Мать-одиночка (СИ) - Любимка Настя. Страница 26

— Нет, только не говори… — Ире не хватало воздуха, она жадно двигала губами, словно желала откусить кусочек от пространства.

— Ира, им уже не помочь, но ты… ты беременна! Возьми себя в руки, пожалуйста!

Второй обморок жены Игнат встретил с облегчением. Он прекрасно сознавал, что его жене и так придется нелегко. Что в его семье настали трудные времена, потому что Ира, безусловно, будет винить себя, однако на первом месте для генерала стояла его любимая и ребенок, что рос в ее чреве. А потому он сделает все, чтобы оградить от всего, что связано с семьей Крабут.

Он увезет ее и никому не позволит допрашивать свою жену. Пройдет время, и Ирина перестанет корить себя, а значит, сумеет жить дальше.

Глава 10

Когда пролетка, что подали за Виттором к станции, еще лишь подъезжала к двухэтажному зданию пограничной заставы, из его центральных дверей вылетел человек в офицерском мундире и, бросившись навстречу экипажу, едва не угодил под колеса. Маршал был особенно поражен, когда узнал в офицере начальника заставы гран-майора Калмера, славившегося своим хладнокровием и выдержкой.

— Как хорошо! Как хорошо, что вы приехали, господин маршал! — едва не кинулся тот к Виттору с объятиями.

— С чего вдруг такая радость вместо уставного приветствия? — угрюмо ответил прибывший. — И что у вас за вид, гран-майор? За вами будто собаки гнались.

— Виноват, — замер по стойке «смирно» офицер. — Здравия желаю, господин маршал! Но этот мальчишка! Это безумие!.. — Тут Калмер осекся, набрал в грудь воздуха, шумно выдохнул и, придя в себя окончательно, обреченно тряхнул головой: — Готов понести любое наказание.

— Надеюсь, до наказания не дойдет, — отмахнулся Виттор. — Во всяком случае, не за это. Но постарайтесь впредь держать себя в руках. И отведите меня наконец к нарушителю. А по пути объясните, что все-таки произошло? В полученном от вас донесении столько неясностей, что Его Величество не на шутку встревожился и повелел мне лично… Впрочем, меня вы и так уже видите.

Рассказ начальника заставы сводился к следующему. Пять дней назад на дозорный пограничный патруль с территории Стороны вылетел некто в сером — рыжеволосый и маленький. Сначала пограничники приняли его за «существо» и боялись предпринимать какие-либо действия, рассчитывая, что нарушитель сам уберется восвояси. Но тот мало того что не думал возвращаться, так еще и принялся испуганно кричать. А это уже могло привести к неприятным последствиям, поскольку на Стороне, услышав крики, могли подумать, что их подданного мучают или пытают. Попытки вытолкнуть нарушителя за пограничную черту ни к чему не привели. И тогда начальник патруля принял решение отвести «существо» на заставу. Впрочем, вскоре выяснилось, что это всего лишь худенький мальчишка примерно восьми лет. Одет он был в серые холщовые штаны и такую же рубаху, выглядел ухоженным и чистым, но на любые вопросы отвечал или молчанием, или бессвязными криками. А еще он буянил — покусал и расцарапал четырех пограничников и трех надзирателей.

— Надзирателей? — прервал Виттор Калмера. — Вы что же, посадили его в каземат?

— А куда? — испуганно сглотнул гран-майор. — Он же совершенно неуправляем!

— Я бы на его месте тоже стал, наверное, кусаться, — насупился маршал. — Восьмилетнего мальчика в каземат? Пограничники не могут справиться с ребенком? Позор! Вернусь — непременно отправлю к вам инспекцию. Разболтались! Привыкли, что со Стороны не бывает нарушений! Всех — на границу с Реалоном!

— Да я же сам!.. Я же только что!.. Хотел подготовить, а он на меня как набро… — скороговоркой забормотал Калмер, опять спохватился, замолчал, сделался пунцовым и выдавил: — Прошу отдать меня под трибунал, господин маршал.

— Я сам решу, что мне делать! — рассвирепел Виттор. — Где мальчик? Долго вы будете меня водить по вашим подвалам?!

Сидящий за решеткой мальчик и впрямь оказался ухоженным. Худенький, с острыми скулами, бледный, с испуганными заплаканными глазами — он вызывал сочувствие и жалость, но уж никак не панику. А еще эти растрепанные рыжие волосы… Не то чтобы огненные, скорее, желтые с отливом в рыжину, но Виттор, и сам имеющий в шевелюре медные оттенки, испытывал к рыжеволосым особую благосклонность. Да и вообще, несчастный потерянный ребенок — как такого можно обижать?

Маршал рыкнул на стоявшего у клети надзирателя:

— Отпереть! Быстро!

Тот зазвенел ключами, но прежде чем открыть замок, все же глянул на своего непосредственного начальника. Калмер заерзал:

— Господин маршал, вы бы отошли немного в сторону…

— Какого дьявола?! — взревел Виттор. — Вы тут от скуки с ума посходили! Немедленно отпирайте!

Надзиратель бросился к замку и долго не мог попасть ключом в скважину — так тряслись руки. Тут уже не выдержал и его начальник:

— Вы что, пьянствовали вчера, Гортур?!

— Никак нет, господин гран-майор!.. Я все уже, вот… — Замок и впрямь щелкнул, мужчина снял его, начал отпирать клеть и отпрянул вдруг, завопив: — Берегитесь!

Мальчишка, только что сидевший с испуганным видом на грубо оструганной лавке, резко вскочил с нее и, взвыв, ринулся к выходу. Вылетев наружу, он сбил с ног заметавшегося надзирателя и, вскочив тому на спину, хотел уже воспользоваться им как трамплином для прыжка вглубь коридора, как был схвачен под мышки сильными руками маршала. Мальчик завизжал и в попытке вырваться стал извиваться, но Виттор держал его крепко. А потом вдруг прижал его к себе и выдохнул в рыжий затылок:

— Успокойся, малыш! Больше тебя никто не обидит.

Мальчишка разом перестал вопить. И замер, будто кончился завод у пружины. А потом вдруг заплакал — горько, но с явно слышимыми нотками облегчения.

— Всем, кто общался с мальчиком — по десять суток ареста, — процедил маршал.

— И мне?.. — сглотнул Калмер.

— С вами будет отдельный разговор. Но одним лишь разговором не отделаетесь, не надейтесь!

Виттор осознавал, что случай и впрямь незаурядный. Не зря, ох, не зря Его Величество повелел ехать именно ему, причем одному. Геррон Четвертый вообще очень умный и проницательный человек, много лет ему царствовать!

Маршал пытался понять, как же ему теперь поступить. Сначала, получив сообщение о перебежчике со Стороны, ему все казалось более или менее понятным. Все зависело от результата допроса. Если пленник имеет ценные данные и намерен сотрудничать — следует везти его в столицу и работать с ним дальше. Если окажется, что это диверсант, лазутчик, неудавшийся шпион — то есть, безусловный враг, — его нужно судить и наказать. Как именно, решит суд. Ну а если кто-то случайный, бесполезный, то лучше всего будет официально передать его Стороне — пусть разбираются сами. Это и жест доброй воли, и вообще — что с таким делать? Но в данном случае… Для начала, это был ребенок, что уже ломало все продуманные заранее ходы. Не станешь ведь допрашивать восьмилетнего малыша теми же методами, что и взрослых! Да и как его допрашивать, если он вообще не говорит? Не из упрямства, как подумал сначала и сам Виттор, а потому, что не может. Судя по всему, мальчик чего-то сильно испугался, и у него отнялась речь. Хорошо, если вернется, а пока… А пока можно сделать один только вывод: ребенка нельзя отдавать назад Стороне. Да, маршал прекрасно сознавал, что это было бы самым простым решением, но этот поступок грыз бы потом его совесть до самого конца. Мальчику грозило нечто такое, что испугало его до полусмерти, а он его вернет: довершайте, мол, начатое. Нет уж! Только не ребенка. К тому же, на Стороне даже не спохватились, так что вряд ли это грозит скандалом. А посему… А посему Виттор надумал забрать малыша с собой. Главное — дать ему сейчас успокоиться, почувствовать себя в безопасности. А там, глядишь, и заговорит, все расскажет. И уже тогда можно будет принимать окончательное решение, что делать дальше. Но сейчас очень важно, чтобы сведения о перебежчике никуда не просочились. Даже если Сторона спохватится, никаких, даже малейших зацепок быть у них не должно. Никаких доказательств, что мальчик находится в Чареоне. А потому…