За Северным Ветром (СИ) - Мекачима Екатерина. Страница 49

На дневной отдых останавливались на перелесных выдувах – более оголенных участках земли, где олени могли добыть себе подснежный корм. В это время путники грелись у разведенного костра и обедали взятыми из деревни припасами: вяленой рыбой и мясом, сухарями. Над огнем растапливали снег и пили талую воду. Сушили и прогревали дубленые шубы, которые путники надевали поверх свит. Василиса говорила, что будет охотиться только тогда, когда взятая в дорогу провизия начнет закачиваться, ибо нельзя у Матери - Природы брать больше, чем необходимо.

На ночь разбивали небольшой лагерь. Натягивали палатку из взятых с собой шкур: одну палатку на всех, так было проще согреться. Караулили сон по очереди. Водяной, который по своей природе не ведал сна, оставался с караульным и веселил его, не давая уснуть.

Перед каждой стоянкой Василиса шептала слова, отгоняющие духов леса, и перед каждым новым участком пути шептала она слова на легкую дорогу. Шептала охотница и оленям, чтобы животным было легче везти обоз по снегу. Когда белые олени вязли в снегу, волхва передавала место каюра [1] Витенегу, а сама, опустившись у края саней на колени, говорила со снегом. Водяной ей охотно помогал, шепча свои слова замороженной воде, и тогда снег послушно расступался, и олени выбирались из сугроба.

Когда тропа стала сворачивать по направлению к Южному Рукаву Великой Дороги, путникам пришлось направить оленей в лес. Лада предупреждала, чтобы они избегали больших дорог, трактов и княжеств: лучше завязнуть в снеге, нежели быть пойманным кем-нибудь из преданных царских слуг.

Но, не проехав и половины версты по заснеженному лесу, животные встали: даже большие и сильные белые олени не могли преодолеть сугробы. Не помогла даже ворожба Василисы. Тогда водяной спрыгнул с саней на снег, встал перед оленями и зашептал. Шепот воды походил на хрустальный звон: его слова переливались в морозном воздухе, искрились на снегу и снежинками поднимались в небо. Прекрасная песня водяного ручьем текла по снегу и теплым ветром овевала дерева. Воде в ответ запели птицы, радостно и громко, будто весну встречали. И правда: снег перед хрустальным человечком будто бы опал и затвердел. Вода запела сильнее, и ветер понес весенний перезвон, и с ветвей закапала капель. Песнь наполнилась теплом, и кружево слов водяного сложилось в дорогу плотного весеннего снега, которая убегала вглубь тайги. Выглянуло солнце и будто бы нарочно указало на дорожку золотым лучом.

Странники замерли, пораженные чудесной ворожбой.

Довольный водяной повернулся, поклонился и залез обратно на сани.

- Что же ты раньше такое чудо не явил? – спросил его Мухома.

Вода звонко захихикала:

- А вы ж не просили, - пожал водяной прозрачными плечами.

Олени легко понесли путников по тропе, наговоренной водяным духом. Тропа плавно изгибалась, следуя по просеке, на которой могли поместиться два бегущих рядом оленя и поезд из саней. Деревья будто бы сами расступались перед оленьим поедом. Порой, коридор осыпался, снег смыкался, но водяной вновь запевал свою песню, и замёрзшая вода слушалась его.

Олени еще больше углубились в тайгу, и гуще сплелись над головою ветви. Песнь водяного кружевом дрожала над тропой, поднимая над собой нижние лапы вековых елей, которые тут же смыкались за санями. Среди гущи ветвей несколько раз видели путники зеленоватые отблески глаз русалок. Но лесные духи не посмели перечить защите слов водяного. Только холодно горели глаза, которые, не будь среди путников духа воды, непременно бы на странников морок навели, чтобы сбить их с пути.

- Вот как охотники одни в леса уходить могут? - поежился Мухома. От взгляда лесной силы Зайцу делалось не по себе. Несмотря на старания водяного, несмотря на согревающий в огнивицах Огонь-Сварожич, в воздухе иной, не зимний, холод ощущался.

- Поэтому мы и учимся ворожбе, - шепотом ответила Василиса. – Иначе бы гибли охотники на своей первой одинокой охоте.

- Зачем нужна одинокая охота? - спросил Веслав, озираясь по сторонам. – Почему нельзя охотиться совместно?

- Мы и охотимся совместно, - ответила Василиса. – Одинокая охота нужна для того, чтобы Дух свой закалить, царевич.

- Холодно-то как стало, - прошептала, сильнее кутаясь в шкуру Яра. – И небесный огонь будто бы не греет.

Яромир обнял свою жену.

- Это ненадолго, - тоненьким голоском заверил водяной. – Скоро мы выберемся из русалочьей чащи.

Так, петляя по лесу, держали они путь в деревню Миронь. Днем совершали привалы, ночью же оставляли караулить водяного, а сами спали в палатке из шкур подле обеих огнивиц с онем-Сварожичем: ворожба благодарного духа воды оказалась очень сильной. Через седмицу, проведенную в пути, олени вышли на большое поле среди тайги. Веслав, который теперь тоже правил, остановил по просьбе Василисы оленей, и охотница с Витенегом подстрелили птиц, которые отдыхали среди низкорослых деревьев перелесья. Тут же, у крайних деревьев, устроили привал: олени паслись на выдуве, а путники развели огонь, на котором приготовили обед из свежего мяса. Все, что не съели, взяли с собой, и вновь отправились в путь.

Через вторую седмицу достигли, наконец, они Мирони. Уставшие и измученные странники, и утомленные животные. Если бы отправились прямой проторенной дорогой, добрались бы, конечно, быстрее.

Деревенька Миронь была еще меньше, чем Волынька. Располагалась она на большом поле, часть которого была отдана под посевы. Некоторые крайние домишки стояли прямо в лесу. Олени вышли на тропу на расстоянии от поселения, и ворожба водяного духа опала. Перед белыми оленями вновь простирался высокий зимний снег.

Водяной залез в свой короб, и Витенег занял место каюра. Добраться до Рифейской гряды без остановок крайне тяжело, особенно в зимнюю пору. Оставалось надеяться, что в такие отдаленные и забытые Богами места, как лесная деревенька Миронь, Драгослав своих соглядатаев не отправлял.

Так оно и оказалось: жители Мирони были крайне удивлены гостям. Последний караван навещал деревню три года назад, да и то, те путники, как оказалось, просто заплутали, сойдя не на том повороте с Великой Дороги.

В Мирони была крытая гонтина[2], построенная из священного дуба. Первым делом путники отправились благодарить Богов и посмотреть на Великобожие лесного селения. Капий Полоза стоял, как и подобает, в низине святилища. Значит, остались еще места, коим чужда Полозова ворожба.

Жители Мирони приняли своих гостей радушно: поселили в пристройке дома деревенского старосты, истопили им баню и хорошо накормили. Сказали, что, путники, ищущие священного оленя Даждьбога-Хорса, обязательно принесут Мирони счастье и благословление самого Даждьбога.

В течение всего путешествия оленьего поезда от Волыньки до Мирони не было сильных снегопадов, если и падал снег, то легкий и пушистый. Но на второй день после прибытия гостей в Миронь пошел сильный снег. Вьюга мела три дня, на четвертый немного успокоилась. И только на пятый день странники смогли вновь отправиться в дорогу. Радушные жители Мирони дали им с собой припасов и благословили в долгий путь.

Когда сани отъехали от деревни далеко, водяной вылез из березового короба и вновь запел песню лесу, и вновь снег послушно расступился, открывая путникам дорогу.

Но через три дня пути начался сильный снегопад. Даже песня водяного не могла справиться с настигшим ненастьем. Оленей пришлось остановить. Дух воды напевал слова, которые хрустальным куполом снежинок зависли над людьми, не давая снегопаду завалить сани. Снег ложился на ледяное кружево слов водяного, будто на крышу. Небесный Огонь - Сварожич, что горел в огнивицах на санях, отражался от искрящейся крыши и дарил свое тепло. Животные беспокойно хоркали[3]: охраняющая ворожба пугала их. Охотница успокаивала животных, гладя их и шепча им.

- Лютень[4] почти наступил, - пробасил Яромир. – Если и дальше так мести будет, только к оттепели до Горянки доедем.

- Пока до Мирони ехали, чудесная погода стояла, - ответила Яра. - Да и Лада обещала нам, что зима не будет студеной.