Следы Сиятельного. Пункт назначения (СИ) - Голд Джон. Страница 69

В эту секунду Ноэми Торес прикрыла глаза и стала наслаждаться шумом волн, разбивающихся о берег. Быть живой. Помнить, что ты человек! В этом безумном потоке информации, чужих чувств и переживаний она забыла, кто она есть. Человек, дочь, женщина, мечтавшая о семье, бывшая жена. Правитель оракулов, та, кто напоминает другим, что они все еще люди.

Лицо японца расслабилось. Он едва заметно улыбался. Ноэми не видела, но чувствовала это.

— Вижу, вы наконец пришли в себя, Ноэми-тян. Знаете, что вам надо сделать в первую очередь?

— Да. Я хочу навестить родителей. Несмотря ни на что, они ждут меня дома.

— Рад за вас. Увидимся в будущем, Ноэми-тян.

— Последний вопрос. Мне не давала покоя одна мысль. Кто вы вообще такой? Почему первым пользователем были вы?

— Хм… удивила, девочка. Перед тобой обычный старый японец. До последней клеточки тела. Мне небезразлично, что будет с миром после двадцать пятого декабря. Еще у меня есть свои причины участвовать во всем этом. И да, я был первым человеком, инициировавшим других пользователей. Первых воинов, первых разведчиков, первых сборщиков и фермеров. Все началось в Японии, Ноэми-тян. А теперь ступай домой. Как раз успеешь к ужину.

***

# 38-е сутки после Точки Ноль / Спустя 115 дней после событий на стадионе «Гнездо»

Лос-Анжелес. Стоянка для автомобилей около бара «Семь персон»

Я заказал ядерные подстанции, аккумуляторы и все прочие предметы, относящие к технической подготовке к Миссии. Успел их установить, заправить топливными стержнями и опробовать шахтерский экзодоспех в вулкане Парикутин в Мексике, штат Мичоакан. Это самый молодой мексиканский вулкан, действующий и по сей день. Проще говоря, у него есть жерло с магмой, через которое при очень большом желании можно залезть в ту самую задницу дьявола.

Шахтерский экзодоспех назывался в системе «экзодоспех терранавта», то есть того, кто исследует и покоряет просторы земных недр. Этот человекоподобный робот применял особое силовое поле, разрушающее любую твердую материю под ним и над ним, а также имел способность выдерживать огромное давление. Пока поле было активно, экзодоспех легко входил и в скальную породу, и в магму так же легко, как камень в воду. Само поле вакуумное, поэтому снаружи на таком доспехе проехаться не получится. Место под цилиндр пустотной платформы сзади. Спереди можно прицепить еще шесть устройств М-размера. Насколько я понял, создатели предполагали, что варп-устройство не может унести за раз все необходимое. Поэтому часть вещей на себе нес пилот экзодоспеха, в хранилищах, прикрепленных к его обшивке.

Также стало понятно назначение спальных модулей, которыми раньше я вообще не пользовался. Учитывая размеры самого устройства, которое надо собрать, и время перезарядки варп-устройства, работникам надо где-то отдыхать, есть, спать. А внутри пустотной платформы царит вакуум. Там просто так койку не поставишь. У спального модуля есть силовое поле на входе, удерживающее атмосферу внутри. В общем, суровый спальный блок для работников, строящих нечто в условиях вакуума.

После трех тестов погружения в магму я разве что не поседел от переживаний. Все ждал момента, когда силовое поле отключится и меня раздавит нарастающим давлением магмы. Ни о каких сувенирах с большой глубины речи не шло. Если хоть на секунду отключить поле, жар расплавит экзодоспех на секунды. А всю твердую материю вокруг все то же силовое поле разрушало. Гравитация делала свое дело, тянула меня вниз, все глубже в жерло вулкана. В какой-то момент пришлось включать световые фильтры на экране экзодоспеха, потому что из-за сильного жара пропала видимость. После смена спектра восприятия стали видны мягкие расплавленные породы с легкой проходимостью и твердые, которых даже такой жар не брал. Достигнув километровой глубины, я решил вернуться, так как не знал ничего об отказоустойчивости новой для меня техники. А вдруг энергии не хватит на путь назад?! Движки антигравовов потащили меня вверх под другим углом, из-за чего спуск занял пятнадцать минут, а подъем больше трех часов уже не по жерлу вулкана, а сквозь оболочку земной коры. Страшно было до жути! Энергии оставалось всего на пару часов работы. А если бы я застрял под землей?! Сверху толща камня, снизу припекающая попку магма. Жутко, в общем. Не дело это, лезть черт знает куда на технике, которая толком не опробована.

Я решил взять небольшой перерыв и все еще раз обдумать перед тем, как лезть в самое что ни на есть пекло. Мы с Марко не общались с тех пор, как я вернул ему машину пару месяцев назад. Встретились около бара, на той же самой парковке, где он мне рассказал, что больше не сможет учиться в колледже. Марко взял сумку-холодильник с пивом, а я холодный коктейль из Макдоналдса неподалеку. Сладкий… наверное.

Марко рассмеялся без причины.

— Когда ты позвонил, я думал, случилось что-то. Как там наши, в колледже? Слышал, Долорес застали с деканом. Шум был такой, что даже до меня докатилось!

— О, чел, это противно! Ему же, наверное, лет сто. Он лысый и ходит в своем дурацком пиджаке на все лекции.

— А что ты хотел, Адрок? Наша шоколадка Долли далеко не отличница, но ей хватило ума понять, что другим способом нормальной жизни она себе не обеспечит. Девка крутится как может.

— Стоп-стоп. Хватит! Давай не будем поднимать тему женской тяжелой участи. Им и так сложно жить. Все эти эмоции, особые дни…

— Эй, чувак, ты сам поднял эту тему.

— Когда?

— Проехали. Так что с учебой? Обо мне кто-то спрашивал?

— Я взял академический отпуск в конце августа. У отца были проблемы со здоровьем. Еще смерть Ричарда меня сильно изменила. Понимаешь, он был нашим сверстником. Рич хотел пригласить на свидание Ханни в следующее после игры воскресенье. Улыбался, поддерживал меня, когда я приходил подавленным после обследований моего отца. А тут раз — и его не стало. Он умер, Марко. Ричарда казнили на том стадионе. Сколько бы раз я это ни повторял, легче не становится.

— Эй-эй! Хватит так говорить. Ты же натурал, в конце концов!

— Фу-у-у! Это было реально мерзко!

— Найди девушку и оторвись за вас двоих по полной. Вон, бар позади нас. Пошли, подцепим кого-нибудь. Рич был клевым парнем, но и тебе пора жить дальше. Уже сколько? Четыре месяца в завязке?! Давай! Развязывай свой конец, пока он не отсох. Те ублюдки поплатятся! Их всех казнят, ясно?! Ты телек давно смотрел? Сиятельный их всех взял за задницу. Казни идут в прямом эфире каждый день. Сейчас идет поимка главы и его помощников. Тех, кто казнил людей на поле стадиона. Хватит, Адрок. Ричард умер. Отпусти его.

Марко схватил меня за предплечье, поставил пиво и освободившейся рукой сдвинул воротник кофты на моей шее.

— Это что за хрень с белыми линиями у тебя на шее? А на руках что? Что за мечта наркомана из выпирающих вен?

— Неважно.

— Эй, Адрок! Не прячься от меня, чувак. Я те друг, а не враг. Поговори.

Пожалуй, можно и поговорить.

— Мальчишество отличается готовностью без раздумий броситься на защиту своих идей и умереть за них. В то время как взрослость — это готовность посвятить всю свою жизнь службе этой идее. Это моя интерпретация слов австрийского психоаналитика Вильгельма Штекеля. Он писал о признаках незрелой личности, а я пытался разобраться в себе.

— Умереть за идеи? Ты умираешь? Не шути так, чел. Это нихрена не смешно.

— Мне осталось меньше двух месяцев. — Я повернул к нему лицо. — Я не хотел поднимать эту тему. Думал, тихо попрощаемся, как в старые времена. Ты начнешь травить шутки про телок. Или расскажешь, как изменилась твоя жизнь за эти четыре месяца. Может, ты взялся за ум, стал взрослым.

— Не-не-не! Я в такое не поверю. Ты же был здоровым как бык! Пахал на этой металлоприемке, как вол, сутками напролет.

Сейчас можно рассказать о том, что я думал раньше о своей смерти.

— Я думал, умру в постели. Во сне или после дозы виагры, в объятиях красивой девушки. Но у меня пропадает чувствительность конечностей. Я не чую вкуса этого коктейля. Ладно, не будем о грустном. Понимаешь, сейчас все стало таким простым и ясным. Простые отношения, наполненные чистыми чувствами, без мыслей о том, что подумают окружающие. Да пошли они все! Я четко понимаю, что мне надо прожить оставшееся время так, чтобы потом не пришлось сожалеть о несделанном.