Времена Амирана (СИ) - Голубев Сергей Александрович. Страница 49

Нет, туда его! В ту тьму, из которой он вышел, неся ее в себе. Не место этой тьме здесь, в царстве света.

***

Анфилады открытых пространств, где, честно говоря, было гораздо вероятнее наткнуться на Геркулания, отвращали Урлаха. Там можно было наткнуться не только на Эрогенского короля. А других встреч, как уже было сказано, Урлаху категорически не хотелось. Тем более — сейчас, с помятой мордой и, как он небезосновательно подозревал, запахом изо рта.

А, поскольку, искать было все равно где, то Урлах отворил неприметную дверь в стене и, обнаружив, что там не комната, а коридор, вступил на порог и погрузился в темные недра дворца.

В конце-концов, почему бы Геркуланию и не оказаться здесь? — Убеждал себя Урлах. — Вот я же здесь. И если бы кто-нибудь искал меня, то нашел бы именно тут.

Никто его, правда, не искал, и уж тем более Геркуланий. Геркуланий сейчас возвращался с конной прогулки, которая ему очень понравилась. Тело, привыкшее за долгие годы практики к верховой езде, само все вспомнило. Лошадь на сей раз вела себя замечательно, и у него не возникало к ней никого чувства брезгливости, никакого отвращения. Другие лошади, правда, шарахались от нее хуже чем от волков, но это прошло вне поля зрения и внимания Геркулания, а если бы даже он это и увидел, то, скорее всего, ему было бы на это наплевать. Ратомир, наконец, показал ему море. Геркуланий по грудь вошел в воду. Странное ощущение… Никаких струн в душе это не затронуло, и они вернулись назад.

Так что не только не искал Геркуланий Урлаха по темным коридорам, но и самого-то его там не было. Но ведь Урлах этого не знал? А, значит, все делал правильно. Ведь не всегда правильные поступки приводят к искомому результату. Но это не значит, что нужно поступать неправильно. Отнюдь!

***

Коридор скудно освещался торчащими кое-где из стены коптящими факелами. Приятная полутьма давала отдых усталым глазам. Тут было хорошо. Тут не было ни души. И даже голова стала как-то меньше болеть.

Деревянные двери по бокам коридора были все заперты. А это значит, что Геркулания там не было. А если даже и был, но заперся, значит, подходить к нему сейчас было не надо. А надо было идти, идти, идти…

***

Онуфрий думал долго, но, решившись, действовал быстро. В город на большой крытой повозке, украшенной символами Единой Правоверной, отправлена была экспедиция, снабженная деньгами и обстоятельными инструкциями. В городе порученцы разделились. Пара человек на повозке отправились дальше в поисках мастерской, в которой делают гробы. Двое остались в центре, и пошли на знаменитую площадь возле ратуши и Халявного рынка. На этой площади бродили толпы праздного народа, пришедшего сюда развлечься, много было приезжих, порой даже и из сопредельных стран. Тут, на этой площади, выступали акробаты и фокусники, марионетки, повинуясь ловким рукам хозяина, раздавали друг дружке тумаки, музыканты терзали струны скрипок и мандолин, а певцы надрывались, силясь перекричать царящий на площади гвалт.

Были тут и художники. Каждый из них готов был за пару минут и пару медяков изобразить ваш портрет. Иногда получалось даже похоже. Два монаха, одетых обычными горожанами, чтобы не привлекать внимания, шли, внимательно приглядываясь к творениям мастеров грифеля и кисти, выставленным напоказ.

Вот, вроде бы неплохой мастер. Сидящий на скамеечке молодой, но уже бородатый художник, заметил интерес, проявленный к его творчеству, и обрадованно сказал:

— Что, любезные? Хотите портретик? Сейчас сделаем!

И кивком головы предложил сесть на стоящую напротив него скамеечку.

Монахи переглянулись, один согласно кивнул другому и сел напротив мастера.

***

Урлах набрел на лестницу. Лестница уходила в темноту. Темнота была наверху, темнота была внизу — куда бы ты ни пошел по этой лестнице, итог был один. Наверх было идти лень, и Урлах выбрал ту темноту, что была внизу.

Теперь он был где-то глубоко внизу. Тут было хорошо. Тут если даже кто и попадется из тех, с кем Урлаху не хотелось бы встречаться, то все равно его не увидит и не узнает. Опять был коридор, бесконечный, темный, узкий. Урлах почувствовал, что начинает уставать. И ужасно хотелось пить.

Вдруг коридор кончился. Урлах уперся в стену. Тупик? Кажется, нет. Кажется, он попал в другой коридор, идущий перпендикулярно первому. И по нему можно было пойти как направо, так и налево. При этом вероятность того, что именно там найдется Геркуланий, была одинаковой в обоих случаях. Как и вероятность обретения чего-нибудь, что можно влить в иссохшее горло.

***

Художник оказался молодцом, портреты он умел делать почти не глядя. И он охотно согласился посидеть за кружечкой пива с щедрыми и веселыми клиентами. Ему помогли собрать вещи и, нагрузившись ими, двинулись в пивную.

— Скажи, друг, — спросил один их монахов художника, — а тебе обязательно вот так — сажать перед собой?

— Ну, что ты… Так просто самому клиенту удобнее. А мне все равно.

— А вот, ежели, скажем, человек идет. Ты сможешь его нарисовать?

Художник отхлебнул из кружки и снисходительно посмотрел на собеседника.

— Легко!

— Ну, ты просто мастер!

— Да ну!.. — Смутился художник. — Такой же, как все…

— Ну, не скажи. А вот, смотри, вон, видишь? — Монах показал кивком головы на какого-то типа, сидевшего в дальнем от них углу. — Видишь того человека?

— Вижу, — согласился художник, — и что?..

— Ну, посмотри. Посмотрел? А теперь скажи: мог бы сейчас, по памяти нарисовать его?

— Мог бы. — Подумав, ответил художник. Ему стало ясно, что от него чего-то хотят. Что не так просто затащили его в этот свинюшник, и не так просто задают всякие вопросы. Похоже, решил художник, есть шанс заработать.

— Это хорошо!

Монахи довольно переглянулись. Вот если бы он еще…

— А скажи, друг, а скульптуры ты делать не умеешь?

***

Далеко на юге огромного, как мир, Амирана, за высокими горами расположилась провинция, именуемая Малазией. Спокон веку эта Малазия славилась своими виноградниками, а, стало быть, и вином. Вина этого там делали так много, что, при всем желании, употребить его все самим, прям там же, на месте, в этой самой благословенной Малазии, ну никак не получалось. И тогда то, что оставалось — а оставалось немало! — вывозили и продавали в разных других местах, где это малазинское вино всегда охотно покупали и пили. Как за здравие, так и за упокой, а также и по прочим разнообразным поводам. Было бы вино, а уж за что выпить — всегда найдется.

Везли малазинское и в Миранду. И часть этого привезенного неизбежно оседала в обширных подземельях царского дворца. Опять же, привозилось больше, чем выпивалось, и винные подвалы все расширялись и расширялись. Но вот однажды, один из предков Бенедикта, царь Самуил, мужчина по натуре мрачный и сильно верующий, решил в порядке общего знакомства навестить эту самую Малазию. Путь туда был нелегок. Он устал, простудился, запылился, и настроение его от всего этого стало еще хуже, чем обычно. И вот, спустившись с заснеженных перевалов в солнечную, зеленую долину, обнаружил он там людей, бесконечно далеких от тех дум и забот, что столь мучительно и бесплодно одолевали его самого. Эти легкомысленные, беспричинно веселые и всегда под хмельком люди неприятно удивили и расстроили Самуила.

Нет, — решил он, — так не годится! Все люди, как люди, а эти, прям, как я не знаю, кто!.. У всех проблемы, у всех заботы — вон, говорят, народ стонет от тягот. А эти?.. Или они не мои подданные? Или вообще, и какого хрена?!.

Налицо была явная несправедливость, и с этим надо было что-то делать.

— Да пьют они, собаки! — Подсказали Самуилу близкие к трону умные люди. — Вина у них — хоть залейся! Вот они и того… Плевать хотели.

— Пить вредно! — Изрек Самуил в неизреченной мудрости своей.

— Вино — яд! — Поддержали его умные люди, которых всегда много у подножия любого трона.

В общем, после этой поездки в Малазии стало гораздо меньше виноградников и, соответственно, винограда, зато много больше храмов Единой Правоверной.