Моногамист (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна. Страница 126

Наверное, сам я такой же, как и моя жизнь, а люди рядом со мной вынуждены принимать всё это и страдать не столько даже вместе со мной, сколько от меня…

И вот я бегу за ней, чтобы остановить, чтобы не дать совершить непоправимую ошибку, не дать ей сделать тот самый шаг, который убьёт нас обоих…

Она будет вынуждена остановиться у самой скалы, ей придётся притормозить, и в этот самый момент я настигну её, я точно успею, по-другому просто не может быть… А если всё-таки нет?

А если нет, просто буду там, она увит меня и остановится сама, её просто нужно выбить из этого состояния, вытряхнуть из помутнения, ведь Лера сильная и не из тех, кто привык жалеть себя, как я, например. Нужно только встряхнуть её, и она опомнится, я знаю, точно всё это знаю, по самому себе…

Но ко мне сегодня благосклонно небо: Лера падает, и я тут же выдыхаю с облегчением, абсолютно уверенный, что она уже не добежит до скалы. Я вижу её, вытирающую своё лицо и глаза от песка после неудачного падения, но неожиданно она вновь поднимается и бежит дальше, и это пугает. Потрясает та настойчивость, с которой она стремится покончить с собой… В эту секунду мне кажется, я вижу её глазами, чувствую её сердцем, слышу её мысли, и она спешит, торопится всё оборвать, прекратить, закончить…

Внезапно понимаю, насколько всё в реальности плохо, и это убивает меня в буквальном смысле. Чувствую, как рыдания душат, я в паре метров от неё, ещё немного и смогу дотянуться, схватить её за руку или хоть за что-нибудь, только бы остановить, только бы не дать ей сделать ЭТО.

Но у меня самого уже подкашиваются ноги от фейерверка эмоций, но главное, мыслей, от осознания своей чудовищной вины, жестокости, бессердечия по отношению к человеку, который однажды подарил мне жизнь, а вместе с ней — ни с чем не сравнимое, потрясающее трёхлетнее счастье…

Стараюсь собраться, мне не нужно делать физических усилий — я и без того уже её догнал, но окликнуть не в силах, боль, её и моя собственная, скрутилась в тугой комок и засела в моём горле…

Внезапно Лера снова цепляется ногой за камень, пытается удержать равновесие, но безуспешно, ещё мгновение и растянется на песке, но моя рука подхватывает её за талию прежде, чем я успеваю об этом подумать…

И всё, теперь, кажется, прорвало и мою дамбу:

— Не смей! Слышишь? Не смей даже думать об этом! Никогда не смей! Если тебя не станет, не будет и меня! Я не останусь здесь, ты слышишь, мне нечего здесь делать без тебя!.. Я не могу без тебя, я умираю без тебя… Я не могу без тебя…

Мои руки жадно шарят по её телу, и в эту секунду мне всё равно, с кем она спала все эти годы, чьи руки обнимали её, мне совершенно искренне наплевать на то, что на террасе меня ждёт беременная от меня женщина, на её боль и отчаяние, на моё бессердечие, на десятки глаз, наблюдающих за нами, на попранное понятие, называемое пристойностью…

Мне совершенно наплевать на всё: за последние два года я так истосковался по её губам, по её запаху, который можно отыскать лишь у основания роста волос на виске, затылке, по шёлковой глади её кожи, по её, именно её, небольшой груди, так идеально вмещающейся в мою ладонь, словно один и тот же божественный скульптор создавал их лишь друг для друга, а всё остальное — ошибка, одна сплошная, бездарная и глупейшая ошибка!

Мне совершенно наплевать на всё: я жажду одного — быть в ней и точка. Сдираю её бельё, задираю платье, лихорадочно расстёгиваю свой собственный ремень, будь он проклят, и…о Боги… Вот оно, то ради чего стоит жить! Ради чего стоить страдать и мучится, ради чего реально стоит влюбляться…

Меня не останавливает даже то, что Валерия уже пришла в себя, оставив затмение позади, что в её глазах возмущение, удивление и страх, она не успеет даже слово сказать, её рот я закрою своим, пусть думает что хочет, мне наплевать…

Я устал, я измучен этими играми, мне надоело радовать других, стараться, биться ради многих, пренебрегая самым главным — своим собственным счатьем…

И сейчас в этой уникальной точке времени моей уже достаточно длинной жизни, так много раз близкой к обрыву, я счастлив! Я бесконечно, всепоглощающе и безоговорочно счастлив. В это мгновение я не могу и не хочу ни о чём думать, движения моих бёдер — моя Вселенная, мыслей нет, есть лишь ощущения взрывной сладости и эмоции, переливающиеся всеми цветами радуги…

А что будет потом, мне наплевать…

Глава 66. Будущее

Теперь уже не важно. Прошлое есть прошлое. Сейчас важно лишь то, что я предпочитаю делать с настоящего момента и впредь.

Джек Кэнфильд и Джанет Свицер "Правила"

Fire Breather by Laurel

Потом, когда всё уже было кончено, мне стало не наплевать, совсем не наплевать…

Обнимаю Валерию так крепко, что ей, скорее всего, больно, но она почему-то молчит…

Мне стыдно. Стыдно и гадко от самого себя, потому что постепенно доходит осознание того, что именно сейчас, вот только что, на этом самом мокром песке, произошло…

Сжимаю её ещё крепче — не отпущу. Всё равно не отпущу…

Внезапно вспоминаю о её больных почках и поднимаю нас, держу её на руках, лихорадочно вдавливая в себя, а она всё так же молчит и едва дышит…

Я не знаю, что будет завтра, не знаю даже, что будет в ближайшие пару часов, поэтому снова целую её, прижимаюсь губами, пока могу, пока мне позволено, пока она рядом, и пусть какие-то мгновения, но принадлежит мне…

И вдруг происходит странное, почти неожиданное — она отвечает… Неуверенно, робко, словно боясь, но откликается, и у меня останавливается сердце…

А когда запускается вновь, я уже знаю, что никогда и ни за что не отпущу, не позволю уйти и не уйду сам, ни на одну секунду больше не оставлю её.

А там, в доме на берегу, меня ждёт беременная моим сыном Габи… Что делать с ней? У меня нет ответа на этот вопрос, но есть чёткое, ясное, непоколебимое решение не оставлять Валерию.

Проходит больше часа, прежде чем мы поднимаемся, очищаем друг друга от песка и, держась за руки, бредём в сторону дома.

Мне кажется уже, что мои проблемы спутались в один гигантский клубок, завязавшись между собой в узлы такой прочности, что распутать их мне уже никогда не удастся: только резать… И резать по живому.

Есть её муж и моя жена, но мы не можем быть порознь, по крайней мере, точно не в эту ночь и не в ближайшие несколько суток — я обязан успокоить её, быть рядом и дать ей достаточно сил, чтобы она могла жить дальше. Со мной или нет — это уж как захочет сама, как решит, но сейчас моё место рядом с ней.

А Габи мне угрожала, и этим угрозам я ни секунды не верю, но, тем не менее, отправляю Кристен сообщение: «Пожалуйста, присмотри за своей сестрой!». В ответ получаю неприличный жест: злится, но ответила — это хорошо, значит, сделает то, о чём прошу.

To the Hills — Laurel

Вопрос Габриель решу завтра, хотя страшно даже представить, какая у неё сейчас должна быть истерика… Но Леру оставлять нельзя, я это точно знаю… Если б я хотя бы не тронул её, было бы проще сейчас всё расставлять по своим местам, но я же, блин, не сдержался, и теперь её волнует только одно:

— Как мы теперь появимся там?

— Как обычно.

Да, так же, как и всегда.

Я не знаю, куда мы идём, и понятия не имею, что ждёт нас впереди, но непоколебимо уверен в двух вещах: первое — я больше не выпущу её руку из своей, буду рядом ровно столько, сколько ей потребуется; второе — за это меня ждёт расплата, мне уже не 15 лет, и я чётко знаю: жизнь за такие вещи бьёт и жестко.

Но на кону ОНА. И всё было бы не так сложно, вот ей Богу, если бы не то, что я сделал, а после этого, оставить её одну или отправить к мужу — это всё равно, что убить её, уничтожить самым зверским способом. Поэтому я никуда не уйду.

А ещё Лера спросила, люблю ли Габриэль… И меня снова затопила злость: да сколько ж можно то? Вот что? Что мне сделать, чтоб до неё дошло уже, наконец? И я делаю признание: