Зюзя (СИ) - Булаев Вадим. Страница 62

— И как ты предлагаешь это сделать?

— Просто. Там мужиков человек двадцать пять осталось, это если никто не забухал капитально. Подъедете и свои порядки по-вашему, военному наведёте. Заодно и рабов освободите, они вам тоже руки целовать за спасение станут.

— Каких рабов?!

— Так, это… Пригнали неделю назад с севера восемь баб, пять деток и троих мужиков. Теперь ждут, когда товару наберётся для поездки на рынок — тогда и их там продадут.

— Кому продадут?..

— Тому, кто заплатит больше. Коль повезёт — донецкие или ростовские с кубанскими выкупят, коль не повезёт — на Ставрополье поедут, к джигитам.

Коробов выглядел ошарашенным.

— Василий Васильевич, а ты, часом, не врёшь? Какая работорговля в наши дни? Двадцать первый век на дворе.

Дед явно обиделся на такие слова.

— Годы мои не те — людям в уши ссать. Щас вся жизнь там, на юге, за Харьковом. Людей хоть и много понабежало, а не хватает рабочих рук. Я же говорю — если к абрекам этим, прости господи, что как саранча там расползлись, не попадут, то не страшно. В кабалу угодят, конечно, но там и отработать реально, говорят… Мир то оживает, сынки… Донецкие вон, уголь вовсю добывают, электростанцию, что под Луганском, запустили, сейчас станки скупают с железом всяким. Кубань с Ростовом — это пшеничка, птичники громадные, рыбка из моря всякая; от кавказцев бензин идёт, недавно даже дизель гнать стали. Трактора запускают, сам видел!

Собравшиеся слушали как заворожённые, да и я, признаться, тоже рот раскрыл от удивления. Звучало сказкой, не верилось мне и… и так хотелось верить! Между тем дед продолжал:

— Эти уроды, которых возить приходится, за счёт южан и живут. По городам с посёлками рыщут, станки, запчасти и всякий инструмент собирают — потом продают за уголь, харчи и наркоту.

— Погоди, Васильевич, так это получается, что в нэзалэжной теперь половина народа осело?!

— Нет теперь ни России, ни Украины, — дед рассмеялся. — Удельные огрызки со своими царьками, вроде как дерьмократами. Со дня на день друг другу в глотки вцепятся. Тесно им становится, Наполеончикам.

— Подробнее, пожалуйста.

— Дык, нет у меня подробностей. Я дальше Харькова не езжу, да и там от паровоза не отхожу. Так, сплетни со слухами с рынка собираю и от верных людей новости иногда узнаю. Что знал про политику — сказал, а больше не пытайте, не ведаю.

Мне в голову пришла неожиданная мысль проверить старичка. Я подошёл к полковнику и так, чтобы никто не слышал, произнёс ему на ухо: «Покормите его чем-нибудь с мясом». Коробов удивился такой заботе с моей стороны о пенсионере, однако спорить не стал, согласно кивнул и, судя по блеснувшим в его глазах задорным огонькам, воспринял моё предложение даже с энтузиазмом.

Через несколько минут принесли жиденькую кашу с подливой и несколькими разваренными кусочками мяса. Машинист с благодарностью принял тарелку и начал мелко, по-старчески, кушать, тщательно пережёвывая пищу и облизывая ложку. Нет… Значит, не отсюда ноги у говорящих с волками растут. Не их человек.

Подождав, пока дед насытится, полковник продолжил допрос:

— Какое отношение эта банда имеет к волчьим стаям?

— Да почти никакого, — Василий Васильевич, казалось, даже удивился. — То сектантов твари, веганами они себя называют. Мяса не жрут, с любой скотинкой носятся ровно с младенцем грудным, верят в пришествие Царь-Волка. Мол, тогда они станут рядом и будут первыми среди людей при нём обретаться. Психи без санитаров, в общем. Хотя и вреда от них нет особого, а старший ихний так вообще… Святоша святошей, мордочка постненькая, крысиная — а за каждое найденное его тварями поселение гребёт или треть от добычи, или не менее пяти деток забирает. В веру свою дурацкую обращать. Он среди всех там самый нормальный — бизнес, вон, выдумал. Твари рыскают, людей находят, а он места указывает бандитам и купоны стрижёт! Этот хрен и ваше поселение, наверное, указал — я его перед отъездом видал; приходил, с главным балакал.

— Пусть так… А с тварями как дело обстоит?

Машинист подумал, почесал в затылке жиденькие седые волосики, и только тогда ответил:

— Нет их почти… Кого отравой не уморили — люди повыбили. Кто уцелел — живут себе в лесах, к нам не суются. Им же, когда колонны с беженцами шли, тоже досталось знатно. Оно ведь как вышло? Народец на юг драпанул — стаи за ним пошли. А как Курск миновали, так их там и встретили. С вертолётов травили. Правда, особо не разбирались, в кого яд тот попадает… Такое творилось, не дай Бог… по сию пору колонны ржавых машин с костями человеческими там по федералкам стоят. Резня, говорят, жуткая была с мором вперемешку.

Я призадумался — где старикан врёт? Ну не может быть абсолютно весь рассказ правдой, не умеют так люди — не лгать. Сам такой. Могу и надуть при необходимости. Между тем со стороны стульев раздался ещё вопрос:

— Где ты паровоз достал, дедушка? Он же древний, как… — договорить голос не успел, потонув в громком мужском смехе над старой шуткой. Я посмотрел на этих сильных, полных жизни людей и подумал: «Странно мы всё-таки устроены. У них сегодня утром три товарища погибли, а они уже смеются. Что поделать, жизнь берёт своё…».

Василий Васильевич юмор оценил, поддержав всеобщее веселье.

— Нашёл, — смех стал ещё громче. Улыбку позволил себе даже Коробов. — Я ведь при бандитах не всегда состоял. Мор меня под Харьковом застал, в Чугуеве, у родни. Сам то я из Пензы… Как народ на юг потянулся, так и мы от людей не отстали… Там и прожил четыре годочка, уберёг Господь от морового поветрия, да только вечно у людей на шее не просидишь. Все на огородах задами к верху с утра до ночи, а я не могу — давление сразу зашкаливает. Не стал ждать, пока на двери укажут, сам в область пошёл. Я же по тепловозной части что хочешь могу, вот и надеялся по специальности пристроится. Пришёл — а трудоустраиваться то и некуда. Людей, кроме как на рынке, нет. Походил, побродил, а потом на этого красавца набрёл. Он на запасных путях стоял… Как потом рассказали, перед самым дурдомом с паникой, на фестиваль какой-то приехал толи из Киева, толи из-под Одессы; да так тут и остался. Меня как током шибануло — я же на таких начинал! Осмотрел, починил, стокер…

— Что — что?

— Стокер, я говорю, ну… механическая подача угля; чуть ли не с ноля собрал — да так и стал при деле.

— Ты про бандитов давай.

— Щас, щас… В починке мне парень помогал, который тихой сапой к моей дочурке в хахали набился. Как первые пары развели, так они сразу в два голоса: «Поехали на север, там всяких благ выше крыши осталось!». Я, грешник, и повёлся. А потом само завертелось… С этими уродами связались… Товарищ полковник, забери нас к себе. У меня дочка хорошая, дура только. Но я отучу! Истинный крест, — он размашисто перекрестился. — отучу! На цепь посажу, если надо…

Его словоизвержение прервал Коробов:

— Так, все свободны. Общая часть закончена. Остаются первый зам и Серин. Свободны!

Все засобирались, предвкушая долгое и приятное обсуждение новостей. Полковник меня остановил:

— Витя, спать ложись там же, в сарае. Еды я туда занёс, немного, но чем богат… Если псину свою решишь с собой привести — не забудь про намордник.

Я согласно кивнул и, вместе с остальными, вышел в тёплый летний вечер.

Ещё немного погулял за воротами, покормил добермана, порадовав её при этом рассказом о трёх толстяках: решил ложиться спать. Сарай, по сравнению с лугом, выглядел значительно привлекательней во всех отношениях. Ну не люблю утреннюю росу и предрассветную прохладу, что поделать? Попрощавшись со спутницей, не пожелавшей ночевать среди людей, вернулся в гарнизон и плавно отошёл ко сну.

Разбудил меня Коробов довольно громким стуком в двери.

— Витя, вставай! Дело есть!

Чертыхаясь, я быстро оделся и вышел к полковнику.

— Что случилось?

вот выглядел он не очень… Тёмные, набухшие от бессонной ночи мешки под глазами прекрасно дополняли сами глаза, красные, слезящиеся, постоянно моргающие из-за долгого напряжения при мерцающем свечном свете. Да и сам Максим Иванович был каким-то помятым, с резко обозначившимися возрастными морщинами. Но, надо признать, свежевыбрит и опрятен — вот она, закалка!