Стальной подснежник - Арнаутова Дана "Твиллайт". Страница 11

Ее трясло от ненависти к этому платью, а приходилось делать вид, что оно ей нравится, — не обижать же модисток, которые со всем старанием сотворили действительно чудесную вещь. Утешало только то, что в крепости ее в этом не увидит никто, кроме гарнизона да ненавистного супруга. И если не к ночи упомянутый супруг не сумеет выковырять новобрачную из наряда, не запутавшись в шнуровках и юбках, то, может, по-солдатски победит портновский шедевр с помощью ножа? Ло вот нисколько бы не расстроилась!

— Вчера же мерили, — с трудом сдерживаясь, напомнила она. — И позавчера. И третьего дня.

— Но мы же на полпальца заузили корсаж, — захлопала ресницами девчонка в неподдельном удивлении, и Ло возвела глаза к потолку.

Увы, на потолке, расписанном нимфами и кувшинками, не нашлось никаких подсказок, как обычно. Ло вздохнула.

— Последний раз, — предупредила она. — И больше никаких переделок. Иначе пойду к алтарю в мундире. Имею право, между прочим! Как отставной офицер!

Швея поперхнулась воздухом, набранным для очередных уверений, что леди Ревенгар прекрасна и все такое. Хитро-наивные глаза наполнились искренним ужасом. Ло торжествующе улыбнулась, хоть и не была уверена, что данный пункт Устава касается женщин. Прецедентов с невестами в армейской форме она что-то среди высшего света не помнила…

— Мы можем померить чуть позже. Наверное, миледи хочет отдохнуть?

Ло подумала, что девочка далеко пойдет в своем ремесле: явно не дурочка и знает, когда надо сделать реверанс и исчезнуть. Вот и сейчас заторопилась, собирая обрезки лент и лоскутки шелка, белого, как на платье, но узорчатого. Из него и нежнейшего прозрачного батиста для Ло шили шапочку с фатой, усыпанную крошечными кремовыми розочками. «Выходить замуж в цветах невинности — какое лицемерие, — усмехнулась она про себя. — Если наряд выражает суть невесты, то мое платье должно быть пропитано кровью и запятнано гарью от воротника до подола».

Модистка тихонько испарилась, и Ло осталась одна, досадуя, что едва не сорвалась на девчонку. А все бессонница. После госпиталя сон восстановился, но, как оказалось, ненадолго. Напрасно, конечно, она отказалась от королевского лекаря, по полночи ворочаясь в удобных прохладных просторах постели. Бессонница не отпускала, а когда удавалось забыться, сны приходили тревожные и тяжелые.

Ло обняла себя руками за плечи, хотя в комнате было тепло, почти душно. Начало ранней осени в столице выдалось ласково-мягким, а во дворце вдобавок уже давно протапливали небольшие печи, нарядно обложенные изразцами. Но ее знобило изнутри, словно вокруг все еще были каменные, вечно стылые стены Руденхольмского Гвоздя. Холод и сырость из крошечной крепости над горной рекой не уходили даже летом. А теперь и подавно не уйдут — ибо спать Руденхольму до скончания веков под злыми водами Рудена…

Она встряхнула головой, отгоняя внезапную слабость и гадостное чувство беспомощности, недоуменно посмотрела на собственные пальцы, сложенные в аркане набора силы. Тело никак не хотело смириться с тем, что магия, текущая через него столько лет, вдруг исчезла. Тело хотело привычной мощи и защиты… Ло закусила губу — и тут в дверь постучали.

— Войдите! — позволила она, пряча руки в складки платья — пальцы все никак не хотели слушаться, им было так легко и уютно в привычном положении.

— Цветы для миледи!

Мальчишка-паж внес небольшую корзинку, заученно поклонился, и Ло радостно вскинулась: Маркус! Пора бы уже другу и объявиться. Конечно, она сама ему написала, чтобы не беспокоился, но все-таки скучала. Маркус Бастельеро был единственным человеком, которого она действительно хотела видеть. И просто поговорить, и чтобы все-таки расспросить некроманта о том проклятом дне.

— Благодарю, милый, — улыбнулась она, и мальчишка, снова поклонившись, убежал.

Ло шагнула к поставленной на стол корзинке и вдруг замерла. Что-то было неправильно с букетом, но она слишком отвыкла от придворного этикета подарков и прочих глупостей вроде языка цветов. Ах, георгин означает утонченность, а бузина — сочувствие… Лет в четырнадцать и под присмотром строгих дуэний это, разумеется, бесценно, да только дуэньи знают такие хитрости лучше самих подопечных. Ло же в четырнадцать лет, как и несколькими годами раньше или позже, до темноты в глазах зубрила гримуары и растягивала пальцы, чтобы бросить аркан на полмгновения раньше соперника. И уж совсем идиотским на языке цветов выглядело собственное прозвище, когда Подснежник еще и близко не именовался Стальным, а был всего лишь Подснежничком — и то лишь для Маркуса и пары друзей-адептов. Аконит или лишайник — еще бы куда ни шло. Но боевому магу именоваться воплощением чистоты и невинности?

Она скривилась, осторожно делая шаг к корзине. Дурацкая шутка. Слишком дурацкая и мерзкая для Бастельеро — некромант никогда не прислал бы ей подобного. Не подснежники, вовсе нет. Розы. Роскошные черные розы, обвитые белыми шелковыми лентами, совсем как те, что норовили пришить на каждый дюйм ее свадебных уборов модистки.

Ло протянула руку, почти дотронулась до бархатных черных лепестков — и отдернула пальцы. Магическое чутье, которое раньше предупредило бы об опасности, молчало. Она беззащитна, как обычный человек, — пришлось напомнить себе в очередной раз. И если к розам прицеплена черномагическая дрянь, Ло и пискнуть не успеет, как свалится в корчах. Уж работы Маркуса она насмотрелась до кошмаров.

Но кто? Черные розы — смерть, прощание, ненависть… Кто может ненавидеть ее настолько сильно? За что?

Ло судорожно вздохнула, мучительно раздумывая: послать за дворцовым магом или плюнуть на приказ короля, вылезти в окно и рвануть в особняк Маркуса. Розы устроились в корзинке уютно, словно гадюка на солнцепеке, — жирные, полностью распустившиеся, бессовестно и порочно роскошные. Вот пышные венчики шевельнулись… Ло отпрыгнула! Хотела закричать, выбежать из комнаты — и не успела! Сотни тугих черных лепестков взлетели вверх, кружась, словно жуткие мотыльки, и опустились на свадебное платье, растянутое рядом со столом на вешалке.

Ло, задохнувшись, замерев, как перед разъяренной змеей, смотрела, как лепестки оседают на корсаж, рукава и юбку, исчезая, словно бесследно впитываясь, не оставляя ни пятнышка на холодной невинной белизне шелка… Иллюзия! Хвала Пресветлому, всего лишь обманка… Ло глянула, переведя дух, — в корзине торчали сухие венчики совершенно обычных роз, темно-красных, кажется. Из-под ломких серо-бурых листьев виднелся конверт.

Несколько мгновений поколебавшись, она взяла письмо. Если бы действительно хотели убить, то навели бы чары на цветы — чего уж проще. От проклятья на розах она бы уклониться не успела, а теперь-то что? Может, кстати, и не успела?

Распечатывая конверт, Ло тоскливо прислушалась к себе. Нет, никаких признаков магического поражения, доступных не-магу, она не чувствовала. Неизвестный ублюдок ограничился пугающим намеком — и посланием. Простой белый листочек, ничем не надушенный, обычные темно-синие чернила, размашистый легкий почерк. Ло прочла послание, затем медленно перечитала, и еще раз…

Три строчки издевательски шептали вкрадчивым незнакомым голосом:

Не ехать на север к будущему супругу? Ло яростно стиснула в пальцах бумагу, едва замечая, что комкает ее. Она и сама смертельно хотела бы остаться в Дорвенне, но… теперь слово «смертельно» приобретало несколько иной смысл, зловещий и тем более заманчивый. Кто-то очень не хочет, чтобы она отправилась к коменданту как-его-там? Отлично! Она поедет! Поедет, и пусть хоть сам Баргот с его тридцатью тремя демонами встанет у нее на дороге — им же хуже! Если только… — Ло нахмурилась и бережно расправила листочек — это не ловушка, чтобы заставить ее как раз уехать. Боги, как же ей нужен хороший совет!