Зюзя (СИ) - Булаев Вадим. Страница 43

Я сразу схватил ружьё и прицелился, однако твари оказались быстрее. Лишь последний волк, перед тем как исчезнуть в придорожной растительности, на мгновение задержался и взглянул мне в глаза. От волнения показалось, что не я в него, а наоборот, он в меня целится. Пришлось даже тряхнуть головой, чтобы сбросить наваждение. Когда проморгался — никого уже не было. Зюзя эту встречу никак не прокомментировала, лишь очень внимательно проводила взглядом мелькнувшие в зарослях тени.

Не смотря на все мои ухищрения делать паузы в движении, к обеду стало совершенно ясно, что уже к вечеру, а тем более завтра, я не разогнусь. Хоть и не гнал, но всё же. Болеть будут абсолютно все мышцы, даже те, о которых я раньше и не подозревал. Двигать вверх-вниз вроде бы не тяжёлый рычаг с плавным ходом — что может быть сложного? Оказывается — может. Физическое состояние двигающего. Единственное, что сдерживало меня плюнуть на эту самоходную тележку и продолжить свой путь пешком — это скорость, с которой я удалялся. По моим прикидкам, погоня за мной отправится в лучшем случае во второй половине дня — пока в доме насмотрятся на умерших, пока вернутся к перрону, пока пройдут хоть сколько-то к мосту и стрельбой в воздух привлекут внимание охраны, пока соберутся… Да и будет им в это время дело до пропавшей дрезины? Но вот на это надеяться как раз не стоило — элемент случайности всегда присутствует, как и закон подлости.

Мимо меня изредка мелькали полустанки, обозначаемые какими-то относительно свежими надписями, старые домики, ещё что-то, но мне было не до них. Поглощённый ритмичными движениями рычага, я перестал обращать внимание на окружающий мир, целиком доверившись доберману в этом вопросе. Сам сконцентрировался лишь на «Раз-вдох. Два-выдох», поднять-опустить, ещё десять разиков — и накатом проедусь, дыхание переведу… Настолько расходился, что даже прошляпил какой-то небольшой город, додумавшись посмотреть на надпись на здании вокзала лишь когда тот уже практически скрылся из виду. Возвращаться ради такой малости, как географическая привязка, не стал. Сейчас главное вперёд двигаться, а с картами потом разберусь.

Ближе к вечеру я совершенно выбился из сил и пришёл к выводу, что хорошего понемножку. Проехав очередную пустую деревеньку, вытянувшуюся своей единственной улицей вдоль рельсового полотна, остановил дрезину, на негнущихся ногах сошёл и с сожалением побрёл назад, стараясь унять дрожь в натруженных руках. Напади на меня сейчас кто угодно — голыми руками можно взять.

В безымянной ненаселённом пункте я сразу облюбовал для ночёвки старый сарай без окон, и, не ужиная, рухнул сразу в глубокий сон. Про Зюзю даже не вспомнил к своему стыду, настолько устал.

Проснулся от громкого урчания. Сначала не понял, что это за странные звуки, но потом дошло. Урчало в животах как у добермана, так и у меня. Вспомнился вчерашний вечер, моя беспардонная отключка в объятия Морфея на глазах у голодной собаки и то, что мы уже сутки только водичкой сыты.

Я не ошибся вчера в оценке своего сегодняшнего состояния — болело всё. Каждая косточка, каждое сухожилие моего беспокойного организма просто вопили о справедливости и необходимости отдыха, а лучше о новых мозгах для владельца. Встать с земли, на которой спал, не удосужившись соорудить хоть какое-то подобие лежанки, никак не получалось. Хотя очень, ну просто очень хотелось. Физиологические надобности даже вирус отменить не смог. А как это сделать, если ноги не ходят, поясница не даёт разогнуться из положения весёлой буквы «Г» и руки трясутся, словно заводные? Правильно — аттракцион не для слабонервных. Шипя от боли, прямо на земле занялся гимнастикой, чтобы хоть как-то размять воющие от такого обращения мышцы. Не знаю, сколько провозился, судорожно извиваясь на глазах у изумлённой моими странными выкрутасами подруги, однако встать смог. Медленно, упираясь руками в стену, добрёл до двери и выпустил поскуливающую от сходного со мной желания Зюзю. Она сразу исчезла в кустах.

Я, не смотря на уже полученное прямохождение, продолжил с остервенением разминаться и уже минут через двадцать, сочтя боль приемлемой для неспешного передвижения, так же покинул нашу ночную стоянку.

Вернулась с утреннего обхода четырёхлапая. По её спокойному, и в то же время голодному виду понял, что в деревне никто из живых не объявился. Не скажу, что расстроился от этой новости, напротив, подхватил ружьё и со спокойным сердцем углубился в сторону от дороги поохотиться. Уже через двадцать минут я ощипывал две птичьи тушки, а доберман с нетерпением следила за моими действиями.

Насытившись, продолжили путь. Пока возвращались к дрезине, я усиленно рассуждал, попробовать продолжить двигаться на ней или не искушать судьбу и двигаться в традиционном режиме. В обоих вариантах было много как плюсов, так и минусов. Однако выбирать не пришлось — транспорт отсутствовал. Понятно, значит погоня за нами была. Теперь если встретят — точно всех собак на меня повесят, и повторно ни за что не выпустят. Но вот почему Зюзя мне ничего не сказала? Сарай, в котором ночевали, стоял достаточно близко к рельсам и не слышать шум, издаваемый самоходными ехалками, она не могла. Не став гадать, просто спросил у неё об этом.

— Вчера вечер приезжать люди, потом ехать дальше. Ругаться, — и, не дожидаясь моего следующего вопроса, продолжила. — Все уезжать. Я проверила.

— Так почему ты меня разбудила? А если бы они по дворам начали ходить — нас бы нашли!

— Ты не просыпаться. Я звала — ты носом громко сопеть, не слышать.

На этот убийственный аргумент мне ответить решительно было нечего, и я поспешил перевести разговор в другое русло.

— Зюзя, ты молодец. С каждым днём твоя речь становится всё лучше и лучше. Скоро совсем как человек говорить будешь. Уже падежи начинаешь осваивать, умница! — и это было чистой правдой.

Моя похвала была ей явно приятна, и мне очень хотелось услышать в ответ что-то вроде: «Спасибо, старалась» или «Ну дык под вашим чутким руководством…», однако вместо этого прозвучал упрёк:

— Ты мне совсем вечером ничего не читать и не рассказывать. Я не интересная, да?

Мне стало очень стыдно. В круговерти последних дней я совершенно упустил любовь добермана к сказкам из виду. Не став юлить, честно перед ней извинился, признал упущения, и клятвенно заверил восполнить всё на ближайшем привале. Лёгкое повиливание пупочкой в ответ совершенно точно означало, что мои извинения приняты.

Вообще общение с собакой наводило меня на занятные мысли. Во-первых — она не просто разумна, а ещё умеет этот разум использовать не хуже меня. Да, опыта и знаний мира ей явно не хватает, но это дело наживное. Во-вторых — она по своему поведению, характеру, манерой общения и склонности быстро прощать и обижаться относилась явно к осознанному женскому полу (про первичные и вторичные половые признаки не будем вспоминать, сейчас идёт разговор исключительно о психологии), проще говоря — была женщиной до мозга костей. В-третьих — до сего дня мне не удалось в своей подруге увидеть звериного начала. Конечно, признаю, исключительно собачьих привычек у неё было много — чесать лапой за ухом, вилять хвостом и так далее, но вот присущая её виду агрессия, всяческая демонстрация собственного превосходства отсутствовала как таковая. Больше скажу, у меня от общения с ней только усиливалось впечатление, что Зюзе практически всё пофиг. Она просто поделила мир для удобства на своих и чужих. Своих мало — один я, потому меня надо беречь и охранять. Чужие — вообще не интересны. Не нападают — ну и пусть себе живут как им надо.

Эти размышления нисколько не отвлекали меня от ходьбы по насыпи и усердного наблюдения за окружающей средой. Про вчерашних волков я не забыл и повторной встречи с ними не жаждал.

А в обед пошёл дождь. Сначала несильный, лишь слегка накрапывающий и приятно освежающий лицо, через несколько минут превратился в ливень. Сразу вымок до нитки. Пришлось снимать сапоги, в которых уже заметно хлюпала влага, и постоянно матерясь из-за впивающихся в стопу крохотных острых камешков, усиленно вприпрыжку скакать по шпалам вперёд, выглядывая укрытие.