Фантум 2013. Между землёй и небом - Гелприн Майкл. Страница 19

Лана всхлипнула. Он вздохнул, потянул её юбку вверх и наклонился.

– Не надо, – она хихикнула. – Перестань, щекотно. Давай лучше за руки возьмёмся…

– Лана, я от этого очень устаю, – сказал Курт. – Это то же самое, как если бы я десять раз подряд кончил…

– Пожалуйста, Курт, – заканючила Лана. – Я так люблю смотреть, как танцует твой этот бог… А я тебя на звездолёте покатаю…

– Вот нечто новое и оригинальное, о да, – проворчал он. – А потом что? Мне опять по полу ползать, извиваясь, как параличному? Тебе же не поднять меня…

– Ну, я здесь подмела, вообще-то… Пока тебя ждала.

Курт расхохотался.

– Молодец. Но давай лучше приляжем.

Они прошли к кушетке, слишком тесной для двоих. Курт запнулся о сумочку Ланы, стоявшую у изголовья, и повалился вниз, увлекая девушку за собой.

– Может, всё-таки традиционно попробуем? – Он ловко расстёгивал её блузку.

– Не-е-е! Но и ты тогда рубашку сними, – сказала довольная Лана.

Они улеглись рядом, и он взял её за руку.

– Курт, дай вторую.

– Не будь жадной. Хватит тебе и одной. Вот лопнет у меня в башке жилка какая-нибудь в самый интересный момент, знаешь, как тебя скрючит?

– Курт, ну пожалуйста… Это ведь то же самое, как «я войду только наполовину, и ты наполовину останешься девочкой».

– Ха-ха… уговорила.

– «Он сказал: „Поехали!“ и махнул рукой…»

– Ты каждый раз это повторяешь, хоть бы объяснила, что это значит.

– Это слова первого звездолётчика в мире, Курт.

– А, ну да, он же был из ваших…

– Смотрите, как стартует Курт!

– «Мы любим жизнь, – низким, не своим голосом начал он, – но не потому, что к жизни, а потому, что к любви мы привыкли…»

– ЗВЕЗДОЛЁТЧИК КУРТ!

– «В любви всегда есть немного безумия. Но и в безумии всегда есть немного разума».

– ЗВЕЗ-ДО-ЛЁТ-ЧИК КУРТ!

– «И я бы поверил только в того бога, который умеет танцевать…»

– ЗВЕЗ-ДО-ЛЁТ… Я больше не могу! Курт, я тебя не чувствую…

– Глупая, я же как старинная ракета-носитель, я могу только вывести тебя на орбиту и отвалиться…

– Продолжай! «И когда… пойдёшь к женщинам…»

– «…тех звёзд, что видишь ты, мне не увидеть…»

– ВОЗЬМИ С СОБОЙ ПЛЕТЬ!

– Никогда! Ни-ког-да! НИКОГДА-А-А-А…

Впереди мелькнула синяя лента реки. Курт вспомнил, как он в детстве ловил форель с мостков.

– Говорят, ты был удачливым рыбаком? – в такт его мыслям спросил Карлос.

– Не то чтобы очень, – ответил он.

Курт увидел впереди высокую стену, сложенную из толстых брёвен и утыканную поверху стальными прутьями.

– Вот мы и на месте, – сказал он.

Курт свесился с кушетки и достал сигареты из валявшейся на полу чёрной шёлковой рубашки.

– Раскури и мне, – попросила Лана у него за спиной.

Он зажал губами две сигареты. Раскурить удалось не сразу – у него сильно дрожали руки. Наконец он справился и протянул сигарету Лане.

– А ведь ты думаешь совсем не о космосе, – задумчиво проговорила она, выпуская струю дыма в потолок. – Ты думаешь о каких-то деревянных воротах, больших, утыканных кольями. Но это не шлюз в Кармен-де-Патагонес – тот был из стали… Ты хочешь вернуться домой?

– Нет, – сказал Курт утомлённо.

Он сел и натянул рубашку. Лана смотрела на его лицо, стёртое от наслаждения, как профиль на старинной монете.

– Скажи, у тебя дети есть? – спросила она совсем другим голосом.

– Гм… Не уверен.

– А у меня нет. И никогда уже не будет. Мне ещё после Парижа врачи сказали, что для этого должно произойти чудо, а уж теперь…

Лана сломала сигарету, бросила её на пол и отвернулась. Курт вздохнул, тоже затушил сигарету и наклонился к женщине.

– А я что, совсем не тяну на чудо?

Лана повернулась лицом к Курту. Глаза у неё были заплаканные. Она обняла его за шею.

– Поцелуй меня, – сказала она. – Чудо не чудо, но целуешься ты чертовски хорошо.

– Лана, я так хочу тебя, что если ты мне не дашь, я сейчас просто умру…

– Да вы шантажист, герр Эйхманн.

– Ja…

Курт бросил окурок в ров и рассеянно проследил за его полётом. Алая точка на конце сигареты напомнила ему калорифер в бунгало. Обогреватель светился ровным, мягким светом, когда их с Ланой тени метались на стене.

Пышная ряска во рву успокоилась. Парень подошёл к мощным деревянным воротам и прижался к ним. Курт вдохнул аромат смолёных досок и словно кот потёрся о ворота всем телом. «Всё-таки это жуткая головная боль, когда женщина слышит мои мысли, – подумал он. – Хоть первый раз в жизни повезло – мне Лана досталась…»

– Ну и хитрюга же ты, Курт, – засмеялась Лана. – Ракета-носитель, недоступные звёзды…

Довольный Курт показал ей язык.

– Вот будет Александру теперь на ком потренироваться в стрельбе, – добавила Лана.

– Брось, – лениво сказал Курт. – Он не боец.

– С чего ты взял?

– Был бы боец – уже женился бы на тебе.

– Развод для президента вообще сложная штука, а в католической стране – просто невозможная, – грустно сказала Лана.

– А я бы развёлся, – сказал Курт. – Попрут с президентского кресла? Ну и чёрт с ним. У меня такая профессия, что голодать я никогда не буду. И тебе на тряпки хватит, не боись. Потом ещё сами придут, будут просить, чтобы вернулся. Он тебя просто не любит. А я – люблю.

Лана приподнялась на локте.

– И всегда вы, нацисты, бросаете своих любимых мутантам, чтобы спасти свою жалкую шкуру? – Она прищурилась.

– Не путай мягкое с тёплым, а личное – с государственным, – спокойно заметил Курт. – Если мне из-за интересов страны придётся отказаться от единственного человека, которого я люблю, с которым я могу быть счастлив, – я это сделаю. Но и с молоденькими помощницами «по связям с общественностью» похоть тешить никогда не буду, поняла? Человеческая жизнь – не самый ценный товар. Но моя тогда была дороже твоей, вот и всё. Я должен был оттуда выйти, кроме меня, никто не сможет… а, ладно.

– А я тебя и сейчас не люблю, – процедила Лана сквозь зубы.

– Только, пожалуйста, трахайся так же, как сегодня, – мечтательно произнёс Курт. – А без любви я как-нибудь проживу.

Парень поднялся и стал одеваться.

– Ты ещё вот над чем поразмысли, – жёстко сказала Лана. – Ты этого не сказал, но я твою мысль слышала – от тебя тоже когда-то отказались, да попросту предали… ради высших интересов… А ты этого человека уважаешь теперь? Счастлив он? Или готов бежать хоть на край света за тем, чего уже никогда не вернуть?

Взгляд Курта стал пустым и страшным, как в тот миг в классе исправительной колонии, когда Лана посмеялась над его безумием. Курт молча надел кашемировое пальто и пошёл к двери, но покинуть бунгало не успел. Обнажённая Лана появилась в воздухе между ним и выходом.

– Прости меня, – она обняла его. – Прости, Курт… Я же не знала, что тебе всё ещё ТАК больно…

– Ты знаешь, и как меня предали? – неестественно ровным голосом спросил Эйхманн.

– Да ну что ты, Курт, – сказала Лана. – Это же очень глубоко в тебе сидит. Так, мелькнула тень от винтовки, и всё… Ну, ещё кочерга какая-то…

Курт согнулся пополам. Лане было не по силам удержать его, и они оба оказались на полу. Он, задыхаясь, уткнулся лицом ей в шею. Лана почувствовала, как что-то горячее потекло по её плечу. Сказать ему что-нибудь ещё она боялась; она прижала его к себе и ждала, пока Курт выплачется.

Он последний раз глубоко вздохнул и вытер лицо рукавом пальто.

– Извини. Мне последнее время чего-то очень уж сильно башню рвёт, – сказал Курт и высморкался. – Никогда не плакал, а тут за неделю второй раз. Схожу к Рамону.

Лана, понимая, что третий раз может закончиться только её смертью, спорить не стала. Она очень осторожно улыбнулась Курту и промолчала. Он посмотрел на неё и горько усмехнулся.