Сорок изыскателей - Голицын Сергей Михайлович. Страница 9

Она отбежала в сторону и совсем другим, звонким голосом скомандовала:

— Пионеротряд, строем в музей!

Глава шестая

Нумерованные изыскатели

Мы вошли в прохладное помещение музея. Высокий сутулый старик с седыми моржовыми усами, в очках на толстом носу поднялся со стула и прокашлялся:

— С кем имею честь говорить?

— Туристы из Золотоборского дома пионеров, — начала Магдалина Харитоновна, — тридцать человек. Прибыли в город Любец с целью ознакомления с краем, а также в поисках…

— Магдалина Харитоновна! — Люся не постеснялась и дернула за рукав разговорившуюся руководительницу.

— Гм!.. гм!.. — внушительно кашлянул старик. — Юные пионеры? — Своими колючими глазами он подозрительно оглядел меня и Магдалину Харитоновну, очевидно ища красные галстуки на наших шеях. — Гм!.. гм!.. — кашлянул он еще раз, нахмурился и начал отсчитывать билеты. — В нашем музее имеются: отдел биологии, отдел исторический, отдел современный, картинная галерея. Я — заведующий музеем и буду вести экскурсию сам. Начнем с отдела биологии.

— А имеется у вас отдел геологический? — спросил Витя Большой.

— А если начать с картинной галереи? — выскочила вперед Люся.

— Девушка и юноша, — твердо ответил заведующий, — во-первых, геология входит в состав отдела биологии, во-вторых, порядок осмотра музея установлен раз и навсегда.

Люся вспыхнула и закусила губу, Витя Большой надулся и отошел.

— Это что? Геологические молотки? Сейчас же положите их сюда, вместе с рюкзаками, — еще что-нибудь разобьете! — Заведующий сердито ткнул пальцем в угол.

Все двинулись в первый зал.

«Сколько же тут окаменелостей! И какие красивые! Как бы восхищался мой Миша!» — думал я.

— Аммониты, белемниты, брахиоподы, мшанки, фузулины, — равнодушно называл старик таинственные имена когда-то живых существ, а сейчас просто желтеньких и сереньких камешков с узорчатыми отпечатками, аккуратно разложенных по стеклянным ящикам.

— Где вы их достали? — воскликнул один из близнецов.

— Вот бы нам такие! — вторил другой.

— В древних каменоломнях, — монотонным голосом продолжал заведующий, — где добывали белый известняк строители кремлевских стен, можно разыскать подобные экземпляры.

— Где каменоломни? — спросили близнецы.

— Перейдем в следующий зал, — вместо ответа сухо бросил заведующий.

На столах были расставлены чучела птиц и животных, маленьких и больших: синички и коршуна, крота и волка и многих, многих других.

Я оглядел комнату и вздохнул — нет, здесь портрета не будет!

— Вот волк, — начал заведующий скучным голосом (видно, уж много лет он повторял заученные фразы), — в наших лесах до сих пор изредка попадаются эти хищники. Волки похищают телят и овец. Это чрезвычайно вредные животные… Товарищи, не трогайте, не трогайте экспонаты!..

Одни ребята смотрели на чучела с интересом и всё норовили их погладить, а другим не терпелось идти в следующие залы. Люся не хотела смотреть ни на животных, ни на птиц и все заглядывала в соседнюю комнату.

— Какая скучища! — повторяла она.

— Все это мне давно известно, — самоуверенно ворчал Витя Большой.

— Товарищи, без меня не ходите никуда, — строгим голосом предупреждал заведующий. — А теперь подойдите все, все. Встаньте вот тут; молодой человек, отойдите от света. Вот экспонат, которого нет даже в самых больших чучелохранилищах мира: ни в Московском зоологическом музее, ни в Британском королевском. — Голос его сделался до того торжественным, словно он говорил речь на школьном выпускном вечере; его указательный палец протянулся к стене, и мы увидели на этажерке стеклянный колпак, а под колпаком — песочно-желтое птичье крыло. — Это крыло жар-птицы, — еще более торжественно закончил он.

Мне показалось, будто из-под его очков мелькнули задорные искорки.

— Не может быть, сказки! — запальчиво бросил Витя Большой.

— Витя, со старшими так не говорят! — сделала ему замечание Магдалина Харитоновна.

— К сожалению, может быть, — продолжал заведующий все тем же невозмутимо-размеренным голосом. — В других городах оно отсутствует, а в Любце имеется. И существуют неопровержимые доказательства, что в любецких окрестностях и раньше водились эти редчайшие существа. Да, да, в сказке о Коньке-горбунке Ивану-дураку досталось перо жар-птицы, а мы достали крыло и теперь сможем оказаться единственными на всем земном шаре обладателями самого чучела.

Соня и Галя стояли впереди обнявшись. Они протиснулись вплотную к старику и, заикаясь и смущаясь, спросили его:

— Но мы читали… А почему оно не светится?

— А это уж действительно сказки. Жар-птица вот такая желтенькая, и все.

Нет, на самом деле: в глубоко запрятанных глазах этого ворчуна играли искорки. Он даже чуть-чуть улыбался.

— Простите, — обратилась Магдалина Харитоновна к нему, — мы ведем дневник похода, и полагается все наиболее интересное — увиденное, услышанное или найденное нами — заносить в этот дневник. Так как же мы запишем?

— Долго рассказывать, — ответил тот. — Так мы никогда не закончим осмотра музея. Живет в нашем городе один высокоуважаемый, несколько чудаковатый старичок, некто Номер Первый — мой предшественник по заведыванию музеем, ныне пенсионер. Он и герой и виновник этой злосчастной эпопеи с жар-птицей. Если хотите, обратитесь к Номеру Первому.

— Простите, как вы сказали? — удивленно переспросил я: мне показалось, что я просто ослышался.

— Номер Первый, — как ни в чем не бывало повторил заведующий. — Если у вас есть время, непременно пройдите к нему.

— А какие у вас есть доказательства, что ваши жар-птицы раньше водились в Любце? — с плохо скрываемой насмешкой спросил Витя Большой.

— А вот какие: когда я вас поведу в нашу картинную галерею, я покажу вам один натюрморт. [1] На этом натюрморте среди прочих предметов изображена убитая жар-птица. К сожалению, мы никак не можем разгадать, кто автор этой картины. Вместо подписи там странная фраза…

— Какая фраза? — спросил я и почувствовал, что у меня затряслась коленка.

— Какая фраза? — равнодушно переспросил заведующий. — «Я не могу даже подписаться».

Люся вскрикнула и схватила его за руку. Тут произошло нечто невероятное: Витя Перец засунул два пальца в рот и оглушительно свистнул. Ребята разом загалдели.

— Дайте доказательства! — кричал Витя Большой.

— Ведите нас, ведите! — Люся тащила за руку упирающегося заведующего.

— Вы с ума сошли! — отбивался тот.

— Вы понимаете, понимаете, — пытался я перекричать общий гам, — есть неизвестный портрет девушки с такой же надписью, портрет спрятан где-то в Любце!

Старик подпрыгнул и схватил меня за плечи.

Задыхаясь и заикаясь, я рассказал ему все: и про портрет в чулане, и как Роза блины пекла, и про Тычинку…

Куда девалась прежняя сухость и строгость заведующего! Слушая мой рассказ, он то приподнимал брови, то открывал рот, его очки подскакивали на носу, густые усы шевелились. Не говоря ни слова, он взмахнул руками и помчался через все залы, выбежал на улицу, понесся по липовой аллее к белому двухэтажному дому, спрятанному за кустами сирени.

Мы побежали за ним; последней семенила, теряя на ходу тапочки, Магдалина Харитоновна. Деревянная лестница затряслась от топота тридцати пар ног. Мы очутились в большом зале второго этажа. Множество картин и портретов, больших и маленьких, промелькнуло у меня перед глазами.

— Вот, смотрите. — Запыхавшийся заведующий подскочил к небольшой картине в массивной золоченой раме и указал на правый нижний угол.

Тяжело дыша от быстрого бега, мы все, и взрослые и ребята, молча подходили, по очереди наклонялись, читали бисерно-мелкую, светлыми буквами на черном фоне, надпись, отступали на несколько шагов и останавливались неподвижно, задумчиво оглядывая самую картину…