Анжелика и заговор теней - Голон Анн. Страница 11

Она спала. Он подошел к письменному столу красного дерева, взял ночник, зажег его. Тихо приблизился к Анжелике, Стоя у изголовья, начал рассматривать ее, Она спала глубоким, но чутким сном. Недавно Анжелика испытала сильное волнение. Ей нужно восстановить силы. Обычно сон ее был легким. Сердце спящей женщины реагирует на каждое движение, шорох, готово откликнуться на зов ребенка или любой подозрительный шум. Но самое грудное уже позади. Она может сказать себе, что теперь все в порядке и что ее близкие вне опасности. Она может спать спокойно, а не так, как тогда, Ему редко приходилось наблюдать изящество и грацию отдыхающего, свободно раскинувшегося женского тела, красоту спящего лица, и это вызывало соблазн. Где она теперь? Бродит где-то далеко, недоступная как никогда… Она скитается одна по побережью…

В этот момент любовь его граничила с болью.

Не один раз за это лето он мог бы ее потерять, много раз он находил ее иной. Она была многоликой.

Он никогда не забудет момент, когда она бежала по пляжу, смеясь и плача одновременно, протягивая к нему руки. Никогда он не забудет прикосновения ее лица, когда она бросилась к нему, крепко обняла, шептала бессвязные слова любви, которые долгие годы хранила в своем сердце. Она выкрикивала их ежеминутно, готовая умереть, если ему» это угодно, но только здесь, только не удаляясь…

Моя жена!

Жоффрей де Пейрак опустил лампу, чтобы лучше рассмотреть бриллиантовый перстень на ее пальце. Он преклонил колени и поцеловал ее руку. Как крепко она спит! Он даже встревожился. Каждый раз его охватывал подсознательный страх. Он поставил светильник на ночной столик около кровати, подошел к Анжелике снова. Всмотрелся в лицо, увидел, как вздрагивают веки, трепещут от дыхания губы. Затем он насмешливо поругал себя. Сколько раз он наблюдал агонию смерти, а теперь вдруг вздумал искать ее признаки на этом прелестном спящем лице! Она отдыхала, восстанавливала свои силы.

«Кто защитит ее, когда меня не будет рядом? Какие мужчины?» — спросил он себя. Он представил, как к этим нежным губам приближаются чужие губы, чтобы испить желания, и передают этой чувствительной женщине силу страсти, которая оглушает и воскрешает. Эта мысль его не рассердила. Он согласился, к счастью, с тем, что есть мужчины, готовые защитить ее, носить на руках и спасти в минуту безысходности.

Неизвестное прошлое Анжелики, его образы жили под ее сомкнутыми веками. Он ничего не знал. Снова ему вспоминались обрывки рассказов. После происшествия с Коленом Патюрелем она проявляла сдержанность, и он не мог вызвать ее на откровенный разговор. Это тоже было его ошибкой. Он грубо обращался с ней, под маской гнева скрывая боль, становился несправедливо придирчив.

Моя любовь!

Он наклонился к спящей и приник губами к ее полураскрытым губам Он бывал сердит, когда нарушали его сон, но сейчас ему так не терпелось увидеть, как она откроет глаза и узнает его, заметить в них отражение его собственной радости, что он поддался этому нетерпению Какое слово она скажет мне первым?

Анжелика пошевелилась и прошептала:

— Спи, спи, любовь моя!

Но она открыла глаза, и он увидел гак близко счастливое сияние ее изумрудных зрачков, еще затуманенных сном.

— Ты улыбалась во сне. Что тебе снилось?

— Я была на пляже, ты нес меня на руках.

— Какой пляж? — сыронизировала он. — Пляжей много… Она засмеялась, обняла его за шею, привлекла к себе, прижимаясь щекой к его щеке — Я спрашиваю тебя… — начал он.

— О чем?

— На каком пляже ты была самая красивая, волнующая, ослепительная? И я не знаю. Я вижу тебя повсюду: и в ветреную погоду, и под солнцем, и на утесе в Ла-Рошели, или бегущей мне навстречу… И не знаю, как решить На каком из этих пляжей ты была самой красивой?

— Неважно! Это меня мало волнует, лишь бы я бежала к тебе!

Наклонившись над ней, он провел пальцем по ее изогнутым золотистым бровям, поцеловал кончики ее пальцев, прикрыл се обнаженные плечи кружевным покрывалом. Но она сбросила покрывало, села, подняв руки, сняла через голову рубашку.

— Обними меня! Обними меня!

— Безумная, — засмеялся он, — замерзнешь! Холодно!

— Согрей меня!

Обнаженные руки обняли его шею, привлекли его. Она прильнула к нему изо всех своих сил, со всей слабостью.

— О, любимый…

И он увидел, как по ее чудесному лицу прошли волны, его озарила светлая улыбка экстаза, ее сменило выражение отчаяния и боли, которое часто сопровождает радость глубокой любви.

«Мужчина, который меня любит, желает меня. Он нуждается в теплоте моего тела, а мне нужен его жар. Он меня пугает и успокаивает. Он выскальзывает из моих рук, и, однако, я знаю, что он всегда будет здесь, со мной. Он больше никогда не убежит. Какое упоение!»

Она откинулась на подушки, обнаженная, красивая. Волосы рассыпались вуалью. Она собрала их одной рукой и обнажила белоснежное плечо, чтобы лучше было ласкать ее груди, к которым он любил прикасаться жадными губами. Его губы спускались вдоль мраморного тела богини, тронутого позолотой.

Она притворно жаловалась, стараясь сбить его с толку, а сама подставляла его поцелуям трепещущее тело. Он ясно видел, что она его не боится и воспринимает его как равного партнера в этих любовных играх.

Сегодня он превратился из господина в друга, которого любят и которому дарят только вечер удовольствия. Это придавало их отношениям оттенок легкости и распущенности.

Его забавляла эта игра — ее горячность и его отказ. Они снова были изнурены, околдованы этим дружеским соединением, испытывая огромное удовольствие; все заботы отодвигались на задний план. Оставалось только одно

— испытывать наслаждения в объятиях друг друга, благодатную усталость, возродиться к новой жизни, которая начиналась простыми словами:

— Тебе хорошо?

— Это чудесно!

— Ты больше не боишься меня?

— О, нет!

— В таком случае, ты норовишь свести меня с ума и заковать в кандалы своим колдовством?

Покрывая ее всю страстными поцелуями, он вновь повторял, что без ума от нее, что она подарила ему счастье, что никакая другая женщина не занимала его так, как она. Он пошутил, сказав, что теперь он понимает, почему все мужчины завидуют ему и хотели бы убить его за то, что он владеет ею, единственным сокровищем.

Все им казалось свободным, блестящим и упоительным.

— Ах! Если бы мы могли всегда жить на плывущее корабле.., перед нами море… — вздохнула Анжелика.

— Не бойся ничего. Нас и на суше ждет хорошее.

— Я не знаю. Я мечтаю об этом, но по мере нашего продвижения вперед мечты эти становятся недостижимыми.

Временами я начинаю понимать, что забыла, каковы люди. Раньше я это хорошо знала.

— Но ты их плохо знала. Тебе только казалось… Она настаивала на своем.

— Ты видишь себя в прошлом. Но ты не знаешь своих сил сегодня.

— Я сильна только рядом с тобой, — сказала она, прижавшись к нему.

— Мы поговорим еще об этом, Я видел тебя с пистолетом в руке. Сейчас Квебек еще далеко, мы свободны, плывем по реке. Мы сделаем остановку в Тадуссаке, отдохнем от плавания. Мы вновь найдем там друзей, заведем дружеские знакомства. Я надеюсь, что там будет хорошо.

— Если только нас не встретят там…

— Нет, Это всего-навсего торговый пост, ферма, часовня. Небольшой поселок колонистов и индейцев, которые торгуют, молятся, кормятся скотоводством. У них нет причины для вражды. Они не знают и развлечений. Мы им устроим праздники и танцы на берегу реки. Что ты на это скажешь?

— Если посмотреть на дело с этой стороны, то мне представляется заманчивой победа над Новой Францией.

Они замолчали. Их качал на волнах корабль. Снаружи сквозь туман доносились различные звуки, голоса перекликающихся людей свидетельствовали о бдительности сторожевых постов. Обстановка, однако, была мирной. Анжелика закрыла глаза.

Спала ли она? Она увидела, как бросается сквозь пламя к высокому силуэту, привязанному к столбу. Пламя льется потоком, его жар ошеломляет и разлучает их. Он — колдун, он проклят и сожжен на Гревской площади.