Не стреляйте в рекламиста - Гольман Иосиф Абрамович. Страница 35

— Ты левша? — не к месту спросил Ефим. Оба расхохотались.

Они вернулись за свой столик.

— Чего ты им сказал?

— Попросил, чтобы извинились.

— А они?

— Думают. — Ефим очень бы хотел узнать результаты их раздумий, но ему ничего не оставалось, как ждать. Вероятность того, что ему все-таки набьют морду, еще была, но небольшая. Более вероятно, что они смоются. А это уже полпобеды.

Наглый пришел минуты через две. Что-то мямлил про дембель, про то, что девицы к солдатам плохо относились, и прочую муть. Ефим его благосклонно простил. Он крепко опасался, что старший передумает.

А потом Наташа пригласила его в гости к тетке.

— Я опоздаю на автобус.

Ефим жил под Москвой.

— Там можно остаться. Квартира большая.

— А тетка?

— Нет проблем.

Ефим согласился. Он окончательно потерял голову. Позвонил только маме, предупредил, что останется у друга в общаге.

Квартира оказалась роскошной. Комнаты три, а может, и четыре. Потолки высоченные! Очень удивительно после Ефимовой «хрущобы». Поверху — у самого потолка — лепнина.

Все поражало Ефима. Но больше всего — известие, что тетки нет, и сегодня уже не будет: уехала к сестре в Подольск, с ночевкой.

Береславский ничего не понимал. Поэтому с удовольствием отключил голову, предоставив все судьбе.

Наташа напоила его чаем с домашним вареньем. Потом включила стереомагнитофон с огромными катушками и здоровенными, подвешенными к потолку, колонками. Живут же люди!

И пригласила Ефима на танец.

«Битлы» пели что-то нежное, Ефим обнимал свою Гюльчетай. Она мягко, но четко очертила круг, доступный для его рук. Он не был слишком широк.

— Ты что, влюбился в меня? — наконец спросила она.

Береславский терпеть не мог литературных штампов, но, заглянув в ее глаза, не вспомнил ни одного эпитета, кроме «бездонные».

— Похоже, — внезапно охрипнув, ответил он.

— А раньше не влюблялся?

— Много раз, — честно ответил он. И честно же поправился: — Так — ни разу.

— Подожди меня, — прошептала Наташка, даже не дождавшись конца танца. Вернулась минут через пять, в желтом махровом халатике, под которым не было ничего.

…Ефиму весь день суждено было удивляться. Он просто-таки уже привычно удивился, поняв, что он — первый Наташкин мужчина. Видно, судьба.

На следующий день они объявили о предстоящей свадьбе. Два месяца из трех положенных они буквально не расставались. И, что поражало Ефима, ему ни капли не надоедало. Всю юность он боялся свадьбы, и вообще — моногамных отношений. Ведь надоест же рано или поздно. А здесь не только не надоедало, а становилось своего рода наркоманией. Уже и два часа учебной пары было трудно высидеть, чтобы не увидеть ее.

Береславский прекрасно понимал, что всем верховодит Наташка. Она все решала за обоих, несмотря на всю его «крутость». Но почему-то и это обстоятельство его никак не расстраивало.

Значит, судьба. Эту фразу с идиотской улыбкой на челе он повторял теперь часто.

Родители и того и другой не были в восторге от их матримониальных планов. Но, зная своих деток, понимали, что сопротивление бесполезно. А потом — уж слишком много счастья было в глазах ребят.

А еще через несколько дней Береславский уехал на сборы. Безумно скучал, понятно. И Наташка безумно скучала. Еще месяц — и была бы другая история. Но Наташка пошла на вечеринку к двоюродной сестре. И там познакомилась с Никитой.

Так себе Никита. Не Ефим. Но в упрямую Наташкину голову вдруг заползла идея, что до свадьбы нужно что-то попробовать еще. Убедиться, что ли? А тут подвернулся Никита.

Наташка попробовала. Убедилась. Тут же впала в истерику, до полусмерти перепугав ни в чем неповинного Никиту. Проревела два дня. Подумывала, не отравиться ли?

Но здоровое начало взяло верх, она пошла в институт, а там втянулась.

Когда Береславский вернулся, она, чтобы все было по-честному, рассказала ему о случившемся. Он выслушал молча. Потом повернулся и вышел. На четыре года.

За это время он многое успел. Например, жениться и развестись. Написать повесть и кандидатскую диссертацию. Сделать кучу глупостей, которые и перечислять-то неохота.

Она окончила вуз, распределилась в Москву. При встречах (были общие знакомые) не подходила, но он часто ловил на себе ее взгляды. Замуж не выходила, детей не рожала. Зато быстро делала карьеру, что при ее характере и теткиных связях было логично.

Через четыре года они снова встретились в пансионате. Ефим думал, что случайно. Наташка знала, что нет. Все закрутилось снова, но уже без семейных ожиданий.

С тех пор так и тянется. Иногда Береславский и год не заезжает. А иногда — по два раза в неделю. Последний раз — месяца три назад.

Странный роман.

* * *

Дом у Натальи хороший. С консьержкой. Она Ефима знает. Здоровается.

И лифт неисписанный. Ни в каком смысле. Звонок с мелодией.

— Привет, Наташка.

— Заходи.

Ни удивления, ни смятения в раскосых восточных глазах. Она и сейчас безумно красива. В руке — дорогая шариковая ручка.

— Я тебе не помешал? — на всякий случай спросил Ефим.

— Ты мне никогда не мешаешь. Раздевайся, я тебя накормлю.

— А чего с ручкой встречаешь?

— Завтра мой доклад у министра.

— Может, все же потом заехать?

— К черту министра! — жестко сказала Наташка и обняла Ефима.

«Опять меня, кажется, изнасиловали», — смущенно подумал Береславский. Максимум, что он мог сделать самостоятельно — это расстаться с Натальей. А вот сблизиться — тут инициатива ему не принадлежала.

Потом Наташа писала свой доклад, а Ефим смотрел телевизор, держа наготове «мобильник».

Огоньков, точнее его ассистент, позвонил вовремя. Береславский проговорил текст сначала ему, потом в прямой эфир. Сашка в его речи был почти былинный герой, а ошибка гангстеров была расписана в деталях: как весь дом маялся во время евроремонта настоящей мишени, как тот вовремя смотался и как подставились, как всегда, простые скромные труженики. Заканчивался взволнованный спич тирадой о том, что если б все были, как Сашка, проблема бандитизма решалась бы на корню.

Ефим был профессионал, и, хотя говорил подозрительно связно, вряд ли кто-то из слушателей заметил сговор между позвонившим и ведущим. А слушателей было ни много ни мало — под два миллиона.

Наташа с большой тревогой выслушала Ефима с телеэкрана. Ее глаза теперь не были решительными, а сама она не походила на целеустремленную деловую женщину.

— Давай тебя в Ташкенте спрячем, — тихо попросила она. — Мои друзья там теперь в больших чинах.

— Обойдется. Не переживай.

Но Наталья переживала. Тихо поплакала в ванной. Бросила возню с докладом. Ефим с огорчением заметил, что его мучительница-соблазнительница сильно постарела. Менее заметно, чем он сам, но все равно заметно. И к его обычным чувствам к Наташке добавилось еще одно: жалость. И пронзительное понимание: она — часть его жизни.

А другой жизни уже не будет.

ГЛАВА 18

Пейджер Беланова запиликал, когда за окном еще была ночь. Ему передали приглашение на день рожденья, звали к 6.30 по известному адресу. Для постороннего уха — нормально. Но Андрей понимал, что речь идет о шести утра, иначе бы звали на 18.30.

Настроение было хуже некуда. Да и вызов был неожиданным и очень неприятным. Из всего, что Андрей с легкостью обещал важному очкарику, не было сделано ничего. Беланову уже сообщили, что бухгалтер жив-здоров, и в тюрьме его вряд ли достать. А организовывать перевод довольно опасно. И силами самого Андрея неосуществимо.

Семью бухгалтера тоже убрать не смогли. Андрей выяснил, что Петруччо взяли менты, и, судя по визиту маленького сыщика, не только взяли, но и раскололи. Беланов аж вздрогнул, вспомнив события вчерашнего вечера.

Но надо смотреть правде в глаза. Он, Андрей, бывший офицер, вчера убил действующего офицера.