Мать-одиночка (СИ) - Любимка Настя. Страница 53

Кстати, о воздухе. Он был здесь не просто воздухом… Он казался сказочным, невидимым и невесомым напитком, который хотелось не вдыхать, а пить, словно родниковую воду в жаркий день. Мы наслаждались им с моими сыновьями! И любовались порхающими в нем бабочками и стрекозами — словно ожившими цветами.

Но и настоящих цветов было в городе столько, что он казался огромным букетом, который сам же и дарил нам — от радости и счастья видеть нас… Но не только из-за цветов был прекрасен этот город. Он был построен так, будто его и не строили, не проектировали, будто он вырос здесь сам, как и его цветы. Извилистые улочки напоминали тропинки — хоть и были их, конечно, пошире, но тоже, загадочно петляя и скрываясь в зелени, словно манили в неведомую волшебную чащу. Здания, которые не всегда удавалось полностью рассмотреть из-за обступающих их деревьев и цветущих кустов, были совершенно непохожими друг на друга. Я была уверена, что не смогла бы отыскать там хотя бы двух однотипных. Если их все же когда-то создали, то не архитекторы, а художники, или даже музыканты, потому что весь этот сказочный город был и в самом деле словно пронизан музыкой. Она была тут во всем — в зданиях, в улочках, в цветах и деревьях, в солнечном свете, в людях… В этом городе хотелось жить. Очень-очень хотелось! В нем была гармония. И душа как бы сама собой настраивалась на ее лад. А душевная гармония дорого стоит…

Про гармонию я еще вспомнила вот почему. В одну из первых прогулок, когда с нами была Тата, мы наблюдали на одной маленькой уютной площади представление. Выступали четыре канатоходца. Но это я сначала подумала, что они канатоходцы. На самом деле тут было нечто иное. Между крышами самых высоких зданий, между этажами, между деревьями был протянут не один канат, а сразу с десяток тонких, блестящих на солнце нитей… Наверное, они были достаточно толстыми, чтобы не порезать выступавших, да и не порваться, но снизу казались именно нитями, будто даже солнечными лучами. И по этим нитям… Нет, эта четверка смельчаков по ним не ходила. Они словно летали между ними, лишь касаясь иногда этих нитей ногами, будто лишь невзначай… Создавалось полное ощущение свободного полета этих людей. Не сдержав в порыве восторга вопроса, как они это делают, я услышала от Таты ответ:

— Просто они слиты гармонией.

— Гармонией? — удивленно переспросили дуэтом Санька с Ванькой.

— Да. Гармонией как между собой, так и с этими нитями, с этим воздухом. Они как бы стали одним целым.

И вот да — у меня не могло быть и речи о гармонии в душе, пока со мной, кроме моих двух морковок, не было Лили. Мелькнула мысль, что в идеале гармония была бы лишь при абсолютно полной семье, но все же о Витторе как о своем муже мне пока не мечталось, как бы меня тут ни убеждали, ни уговаривали…

Между прочим, наши пушистые друзья, спустя время, и решив, видимо, что я достаточно отдохнула и набралась сил, к прежнему разговору снова вернулись. А у меня не было на это сил — ну вот правда!.. Но не закатывать же снова истерику — это не просто уже перебор, это было бы неприлично даже…

А потом я кое о чем вспомнила, и едва на самом деле не закатила истерику. Точнее, я вспомнила кое о ком. Об Эниморе! Ведь я тут уже больше недели прохлаждаюсь, цветочки нюхаю, а он, небось, с ума сходит! Или уже сошел. Вернулся без меня, панику поднял… А вдруг побоялся без меня возвращаться и… застрелился, например? Не из чего? Ну тогда шпагой проткнулся…

И я, едва сдерживаясь, чтобы не заорать, поделилась своим… гм-м… беспокойством с хранителями.

— Не бойтесь, Зоя, — потерлась о мою руку мордочкой Тата. — Мы с ним поработали, он отправил в Чареон депешу, что ему и вам нужно здесь еще задержаться.

— А он сам-то где?!

— Сам он… спит, не переживайте за него, он жив и абсолютно здоров. Когда будет можно, мы его разбудим, и он преспокойно вернется домой.

— Но что будет потом, когда он вернется?

— Потом будет уже все равно.

— Как это все равно?.. Что это значит?!

Хотя, если честно, мне и правда было все равно, что там и кто будет думать. Особенно Малена. Особенно после того, что я о ней тут узнала!.. У-уу! Тошно даже думать обо всем этом! Не хочу туда опять, в этот гадюшник! Что там говорили эти пушистики о возвращении на Землю?

Я выпалила:

— Давайте продолжим про Землю! Про наше возвращение! Еще раз, подробно, что там и как… Я согласна!..

И тут вдруг Тата и Батторий странно замерли, а потом не менее странно переглянулись.

— Они подходят… — проговорил лиловый енот.

— Кто подходит?! Куда?! — подскочила я.

— Не надо волноваться, Зоя, — сказала ласка, но на этот раз тереться о мою руку не стала. Видно было, что и сама пусть чуть-чуть, но волнуется. — Сядьте.

Я села, но вопрос повторила:

— Кто и куда подходит, вы мне можете сказать?

— Виктор, — сказал Батторий. — И Лиля. К границе с Саттарой.

— Что?! — я снова подпрыгнула. — Где это, как туда попасть?!

— Вы хотите туда пойти? — удивилась ласка. — Не нужно, они придут сами, мы позаботились и проложили магическую нить…

— А если не придут?! А если заблудятся?! Вы же сами говорите, что Виктору мозги который год пудрят, вот он и не почует вашей нити! А Лиля еще маленькая… — И тут я бросилась к еноту, тот даже попятился: — Батторий, миленький, ну сходи тогда ты, встреть их, а?!..

— Да чего их встречать, — заворчал енот. — Никто там не заблудится, чего там блудиться-то? Нить хорошая проложена, маршал ее не только с запудренными — вообще без мозгов учует…

— Тогда скажите, где это, и я пойду сама! — притопнула я.

— Батти, ну сходи, чего ты? — посмотрела на енота Танаша.

Тот из лилового сделался вдруг пунцовым и с неприкрытой обидой посмотрел на меня:

— Ну вот зачем?! Ну что вы за существа такие — люди? Вечно делаете проблемы из ничего! Только ведь начали про самое интересное!..

— Иди, Батторий, иди! — легонько подтолкнула его Тата.

И он пошел. Но возле самой двери обернулся и пробурчал:

— Вот что за люди?.. Эх-х!..

Глава 20

Триадон в принципе был миром, в котором очень много лесов — густых, зеленых, чистых. Пусть деревья в них и отличались от земных, но в основном не так уж сильно. Были здесь почти такие же, как на Земле, дубы, березы, сосны и ели. А потому имелись и светлые березовые рощи, и тенистые дубравы, так же как и пронизанные солнечными лучами сосновые боры и непролазные высокие ельники.

Но Виттор уже не в первый раз отмечал, что лес Стороны отличался от лесов Чареона и Реалона. Не всегда это сразу бросалось в глаза, но если присмотреться… Он был здесь будто не совсем настоящим, словно сошедшим с картин очень искусных художников. Если уж чаща, то темная, загадочная, пугающая своей угрюмой тишиной, если бурелом, то действительно непролазный. И дубы — словно одеревеневшие сказочные великаны, глядящие на тебя из-под шершавой коры век… Да! Виттор понял, что уловил эту особенность. Лес Стороны выглядел именно сказочным, и непонятно, был он таким на самом деле, или те, кто здесь жил, специально покрывали его магическим мороком, создавая для чужаков соответствующую атмосферу и отводя их взгляды от того, на что не нужно смотреть.

Но сейчас чареонский маршал шел по этому лесу, и без того чувствуя себя словно в сказке. Еще бы! Мало того, что их с дочкой сопровождал лиловый енот, мало того, что Лиля наконец-то прекрасно заговорила — хотя, похоже, научилась этому немного раньше, — но еще и тот факт, куда именно вел их енот, назвавшийся хранителем Саттары Батторием!.. Ведь если ему верить, а то, что он сказал, казалось невероятным, то вел он сейчас их к Лилиной маме и братьям, то есть… к его, Виттора, жене и двум сыновьям!..

Видимо, слово «невероятно» он произнес вслух — не слушает же лиловый енот мысли! — потому что Батторий глубокомысленно произнес:

— Не бывает ничего невероятного. Точнее, наоборот, все в той или иной степени невероятно. Ведь если бы происходили только вероятные вещи, то жизнь бы попросту замерла. И не только жизнь, все бы замерло и рассыпалось в пыль.