За Северным Ветром (СИ) - Мекачима Екатерина. Страница 16

Агния же, напротив, предостерегла Драгослава, чтобы он не сильно верил душе корабля. Ведь через кочед с ними говорит сам «Верилад», а он, как и всякое разумное создание, мечтает о свободе.

- Ты слишком внемлешь им, – сказала волхва однажды. – Не позволь кораблю заставить тебя принести клятву.

Уже много дней «Верилад» держал курс на Солнцеград. Погода все время стояла хорошая, паруса раздувал попутный ветер. Ни одного судна не встретилось на пути. Драгослав был уверен, что такая легкая дорога по северному морю возможна лишь с благоволения Полоза, не иначе. Князя сковывало ледяным страхом от того, что ему рано или поздно, но придется предстать перед морским Богом и его змеем.

- Я чувствую, как мой разум ускользает от меня, - помолчав, ответил князь. – Дело не только в корабле, - он снова замолк. – Не он меня страшит. Ты – пугаешь и путаешь меня намного больше, - проговорил Драгослав тихо, глядя на воду. Ему было плохо: князь отвык от морских путешествий и большую часть времени находился на открытом воздухе, где морская болезнь не так сильна.

- Я знаю, - серьезно ответила Агния. - Тебя еще пугает ворожба.

Князь посмотрел на волхву: Агния была серьезной. Хмурилась, между бровей пролегла морщинка.

- Я расскажу тебе о волхвовской силе, - сказала она мягко. - Тайна науки Велеса известна всем, и она настолько проста, настолько же и непостижима. Ты так всего боишься, что я думаю, ваши волхвы учат лишь ритуалу, а не его природе. Если же постичь истинную суть Силы Звезд, то ритуалы учить вовсе не надобно: в древности каждый волхв изобретал свои, те, которые ближе его душе. Когда придет время, и ты создашь свои обряды.

- Так в чем же тайна? – спросил князь.

- В тебе самом, - ответила Агния. - Дар Велеса есть в каждом человеке. Ему не надобно учиться, его надобно открыть.

- Загадками говоришь. Если дар волхвовский есть у каждого, почему же все сварогины не волхвы от рождения?

- Как не волхвы, - улыбнулась Агния. – Все вы волхвы. Просто быть ворожеем сложно, а простым человеком – легко. Все древние пращуры были теми, кого сейчас назвали бы волхвами. Но с уходом Богов уклад на земле сильно поменялся.

Агния говорила, что нет на свете добра и зла, что сие определения придуманы людьми. Что любое действие в своей основе содержит ту самую Силу Звезд, и, если чему-либо суждено случится, то оно неизбежно произойдет, и Макошь впрядет и эту нить в узор судьбы. Драгослав возражал, а Агния улыбалась. Она обещала князю, что со временем он поймет все сам.

Когда «Верилад» дошел до самой крайней части мыса Западная дуга, он взял курс в открытое море. По совместному решению, парусник должен был подойти к столице со стороны океана, оплыв ее по огромной дуге. Такой маршрут намного безопаснее, так как корабли Сваргореи редко отходят далеко в открытое море, да и собирать морское войско надобно как можно дальше от людей.

Во время плавания Драгослав старался забыться в ворожбе. Однажды вечером, отдыхая в корабельной трапезной, Агния дала Драгославу серебряное блюдце. Волхва сказала, что мир подобен зеркалу. А блюдце, как часть мира, может показать пряжу Макоши тому, кто вознамерится ее увидеть. И не важно, спряла ли ее Богиня, или еще нет. Да и блюдце само по себе тоже не важно. Просто ворожба дается легче, если поверить в особенную вещь – в оберег, амулет или творение Богов. Князь волхву понял смутно, но на блюдо посмотрел. Драгослав увидел в нем себя: уставшего, измученного. Размытое отражение походило на тот лик, который являлся ему в черном озере. Серебряная поверхность вбирала в себя теплый свет свечей, и казалось, что отражение в ней будто светится. Оно трепетало: то мутнело, то вновь обретало ясность. Драгослав продолжал вглядываться, надеясь, что, когда отражение прояснится, он увидит себя на троне Солнцеграда. Но вместо этого князь увидел в своем лице чужое. Будто сквозь его собственные черты проступали призрачные очертания неизвестного человека, от которого веяло холодом и смертью. Князь нахмурился, моргнул, и видение пропало. Драгослав посмотрел на сидевшую рядом Агнию. Она была спокойна. Князь хотел было рассказать ей об увиденном, но странное, давящее предчувствие его остановило. Было что-то леденящее в этом видении, больше похожем на случайный морок.

С тех пор Драгославу становилось хуже. Близилась неизбежная встреча с морским Богом и с будущим войском. Неминуемо приближался час, когда князю придется поднять меч на своего родного брата. Но чем больше сводило с ума происходящее, тем князь сильнее старался отдаться волхвованию. Непонятные речи Агнии успокаивали, заставляли задуматься над тем, о чем князь прежде не размышлял. Драгослав не мог понять, как сила Велеса может быть сокрыта в каждом человеке. Это противоречило всему, чему его учили, и всему тому, к чему он привык. Науке Велеса учились с раннего детства и всю жизнь. И то, не каждый отрок, отданный послушником в Соборный Свагобор, становился волхвом. Многие лишь Правосиле могли научиться, либо домовой ворожбе. Но будто в подтверждении слов Агнии, наука Велеса давалась князю на удивление легко. Собственная странная одаренность в волхвовании все больше наводила князя на мысли о том, что его покойный батюшка был прав в своем решении отдалить его от трона.

Когда «Верилад» достиг своей цели и встал на якорь среди открытого океана, волхва сказала Драгославу, что он вместе с ней будет совершать ритуал созыва морского войска. Проснувшиеся корабли должны знать свой флагман и своего царя.

Погасла вечерняя заря, зажглись звезды, и Агния с Драгославом взошли на нос «Верилада». Кочеды, поклонившись, покинули палубу, оставив ночь обоим волхвам.

Волхва закрыла глаза и воздала руки к небу. Долго так стояла, неподвижно, будто статуя, пока не затих океан. Звенящая тишина накрыла мир, остановилось время. С неба, в окружении звезд, внимательно смотрели Ночные Сестры: большая и румяная Дивия и маленькая серебристая Луна. Под светом лун фигуры стоящих на палубе людей отбрасывали по две перекрещенные тени. Когда тишина настолько сгустилась, что стала казаться осязаемой, Агния открыла глаза, взяла Драгослава за руки и запела. Тихо, мелодично, и слова серебристым узором застывали в неподвижном воздухе. Они складывались в изысканное дрожащее кружево, которое, словно паутинка, окутывало волхву и князя. Драгослав почувствовал, что песня сама рвется из его груди. Ему нужно было только дать ей волю. И он запел. И вместе с песней он вдруг ощутил, как с ним поет весь мир, и сила мира течет сквозь его тело мощным потоком, и эта энергия безбрежна как океан.

Поднялся легкий ветерок, хрупкая красота слов рассыпалась, превратилась в туман и растворилась. Ветер подхватил Слово, прошептал его несколько раз и понес над водой. Слова звучали во всем сущем, и даже волны бились о борта корабля с песней. То громче пело все, то затихало, пока не слилось воедино с проснувшимися звуками мира.

Заалел горизонт. Словно среди ночи решило проснуться солнце. Заря разгоралась все ярче и ярче, пока не стало видно, что плывет из-за горизонта армада золотых кораблей. Все суда, словно на подбор, были сделаны из необычного, сияющего дерева, с тремя мачтами, чешуйчатыми огненными парусами. Драгослав с замиранием сердца смотрел на это великолепие. Князь ожидал увидеть другое зрелище. Царевич перевел взгляд на Агнию. Она была прекрасна в сиянии ночных светил. Прекраснее, чем когда-либо. Волхва искренне улыбалась. Князю стоило огромных усилий вспомнить о том, что этот ее облик не настоящий, и что под внешней девичьей красотой, стройным станом и глубокими глазами сокрыто существо неведомой природы.

- Ты удивлен, - скорее утвердительно скала волхва. – Если бы мы звали их с берега, как я звала «Верилад», тогда бы их облик был иным. Но мы во владениях Полоза, на ожившем корабле. Мы мертвы и мертвых призываем.

- Мы – что? – чуть дыша, переспросил Драгослав.

- Ты вернул меня на землю, а я тебя – из объятий Топи.

Драгослав пристально смотрел в глаза волхве. Он видел, что теперь Агния готова рассказать ему намного больше, но он уже не хотел. Услышанного хватало для того, чтобы окончательно сойти с ума. Волхва поняла князя и молча кивнула. Происходящее рушило мировоззрение сварогина, и это крушение давалось человеку тяжело.