Предрассветные боги (СИ) - Сергеева Александра. Страница 59

— Не передумает! — обиделся Улэн, ровно у него отнимали последнее.

— И коль ее отец не передумает! — возвысил голос вождь, отвешивая задире оплеуху. — А станешь самовольничать, так я тебе твое добро промеж ног и сам отсушу. Вот только тронь мне девку до срока! Пошел прочь, засранец! Просто беда, — пожаловался он Деснилу. — Как пройдут посвящение, так ровно в заду у них свербеть начинает. Подавай им жену, и все тут!

— Да что ты?! — по-бабьи всплеснул руками тот. — Экие паршивцы. Не то, что вы в эти лета. Ты вот, припоминаю, женился-то много позже после посвящения. Аж через месяц. И Жарка твоя уже в лета вошла. Четырнадцать ей тогда было? Ну, конченый перестарок. Как только и позарился на этакую старуху?

Тугор таиться не умел. И коли нападал на него смех, так он и ржал на все селище, не отказывая душеньке в веселье.

— Пупок не надорви, — проворчал Недимир, косясь на утирающего слезы тура. — Завидное дело над вождем потешаться, — попенял он и наставнику. — А коли так смешно, так вот ступайте оба к Живе и велите ей свой запрет снять. Пусть хоть ползунками женятся — мне-то что.

— Да, твоя доля вождя куда хлопотнее выдалась, нежели моя, — почти, что всерьез пожалел его Деснил. — И тут на тебя Рода один за другим валятся. И эти, — кивнул он на Тугора, — отяготить тебя явились. И боги на голову свалились. А тех и вовсе переварить, не подавившись, не выйдет, как не корячься. Чую, порвет тебя, Недимирка, вскорости. А ты кончай ржать! А то ведь и над тобой есть, за что надсмеяться.

— За что это? — вмиг подавился смешком Тугор.

— А кто уж кою ночку в собственном дому спать мимо лежанки на пол укладывается? Чем это ты стал немил своей Гуйлай? За что она тебя с мужнина места согнала? Тоже еще устроили мне тут! Чего молодые-то от нас наберутся? Склоки друг другу учинять? Славные же у нас семьи пойдут таким-то обычаем.

— А он ее разлюбезной Сиде нагрубил, — с несказанным удовольствием наябедничал Недимир. — За то, что мальчишек от дел отвлекает своими играми. Сида-то что: взяла и пропала, дабы прощения не испрашивать за беспутство свое. И будто не было промеж них ничего — боги-то обижаться не сподобились выучиться. А вот Гуйлай еще как. Так разобиделась за своего выкормыша, что… А это, кто у нас там такой горластый? Кто хай поднял в селище посреди дня?! Заботы все вышли?! Так я прибавлю!

— Это не Сида ли наша Пресветлая величием своим балуется? — понукнул вождя Тугор, дабы тот позабыл, что полез, было, мешаться в его семейные дела.

— Кому и быть? — усмехнулся Деснил, одобрительно кивая и заворачивая стопы на шум.

Светло и темноволосое без разбора пацанье сбилось в ватагу, затеявшую новую невиданную игру на краю селища. В кругу меж прочими метались три взмокших страдальца, в коих со всех рук поочередно летели мелкие камушки. Каждое попадание отмечалось дружными воплями торжества, разлетающимися далеко над берегом и рекой. Сидящие неподалеку бабы ткали полотно, или шили, или еще чем руки трудили, но все скопом поругивались на шумную затею. Орущим сорванцам уж начали помогать своими пронзительными воплями младенцы, пристроенные при матерях. И быть бы игрунам битыми, коли б не богиня Сида, что замутила все это безобразие.

Эта мозглячка, не в пример Маре с Перуном и Живой в рост идти не торопилась. В свои пять лет она выглядела лишь чуток постарше. С лица, понятно, шибко красива — а и как иначе-то у богов? Девичьих рубах эта неуёмная проныра не признавала, рядясь во все мальчишеское, но на свой лад. И забавы предпочитала те же мальчишеские, особо упирая на умения лучника. Так ловко пускала стрелы, что не только мелкие, а смысленные мужи, не стесняясь, завидовали. Не раз зазывали ее с собой на охоту, но Сида крови проливать не любила. Оно и понятно: Пресветлая богиня не пустяками занимается — провожает души за кромку. Сторожит их от зла, что охотится на них, норовя умыкнуть достойные душеньки в Темную Навь, куда низвергли Чернобога. А тот, небось, на славнов ныне в больших обидах пребывает. Наверняка козни строит, пусть и не в Яви, куда путь ему заказан, так хоть в Навьих пределах, где он сам себе хозяин. Недаром же именно сейчас спустилась в мир людей Берегиня путей, что ведут за кромку — отец Род знает, чего его детям нужней прочего. Вот и окружили славны малую богиню-оберегательницу высоким почтением. Та от сего почтения бегала, будто от огня. Народ, понятно, скоро уразумел свою неправоту и от девчонки поотстал, но и по сию пору она нет-нет, да пропадет с глаз. Многие пугаются: как бы она таким обычаем и вовсе не пропала, коли достанут ее до последних печенок.

— Ты чего это тут развела?! — строго осведомился дедушка Сварог, воткнув палец в раскрасневшуюся от шумной колготни богиню.

— Учу, как посноровистей от стрел уходить, — бесстрастно заявила Сида. — И от ножика, пущенного влет. А чего, нельзя, что ли?

— А сама-то не сообразишь? Вам что, других мест мало? Забирай-ка свою кодлу, да ступайте прочь! — грозно повелел Деснил. — Мамки вон делом заняты, а вы тут безобразничаете.

— Хорошо, — пожала плечиком Сида.

Развернулась прямо так, без поклонов, не повинившись, и потопала на задворки селища. Ее дружки-приятели, торопливо отвесив поклоны Великому Сварогу с Великим же вождем, бросились вслед своей водительнице вспугнутыми птахами.

— Задрыга, — обругал любимицу Деснил. — Нет, чтоб делами заняться…

— Займется, — хмуро напомнил Недимир. — Нынче же вечером, как справим тризну по старикам нашим ушедшим. По Вешко-то я скучать не буду — задрал он меня в последние лета своими ябедами на людей. А вот Чудина провожать жалко. Мог бы еще пожить — много толка от него было. И молодых ему было, чему поучить.

— Вот так и обо мне не позабудь сказать, — взялся наставлять выученя Деснил, топая дале по селищу и оглядываясь, кто чем занят.

— Только это? А про все остальное умолчать? Про дела-то твои великие, батюшка Сварог, заикаться иль как?

— Ох и пакостный же ты на язык получился. Точно Ожега тут как-нибудь, да намутила. Нельзя было ее до тебя в малолетстве допускать. Ох, не до того мне было, а то б я ее…

— А после она тебя. Знаем, слыхали… Тьфу, ты! Нечисть!

Остановленный, ровно конь на скаку, Недимир ухватился, было, за меч. А разобрав, что к чему, схватился уже за грудь.

— Почему нечисть? — вопросила безо всякого любопытства Сида, вышедшая из воздуха прямиком под ноги Великому вождю. — Это я, дядька Недимир.

— Сидушка, — выдохнул тот, присаживаясь пред малявкой на корточки. — Лапушка. Ты нынче лишь двоих за кромку провожать станешь? Иль меня прихватить туда ж удумала? Неужто, срок мой подошел?

— Не понимаю я тебя, — задрала бровки богиня, а после глянула на Деснила, дескать, растолкуй, о чем вождь тут ей выговаривает.

— А уж как мы-то тебя порой не понимаем, — строго указал тот. — Мысли вон наши горазда слушать. А к душе-то прислушиваться, когда в обычай возьмешь? Пустяки ли вот этаким-то вывертом человеку сердце оборвать?

— Сердце оборвать нельзя, — наставительно поправила Сида, вздернув плечико. — Шибко крепко оно в груди сидит. А удар сердечный дядьке Недимиру не грозит. Его сердце здоровей здорового. Иль зазря мы, что ли, в очередь ночами его силами питаем? Он против иных вдвое дольше прожить сможет.

— Чего хотела-то?

— Деда Сварог, вы тут ко мне подсылали одного, выведать про Мару. Так я сама хотела вежество явить, да вам самолично все рассказать. Только запамятовала. А тут припомнила, как ты явился да изругал меня. Вот и догнала вас.

— Вежество явить. Являла одна такая, — бурчал Недимир под нос, поднявшись и нарочито растирая грудь против сердца.

— Так что там с Марой? — пренебрег его причитаниями Деснил, огладив по головке Пресветлую недотепу.

— Она их встречать направилась.

— Кого?

— Так Перунку же с братьями.

— Как Перунку?! — округлил глаза Недимир, вновь бухнувшись пред девчонкой на корточки. — Не путаешь чего?

— Сподобились, — буркнул Деснил, громко выдыхая и прикрыв на миг глаза.