекла уже не тот парк с большими аллеями, а какой-то мелкий скверик, справа от которого, на некотором отдалении, за очень старыми белыми стенами, таилось некое религиозное заведение. Они вышли на типичную и ничем не примечательную, кроме разве что почти заполненной парковки велопроката, улицу.

Пройдя вдоль смирно замерших хрупких железных лебединошеих коней, Света подошла к крайнему и шлепнула по седушке, а Юзернейм начал искать в рюкзаке свою банковскую карту. Для активации аренды требовался отсутствующий у него мобильник, но Света выручила – у неё была вторая симка. Пока она выполнила операцию по аренде, он заботливо протёр ручки велосипедов спиртовыми салфетками, и закрепил её зонт на своём рюкзаке.

Через несколько мгновений они в одном темпе понеслись по пустому тротуару – две почти одинаковые чёрные фигуры с длинными развевающимися гривами. Город, по мнению некоторых – никогда не спящий, всё же основным своим биологическим наполнителем готовился ко сну – об этом открыто заявляли опустевшие улицы, сдавалось невооружённому глазу потемневшее большинство окон жилых домов. Необходимость прикладывать физические усилия и прямая логическая обусловленность оных понемногу возвращали Йусернэйма с блаженных небес, окутавших сознание, на землю, но забава таилась в том, что вездесущая игрушка реальности всё ещё пахла волшебством! Это наводило на кое-какие подозрения.

Внезапно, он остановился у одного из нескольких автомобилей на парковке и потянул за ручку водительской дверцы – уши обдала резью сигнализация, машина оказалась заперта, чему он даже обрадовался. Впереди грациозно остановилась и оглянулась его прекрасная спутница, и он уже помчался к ней.

— Ты чего?

— А... Не знаю! Разве вам... Не очевидно?

— Нет. Я вообще-то не читаю мысли! — засмеялась она.

С шуточным укором он ответил:

— Ну раз не читаете, должен признаться, в моей башке происходит что-то... Невероятное. Знаете, мне кажется, что если мы начнем швырять в окна камни, поджигать машины, и просто останемся стоять на месте и орать что есть сил – то ничего не произойдет и никто не придет. Заметьте, вокруг-то и нет никого!

— О Дьявол, Юзя, не сходи с ума, пожалуйста! Всё в порядке, всё хорошо, не нужно ничего поджигать – за это поймают и накажут.

— Всё в порядке? Ну да, вроде бы всё в совершенном порядке, я погляжу, ноо... — он потерянно посмотрел на неё, не найдя логичного умозаключения.

— Ночь! Это просто нооочь, да? Ночь, ты красива!... Наслаждайся и крути педали, Юзернейм.

Он удивился несвятой простоте этого ответа и тому, как речь её воздействовала нежно и успокаивающе. Они неспеша покатились дальше.

Словно по хитрому умыслу, кое-где по пути начали мелькать людишки и проезжающие машины. Чёрные всадники на одинаковых колесницах продефилировали мелкими улочками бессознательно, поворачивая куда заблагорассудится. На прямых, где не было препятствий, они равнялись и сцеплялись пальцами, смотря друг другу в глаза. А когда она решала поворачивать, он оставался чуть позади и смаковал в холодном свете фонарей этот неизменно гордый, прямой стан, хрупкую белую шею и нежно парящий шёлк волос. Её ботиночки, будто громадные копытца, как влитые упирались в педали и завершали величественный инфернальный образ.

Постепенно их физически разделённое, но ментально-совместное движение становилось заигрывающим плотским наваждением  и проехав где-то коротенькую улицу, держась за руки, терпения больше не оставалось. Света переключилась на предельную передачу и втопила со всех сил, выказывая достаток энергии, и Юзернейм поспешил следом. Бешено пролетев несколько улиц, погоню вынесло прямо на большой проспект – у перехода чуть поодаль засиял зелёным светофор, остановивший немногий траффик, и они промчались в свете фар, чуть наискосок на ту сторону. Оказавшись на пустом широком тротуаре, юная леди прижалась к рулю, словно спортсменка, заработала ногами ещё активнее и пошла в заметный отрыв – но и некогда регулярный курильщик не плошал, хотя и поддерживать такой темп ему было тяжко, зато азартно-весело. Наконец, где-то впереди бесконечные здания справа расступились и показалась ниша с мелкими деревцами, знаменующая какой-то парк, сад или сквер – горячей парочке было не до уточнений. Аккуратно свалив велосипеды в траву возле, они предались страстям на самой дальней скамейке. Утешившись, он полулежал на неудобных деревяшках – она на нём. Сейчас им было решительно плевать, насколько нескромно это выглядит. Очень тихо, дабы не нарушать тишину, молвил он:

— Интересно, ещё утром я был одинок, и в этой кондиции доведён до человеческого завершения... А за прошедшие часы... Столько произошло... Что-то такое... Очень великое! Теперь я определён и завершен в любви к вам... И ничто больше не занимает мой разум. Чувства переполняют и хочется говорить только о том, как беспредельно обожаю я вас... Как счастлив я проявлять эту ласку и растворяться в ваших глазах... Больше мне ничего не нужно на всей планете.

Она растаяла  поцелуями и шептала:

— Я тоже тебя люблю. Совершенно также. Веришь?

— Ах, свет мой... Это же лучшее, что можно помыслить... И для чего можно быть!

Аттракцион небывалой чувственности лихорадочно набирал высоту; замирало даже дыхание города; фонари стыдливо отводили взгляды в сторону. Они снова лакомились одной конфетой; фривольно устремлялись ладошками; спутывались волосами! Маленькое торжество двух чёрных и одиноких сердец взламывало объективную реальность и форсировало её сервера работать в приватном режиме. Насладившись, он уселся на скамье как полагается правильному гражданину, а она, подобно плохой девочке, забралась и разместилась поперёк скамьи – согнув в коленях ножки прямо перед своим мужчиной, прижавшись их мягкостью к его левой ноге; и обнявшись почти плечом к плечу. Оказалось чрезвычайно удобно для поцелуев.

— Вы заметили, но не знаете... Сегодня обрушилась ещё одна моя статистика: я заплакал впервые за три года. Наконец-то. А то казалось уже, что больше никогда не удастся. Ведь это были именно экзальтические, радостные слёзы. Как и три года назад. Я только в таких всегда нуждался... Потому что черпаю особенное удовольствие.

Света прищурилась, и помедлив, ответила:

— Ого. Гедонистам и не снилось. Поздравляю.

— А о печальном не плакал уже, страшно подумать, лет восемь.

— Вот и не надо. Удовольствия же в этом нет?

— Нету. Но, думаю, для полноты жизни и реализации некоторых чувств это всё-таки иногда полезно.

— Эх... Я тоже давно не плакала. Как-то всё однообразно, и ничего такого не случалось. Ну и хорошо же... Давай не будем об этом. Какие у тебя ещё есть... Интересные статистики?

— Всякие. Неточного, правда, больше. Точные числа у меня есть о, — он закатил глаза и задумался, — зацепленных поездах, разгоне пека, отснятых фотографиях, прочитанных книгах, употреблённых наркотиках и психоактивных веществах, нанесённых самоповреждениях; о панических атаках, записанных сновидениях... И о сеансах самоудовлетворения в эпоху мастурбатора.

— О Дьявол! — Светочка манерно усмехнулась в ладошку.

— Ну, это лишь по моему мнению интересно. Кино я, например, смотрю редко, и какбы подсчитать всё и запомнить можно было бы, но мне эта инфа не видится чем-то особенным. Это и так у многих людей принято, только с помощью тематических сайтов. Так о чем вам интересно?

— Ну... Фотографии.

— О, моё любимое! Впрочем, так я бы сказал обо всём перечисленном, да. Так вот, фото... Начнём с того, что в этом увлечении я сменил три аппарата, и все цифровые, и статистика об этом плотно пересекается с прогулками. Первым был бюджетный карманный 'олимпус', затвор коего был спущен всего две тысячи раз с даты приобретения до дня расставания... Это заняло чуть менее двух лет. На нём я постигал азы, а больше с него и взять было нечего. Затем последовал тоже компакт, но уже полупрофессиональный 'сони' с крутыми линзами от 'карл зюсс'. Вместе с ним я прикупил штативчик и начал практиковать прогулки на природе и отдельные вылазки в Питер, ибо оптика светосильная, получались отличные кадры в темноте, и по съёмке с долгой выдержкой я особенно угорел. Да, и каждый выход на фотоохоту тоже подсчитывался, я хотел, чтобы это каждый раз было что-то особенное. По итогам первого года пользования затвор был спущен две тысячи и девятьсот тридцать четыре раза, из чего, разумеется, только чуть более половины всего фактически отснятого является приемлемым результатом, имейте это в виду наперед; было совершено шестнадцать прогулок по моим родным местам и прилегающим территориям, и восемь поездок на большую землю, в числе коих всего одна летом. Не много. Надо заметить, что прикидывать среднее арифметическое число кадров за один выход было бы несправедливо, так как случалось по разному – где-то, вопреки ожиданиям, было нечего снимать, а где-то наоборот. На второй же год, а был это две тысячи десятый, получилось всего больше и чаще – но я только всего четырежды посещал близкие локации; а вот в Питер смотался пятнадцать раз, из них трижды летом; и устроил в сумме семь отдельных поездок в области; в итоге спуск затвора прозвучал... Четыре тысячи и сто пять раз... Да, именно так. На третий год этот показатель был гораздо меньше, так как я вскоре приобрел зеркальный 'никон' и дальнострельный объектив к нему – и тут история раздваивается, ибо я не мог выбирать какой-то один из этих двух аппаратов в качестве основного в виду наличия у каждого уникальных приемуществ... Вам интересно дальше слушать числа?