Дом Ротшильдов. Пророки денег. 1798–1848 - Фергюсон Ниал. Страница 30

Однако именно усилия Майера Амшеля, направленные на предоставление франкфуртским евреям полных гражданских и политических прав, лучше всего свидетельствуют о его верности иудаизму. Мы знаем, что его политическая деятельность предшествовала Великой французской революции, потому что он стал одним из семи человек, подписавших протест франкфуртскому сенату от 1787 г. о растущих ограничениях на перемещения за пределами гетто по воскресеньям и в дни церковных праздников. Правда, надежды на изменения судьбы евреев к лучшему появились лишь после прихода режима, который поддерживали французы. Дело двигалось бы быстрее, если бы Франкфурт находился под прямой юрисдикцией брата Наполеона, Жерома, короля Вестфалии, поскольку Жером был сторонником полной эмансипации. Дальберг, напротив, проявлял осторожность, отчасти потому, что не мог рисковать и возбуждать против себя местных видных граждан-неевреев, отчасти потому, что он сам боялся: члены освобожденной еврейской общины, «как только задышат свободнее… уравновесят христианскую несправедливость… своей еврейской наглостью». Новый закон, который Дальберг издал в 1808 г., казался, наоборот, шагом назад, поскольку восстанавливал для евреев запрет жить за пределами еще полуразрушенной Юденгассе, заново вводил избирательный налог и подтверждал прежние ограничения, связанные с количеством семей и браков.

Именно тогда Майер Амшель сумел воспользоваться своим финансовым влиянием на Дальберга, чтобы ускорить перемены – в первый раз представитель семьи Ротшильд действовал так ради тех, кого он недвусмысленно называл «мой народ». В первый раз, но не в последний. Дальберг, как мы видели, был послушен; он выражал готовность дать свое согласие, если его герцогству выплатят достаточно большую компенсацию за утерю доходов от налога, который отменялся с эмансипацией евреев. После предварительных переговоров, которые велись через Ицштайна, еврейского комиссара полиции Дальберга, сошлись на 440 тысячах гульденов – сумме, в 20 раз превышавшей то, что евреи платили каждый год за «защиту». Из этой суммы 290 тысяч от имени общины собрал Майер Амшель, учтя векселя. В декабре 1811 г., после дальнейших переговоров с сенатом Франкфурта, Майер Амшель со скромным удовлетворением сообщал сыну: «Теперь ты гражданин». Через две недели в силу вступил указ о «гражданско-правовом равенстве еврейской общины».

Быть гражданином своей родины, но оставаться при этом представителем «нашего народа» означало быть членом традиционной еврейской религиозной общины: вот какой была цель Майера Амшеля Ротшильда. Существенным отличием Ротшильдов от многих других удачливых еврейских семей того периода было то, что, хотя они пылко добивались общественного, гражданского и политического равенства со своими согражданами-неевреями, ради достижения такой цели они все же отказывались предавать иудаизм как свою религию. Следовательно, с самого начала их устремления были неотделимы от политической кампании за эмансипацию евреев не только во Франкфурте, но и во всей Европе.

В этом, как и во многом другом, влияние Майера Амшеля на своих потомков было глубоким и продолжительным. Через четыре дня после смерти отца его сыновья разослали циркуляр своим самым ценным клиентам, заверяя их, что перемен в ведении традиционного семейного бизнеса не будет: «Его память никогда не угаснет в наших сердцах, в сердцах его живущих партнеров. Наш благословенный отец остается для нас незабываемым». Такие набожные чувства не всегда воплощаются в жизнь, как только проходит первое горе; но сыновья Майера Амшеля сдержали слово. Время от времени в течение многих лет после его смерти они возвращались к его словам – к его афоризмам, связанным с делами, к его взглядам на эмансипацию евреев и, превыше всего, к его отцовским распоряжениям, отданным им, его потомкам по мужской линии. Довольно часто их многочисленные ссылки на Майера Амшеля – не замеченные прежними историками – позволяют понять его характер больше, чем любой другой источник.

Типичным примером служит просьба Амшеля лучше информировать о положении дел на фондовой бирже, с какой он обратился к Натану в октябре 1814 г.: «Отец, бывало, говорил: «Банкир должен думать и подсчитывать; в том, чтобы проводить операции вслепую, заслуги нет». Примерно о том же он писал в 1817 г.: отец говорил им, «что еврейские состояния, как правило, не держатся дольше двух поколений по двум причинам. Во-первых, потому, что не учитывается ведение домашнего хозяйства и другие расходы, во-вторых – из-за еврейской глупости». Хотя эти слова в чем-то перекликались с критикой, какую Майер Амшель высказывал по поводу иногда небрежного подхода Натана к расчетам, другие принципы больше касаются отношения их фирмы с правительствами разных стран. Одно замечание можно назвать вполне очевидным, учитывая те преимущества, какие получал Майер Амшель от своих отношений с Вильгельмом Гессен-Кассельским: «Я [учился?] у нашего благословенного отца, – писал Соломон Натану в 1818 г., – который всегда говорил: «Дурной глаз придворных приносит меньше преимуществ, [чем должность советника или придворного банкира]». Но, как вспоминал Амшель, недостаточно было просто занимать мелкие должности вроде «придворного поставщика»: «В наши дни все называют себя «превосходительствами». Я, однако, помню, что часто повторял наш отец: «С деньгами любой становится превосходительством». Главным было найти тот или иной финансовый рычаг влияния. Как выражался Амшель, «лучше иметь дело с правительством, у которого трудности, чем с таким, на чьей стороне удача. Мы слышали это от нашего отца».

Не только старшие братья любили подобные воспоминания. В марте 1817 г. Джеймс вспомнил подсказку, которую он часто воплощал в жизнь в отношениях с конкурирующими компаниями: «Отец, бывало, говорил: «Если не можешь сделать так, чтобы тебя любили, добейся, чтобы тебя боялись». Позже, в 1840 г., Карл делился, как «отец, когда выпадала возможность, всегда учил обращаться с подчиненным или с человеком, не обладающим властью. Чтобы тот легче выполнил порученную задачу, отец… говорил с тем человеком так, словно все зависело только от него, хотя, наверное, понимал, что тот человек имеет лишь самое незначительное влияние на исход дела». Из всех этих деловых советов чаще всего, наверное, цитируют любимый афоризм Соломона – о важности дружбы с политиками. Он напоминает отцовский совет Натану в письме от октября 1815 г.: «Помнишь, милый Натан, как отец, бывало, говорил: надо держаться ближе к члену правительства». Через несколько дней Соломон повторяет: «Ты ведь помнишь совет отца: будь готов испробовать все средства, чтобы подружиться с влиятельной фигурой в правительстве». Майер Амшель не оставил сыновьям сомнений в том, как лучше всего добиваться дружбы видных политиков: «Наш покойный отец учил: если высокопоставленный человек входит в [финансовое] партнерство с евреем, он принадлежит евреям» («gehort er dem Juden»).

Сознанием своего еврейства и своих обязанностей по отношению к еврейской общине братья также во многом обязаны отцовскому влиянию. Как ни странно, и Соломон, и Карл считали продолжение дела отца по эмансипации евреев почти определяющим в своей жизни. Как писал Карл в мае 1817 г.: «Самое лучшее на земле – быть полезным евреям. Так поступал наш отец, и мы видим, как хорошо нам воздается». Через несколько месяцев такую связь между добрыми делами и удачей отмечал и Соломон, когда в письме напоминал Натану о необходимости надавить на правительство Великобритании ради европейских евреев: «Если мы хотим, чтобы наши дети когда-нибудь стали по-настоящему счастливы, мы должны делать все, что в наших силах, чтобы довести до благополучного конца работу… начатую нашим благословенной памяти отцом… в интересах нашего народа». В начале следующего года он повторил ту же мысль: «Если все, как оно и есть, зависит от Господа и если мы хотим, а мы хотим, быть счастливы, тогда, милый Натан, [интересы всего еврейского народа] должны быть для тебя так же важны, как самая важная деловая операция. Продолжая труды, которые наш благословенной памяти отец вел долгие годы, мы выказываем ему наибольшее почтение…»