Отраженное мироздание. Тринадцатый воин (СИ) - Криптонов Василий. Страница 76

Толя испытывал странное чувство вины: он-то совсем не знал этих людей, а потому не мог испытывать настоящей жалости.

– Слышь, Толя! – толкнул его Вотзефак. – А ты ангела ведь еще увидишь?

– Ну, – кивнул Толя.

– Передай ему, что он козел! Ты представляешь, я только стопку ко рту подношу…

– А она пустая? – предположил Толя.

– Ладно бы просто пустая! А то мне оттуда грустно улыбнулись глаза пастора Шлага!

Еще одна свечка запылала.

– Майк, лучший из каскадеров. Ты мог остаться живым, даже падая с утеса. Если бы ты был с нами, все было бы еще лучше. Мы помним тебя.

– На самом деле Майк был закомплексованым уродом, – шепнул стоящий сзади Вингер. – Его с самого детства постоянно били девчонки. Пацаны его боялись, а девчонки били. Вот так. А он их всех ненавидел, даже больше, чем мафию.

– Тихо! – прошипел Соломон. – О мертвых плохо не говорят!

Годоворд зажег следующую свечу:

– Гюнтер, непревзойденный охотник. Ты так и не смог заставить себя поднять оружие против человека. И это не слабость. Это признак настоящей силы.

– Тут он гонит, – опять вмешался Вингер. – Гюнтер был порядочным трусом, вот и все.

– Но ведь это действительно признак силы, – заспорил Мишут, – не отвечать насилием на насилие и все такое…

– Ага, только смотря из чего исходить. Если у него коленки тряслись каждый раз, когда на него кто-то наезжал, и он от страха забывал, где курок у ружья, то где тут христианская сила?

Мишут ничего не ответил, но задумался.

– И Грегори, – Годоворд зажег последнюю свечу и отступил к остальным. – Последний, кто присоединился к нам. Ты был замечательным учителем. Никто не виноват, что детям больше нравилось кидаться гнилыми мандаринами, чем учиться читать.

Вроде бы все было закончено, но тут вперед выдвинулся Вотзефак. Он зажег еще две свечи, и сказал:

– Это тебе, Олдвайс. Тебе и твоей дочери. И всем, кто погиб благодаря этому ублюдочному дону!

Вспомнив доброго хозяина ресторана, Толя чудом сдержал слезы.

На обед все собрались в обеденном зале. Стол стоял у разбитого окна и теплый, почти уже летний ветер приятно гладил кожу. Ели, откровенно говоря, без особого аппетита – сказывалось глубокое похмелье. Синеман все еще толком не оправился от сотрясений мозга, а потому тоже больше пил. Толя и Вероника тоже были погружены в свои мысли.

Мало-помалу завязался разговор. Хотя, если быть предельно точным, то разговор завязался как гром среди ясного неба и, конечно же, благодаря Синеману:

– Ну что, Толян, ты решил, кого с собой забираешь?

Толя от неожиданности вздрогнул, посмотрел на Веронику и кивнул головой:

– Решил.

– И кого?

Все внимательно на него смотрели, даже Мистер и его сын, обедавшие вместе со всеми.

– Тебя, блин! – огрызнулся Толя. – Я бы не хотел пока этого афишировать.

– Понятно, – кивнул Син и повернулся к Соломону:

– Слышь, Сол, а ты на меня не сердишься?

– Там, в часовне, явно не хватает одной свечки, – мрачно сказал Соломон.

– Ой, ну да брось ты! Хорошо же все закончилось! Без меня, кстати, вы б таких дров наломали, что просто мама дорогая!

Соломон лишь махнул рукой и снова приложился к стакану с разбавленным пивом.

– Так это, я ж все к чему? – продолжал Син. – Мы ж город отвоевали, так?

– Ну, так, – осторожно согласился Соломон.

– Так это… Мы ж теперь тут главные?

– Ну, вроде…

– Так может, переименуем его, а? А то сколько можно: «Город, город!». Назовем его в мою честь – Син-Сити!

– Хватит гнать пургу! – вмешался Мишут. – Толя, ты мне скажи, ты к нам еще заглянешь?

– Даже и не знаю, что тебе ответить, – задумчиво сказал Толя. – Это ж не соседний поселок, а другой мир. Даже другое мироздание!

– Я про тебя песню напишу! – пообещал Мишут. – Вот, послушай, я начало уже придумал:

Звучит, а? Это я с тех пор запомнил, когда ты только к нам пришел. Ну, когда объяснял тайну своего имени.

– Пожалуй, – признал Толя.

– А вот еще, про Соломона! – не унимался Мишут. – Слушай:

– Мишут, Христа Господа ради, заткнись уже! – завопил Соломон, вскакивая из-за стола.

– Сол, ты чего? – удивился Вингер, но Соломон уже выбежал из зала.

– Переживает он, – объяснил Вотзефак. – Мы когда пили, он все уши прожужжал: жалко, мол, что Толян уйдет, да как же мы без него…

Толя молча уставился в тарелку. Ему тоже было невесело от предстоящего путешествия домой. Что его там ждет? Экзамены, институт, работа – вот и вся жизнь! Здесь же не знаешь, что тебя ждет в следующую секунду, не говоря уже о том, чтобы спланировать свой жизненный путь. Хотя, теперь, когда мир этот вылечен, когда у власти встанут избранные, одаренные и грамотные профессионалы, возможно, мир потеряет большую часть своего очарования. Вот и сейчас: бояться нечего – и на душе тоска.

Ну, а можно ли будет в родном мире найти столько замечательных и самых настоящих друзей? А если и можно, смогут ли они заменить этих? Конечно же нет! Толя уже несколько раз ловил себя на страшной мысли, что если бы не родители, он остался бы здесь. При этом никакой тоски по отцу и матери он не испытывал совершенно, и собирался вернуться только чтобы им было хорошо. Страшная мысль: «Ну почему им на меня не плевать?»

Соломона он нашел вскоре после обеда. Он стоял на одном из балконов и курил трофейный табак. Увидев Толю, Сол протянул ему сигарету, и тот с удовольствием затянулся. Еще в своем мире Толя неоднократно пробовал курить, поэтому ощущение было привычным. Дым наполнил легкие, и почти сразу в голове зашумело.

– Блин, в зале я сорвался! – сказал Сол.

– Да ладно, – махнул рукой Толя. – С кем не бывает?

– Да нет, ты не понимаешь… Со мной Вотзефак своими сигаретами делился, да еще и весь этот стресс…

– И сколько ж ты скурил? – ненавязчиво поинтересовался Толя.

– Ну, сколько… Да не в этом дело! Я словно весь наш путь с самого начала увидел! Я ж, прости Господи, не дурак, вроде Вотзефака с Вотзехеллом!

– Ну, не такие уж они и дураки!

– Ага, не такие. Но звезд с неба не хватают! Это они могут всю эту дрянь с удовольствием вспоминать! Для меня это – кошмар! Одни живые мертвецы чего стоят!

Толя вздрогнул, вспомнив об оживленцах. Это и впрямь было жутко, только в общем запале казалось вполне нормальным.

– Я ж до всей этой фигни умным пацаном был, – продолжал Соломон. – Книжки читал, об путешествиях мечтал… И тут вдруг – ангел! Я вообще не ожидал такой фигни! Вот просишь у Бога о чем-нибудь, а он тебе как даст – с разбегу и не разберешься! А надо очень быстро соображать, чтобы схватить успеть! Только зачастую уже несколько лет спустя соображаешь, что вот он был, твой шанс! Вот и я так же! Просрал все, что мог, а потом уже, когда из Масштаба валить пришлось, вдруг задумался: а не это ли оно? Конечно, в мечтах все по-другому – эльфы, там, ночью к тебе приходят и говорят: пошли Тьму бить. А в жизни – пьяный ангел сует тебе какую-то блестящую хреновину, говорит, что надо свергать дона и уходит! Ну, и какие у меня были мысли? «Почему я? За что? Это несправедливо!» Вот о чем я думал, а вовсе не о романтике и приключениях!

– Да, ты знаешь, у меня, в общем, все точно так же было, – признался Толя. – Меня от моего мира частенько тошнило. Оттого и вел себя, зачастую, по-дурацки, ни о чем не думая. Просто делал, что в голову даже прийти толком не успевало, чтоб забыть о логике. И мечтал, что вот когда-нибудь будут меня окружать совершенно безбашенные друзья, у которых фраза типа «А не построить ли нам ров вокруг сортира?» не вызовет недоумения. И вот, я оказался здесь, и сразу бросился к логике, как к родной маме! Типа, спаси, помоги, защити! И хотел быстрее свалить отсюда. А теперь вот не хочу. Этот мир ярче. Он нелепый, глупый, полумертвый, но живее моего в тысячу раз! И… он помог мне найти любовь. Самую настоящую.