Анжелика и заговор теней - Голон Анн. Страница 26
— Понимаете, это очень затруднительно, — сказала она. — Вы говорите, что благодетельница, сопровождавшая их, погибла во время кораблекрушения и они не имеют никакой поддержки. Что же они будут делать в Квебеке? Кто станет о них заботиться?
— А не займутся ли этим их мужья?
— Чтобы выйти замуж, нужно иметь приданое. А вы сами говорите, что они потеряли королевскую казну.
Мадемуазель Бургуа объяснила, в каких стесненных условиях живут они сами. Скудный бюджет не позволяет ей выделить приданое для этих девушек. Она не сможет даже вернуть их на родину на запоздавшем корабле. Даже для этого у нее не хватит средств.
— У нас было богатое приданое! — воскликнула Анриетта со слезами на глазах. — Около ста ливров ренты для каждой. А в нашем гардеробе было по три платка, шарфы, шляпа из тафты, зимнее манто, два платья…
Мадемуазель Бургуа прервала перечисление:
— Довольно, ведь ваша казна под водой, малышка, что делать… А кто может обеспечить ваше существование в Квебеке?
— А не могли бы они устроиться в какой-нибудь религиозной общине, которых здесь много? — вступилась Анжелика.
— На службу можно устроить. Но кормить? Продукты питания строго рассчитаны на каждого члена общины, очень точно. Когда выдается суровая зима, продуктов не хватает. До весны нечего ждать помощи и от благодетелей из Франции. Если у них есть рекомендательные письма, то мсье губернатор или интендант смогут еще добыть им мешок муки и гороха из складских запасов. Но нужно, чтобы их поручителем был человек очень высокого ранга и внушал бы доверие губернатору.
— А вы сами не найдете местечка хотя бы для нескольких девушек? Вы жаловались, что недостает наемных…
— Это правда! Но, увы, у меня такие же затруднения с финансами.
Она объяснила, как скудны оставшиеся фонды.
Слушая ее, Анжелика поняла, до какой степени важно этим бедняжкам иметь высокую поддержку и протекцию, чтобы обосноваться в этой стране.
Анжелика уже привыкла жить с богатым сеньором, каким был Жоффрей до Пейрак. Он не рассчитывал ни на чью поддержку, кроме собственного труда и доходов от предприятий, но он не оставался равнодушным к роскошной жизни и охотно перенимал иностранные новшества. Он не ограничивал своих желаний. Много здесь еще зависело от обстановки в колониях, где война требовала больших расходов. Она вспомнила, что говорил ей Жоффрей по поводу мсье Кантэна: лишенный помощи, тот радовался, что устроился в Голдсборо сборщиком налогов и пожертвований.
Жоффрей с его знаниями и гибким умом сумел сразу определить, чего ждать этим девицам. Он понял, что власти в Канаде будут расценивать их как обузу, будут считать их лишними ртами, которые надо кормить.
Жизнь была суровая. Нужно защищать себя и за все платить. Нужно выказывать безоговорочное послушание, проявлять милосердие. Монашеские общины чувствовали себя, как заключенные. Они должны бдительно следить, чтобы их не застигли врасплох, не погубили бы всю общину целиком.
— Мы могли бы вам помочь, — предложила Анжелика. — Верьте мне, эти деньги не от дьявола.
— Я в этом убеждена, но вопрос в другом.
— Вы боитесь, что на вас косо посмотрят, узнав, что вы приняли дар от этого независимого сеньора с подозрительной репутацией?
— Нет, дело не в этом. Но я не могу отказаться от того, что было сказано об этой зиме. У меня есть место только для трех девушек, которых я могу ввести в общину. Но взваливать на себя заботу обо всех — это выше моих сил.
Очи рассуждала мудро, и Анжелика с ней согласилась.
— Я предупреждаю и вас самих, — продолжала мадемуазель Бургуа, — Вы понесли ужо-большие расходы, чтобы спасти и привезти сюда этих девушек, которые для вас никто. Ясно, что вам не вернут, не восстановят затрат.
— Ото будет уже не первая инвестиция, которую мы вкладываем в Нивой Франции, — сказала Анжелика со смехом — Однако я думаю, — сказала мадемуазель Бургуа, — что вопрос этот мог бы разрешиться, если бы их благодетельница застраховала корабль со своим имуществом. Ото могло бы явиться поручительством в Квебеке.
— Я не знаю.
— Мы обдумаем все-ото, — сказала мадемуазель Бургуа. — А теперь давайте стирать белье.
На берегах реки Сегеней, куда морской прилив приносит водоросли — приманку для птиц, торговцы и индейцы разгружали барки. Жадные руки людей принимали морской урожай и шкуры зверей: коричневый бобровый мех, выдру, соболий мех, куницу, ласку, чей мех доходил до белого цвета. Такие шкурки ценились вдвое дороже.
Индейцы и северные охотники спешили в Тадуссак в надежде продать мех подороже на корабли, которые, будут возвращаться в Европу до заморозков.
Один из охотников, разгрузив товар, поднимался но косогору. Он шел против света, по его улыбка показалась знакомой Анжелике. Когда он сделал еще несколько шагов, мадемуазель Бургуа и Анжелика одновременно узнали его:
— Элуа! — воскликнула одна.
— Маколле! — добавила другая О, как прекрасно, что тебя встречают такие прелестные дамы! — откликнулся он.
Это был действительно старина Маколле, пропеченный словно яблоко на солнце и высушенный лесным воздухом. Он был похож на индейца в сноси меховой шапке. На лице цвета меди его смеющиеся глаза казались выцветшими. Прямой, тонкий, быстрый в движениях. Одежда была сшита но индейской моде. Долгий путь, который он начал весной в Кеннебеке, завершался осенью в Тадуссаке. Казалось, он его совсем не утомил.
Онорина радостно встретила его. Словно предупрежденные но невидимым проводам, жители поселка сбежались к ним.
Анжелика рассказала окружающим, как Олуа Маколле зимовал вместе о ними в их крепости и каким полезным для них оказался его изобретательный и веселый характер.
— О, нужно было видеть эту зимовку, — сказал Маколле. — Послушайте, люди добрые, мы вместе пережили оспу и ; остались живы. Это просто чудо!
Анжелика боялась, что такое чудо может им повредить в глазах окружающих, и попыталась восстановить истину. Она сказала, что в конце концов это оказалась не черная оспа, несущая смерть, а ветряная, или красная лихорадка. Но люди предпочли первый вариант.
— А как мы встречали Новый год! Там было все прекрасно! На столе было золото!
— А какой ты был малый, Маколле, в жилете, с цветами и в парике, — сказала Онорина.
— Ваша невестка будет рада ваг увидеть, — заверила его мадемуазель Бургуа.
— Что ты мне принес с гор? — спросил Кариллон.
— Медведя, дедушка. Я убил его вчера на берегу озера Сен-Поль. Он внизу, на берегу. Мои горцы его разделывают. Скоро вы сможете сварить медвежатину в котле-и отведать жирных ночек, как в добрые старые времена.
— Кроме Кариллона, никто не, называет меня парнем, — объяснил Маколле, повернувшись к Анжелике. — Да я и был таким, когда он впервые повел меня на охоту к ирокезам. У него уже была тогда борода. Когда я начинал самостоятельный путь, он выглядел все таким же. А я для него всегда парень, хотя он выглядит моложе меня. Мне скоро исполнится шестьдесят лет, а я скальпирован и лишился передних зубов. У меня их выдрали ирокезы, чтобы сделать амулет. Но вообще-то я не очень стар. Не верите-спросите, у дам.
Люди, перекликаясь друг с другом, пошли к реке Сегеней, чтобы полюбоваться трофеями Маколле.
— Вы видели скобяные товары старины Элуа? Какая добыча! И где он раздобыл деньги для такого товара? Неудивительно, что этот шалопай сможет купить самые лучшие шкуры.
— И епископ не сможет ничего сказать, — шепнул гордо Маколле. — Я и сам малость спекулировал водкой у дикарей, которой снабжался из магазинов Жоффрея де Пейрака в Кеннебеке.
— А не ухаживал ли он за дикарками? опросила Бургуа Анжелику.
— Никогда. Я вижу, что вы его прекрасно знаете. Однажды наши наемники заявили, что был такой случай. Вы ведь знаете, что мы навербовали плутов и мошенников. Они заявили, что Маколле отправился на поиски счастья к индианочкам в соседнее, селение. А больше такого с ним никогда не случалось.
— Бандит! — снисходительно сказала мать Бургуа.