Готамерон. Часть I (СИ) - Цепляев Андрей Вадимович. Страница 116

— Закрыть дверь и не мешать вам, ваша милость.

— Правильно, болван.

— Так я могу идти?

— Пошел вон! — не выдержал он, воплем прогнав тугодума. — И чтоб меня никто не беспокоил!

Джагинс растворился во тьме, хлопнув дверью. Орвальд весь задрожал, собираясь разозлиться, но понял, что сил не хватает даже на это. Восемь ночей подряд его мучила бессонница. Он принимал мыльные травы, пил лечебные зелья и настойки из лайдора, даже посылал за снадобьем к лесной ведьме. Бесполезно. Полана — его жена — не давала ему покоя ни днем, ни ночью. Высказать ему все в лицо или закатить истерику она не могла. Лендлорд был полноправным властелином не только в своих землях, но и в кругу семьи. Однако этого и не требовалось. Достаточно было женщине просто встать рядом и осуждающе на него посмотреть или сесть неподалеку и тихо заплакать, игнорируя просьбы уйти. Силой выгонять супругу он не хотел. Держать ее под замком в спальне было стыдно. Ежедневно отсылать убитую горем женщину в город — накладно.

Орвальд и сам весь извелся, сожалея, что отпустил дочь на север, однако вины своей не признавал. Во всеуслышание назвав его скотиной, неразумная девчонка прилюдно унизила всю его семью, включая себя саму. Такое прощать нельзя даже близким. Если Елена каким-то чудом все-таки вернется, наказания ей не избежать. Но вернется ли?

Он высыпал из мошны кучу монет и стал строить еще одну башню. В то утро ему казалось, что дочь образумится и прискачет обратно. До Грога она влюблялась и раньше. Обычно такие романы заканчивались после того, как он посылал к зазнавшемуся ухажеру нескольких наемников с раскаленными щипцами, но с Грогом так поступить не мог. На посту парень держался долго, и его дочь по ночам держал крепко. Все были в восторге от главы охраны домена, которому удавалось ладить одновременно и с наемниками, и крестьянами. Орвальд помнил, как в былые времена Грог приезжал с отцом на двор, чтобы набить склад корзинами с шерстью. Елена тогда его в упор не замечала, но стоило парню взять в руки меч и начать прилично зарабатывать, как тот сразу превратился в ладью желаний. И если бы только для нее. Другие крестьянки тоже стали засматриваться на молодого наемника.

— Ох, болваны, — пробормотал Лендлорд, случайно обрушив одну из башен.

Женщины во все века были падки на золото. Даже тихоня Полана то и дело приходила к нему с протянутой рукой, как будто у него в подвале лежали груды золотых болванок и штемпель для чеканки. Когда подросла дочь, он боялся, что придется содержать еще одну модницу, но Елена его удивила, использовав подаренные на день рождения серьги в качестве приманки на рыбалке. Это усыпило его бдительность, и он на радостях позабыл, что отсутствие одного греха не делает человека святым. Неугомонная девчонка училась орудовать дубинкой, стрелять из лука, могла по следам найти потерявшуюся в лесу овцу и хорошо лазила по деревьям. Один раз даже умудрилась вскрыть замок подвала отмычками. На глазах у него росла настоящая оторва, способная сломать кому-нибудь нос или высморкаться на ковер во время трапезы. Неудивительно, что в итоге она спуталась с Грогом.

— Ох, дура, — снова шепотом вымолвил Орвальд, осматривая гобелены и оружие на стенах кабинета.

Успокаивающее зелье, которое он принял незадолго до прихода Джагинса, начало действовать. Откинувшись на спинку кресла, землевладелец стал водить пальцем по столешнице, одну за другой опрокидывая башни. Да, Грог и Елена любили друг друга. Он это знал, и закрывал глаза на их забавы, время от времени припугивая юношу щипцами. Благодаря Грогу у него стали реже погибать работники, а сундуки в подвале заметно потяжелели. Вполне возможно, через пару лет он бы и выдал Елену за него. Все равно девушка была испорчена, и найти подходящего мужа среди местной знати он бы ей не сумел. Зато Полана все еще могла родить ему сына. Он бы отослал влюбленную пару на северо-запад материка в Монфеланское герцогство, откуда назад вернуться было почти невозможно, и вырастил бы достойного наследника, способного уберечь его манор от разграбления. К счастью, часть этого будущего все еще была достижима.

Орвальд закрыл глаза и попытался задремать. Не сразу у него это получилось. Чувствуя, как кресло, и все что под ним, проваливается в пустоту, он еще раз подумал о пропавшей дочери. Выходки Елены бросали тень на семью. Часто ему было стыдно даже смотреть на нее. Почему же теперь он по ней так скучает? Почему в памяти всплывают только самые теплые воспоминания? Орвальд с трудом отогнал наваждение, решив, что зелье будоражит разум, и заснул без чувств.

К реальности его вернул настойчивый голос. Кто-то с кем-то спорил у двери. Орвальд открыл глаза и прислушался, узнав голос жены. Запретить ей войти мог посметь только Джагинс.

— Нет, нет, леди Полана. Его милость приказал не беспокоить. Барон очень занят!

Перебранка закончилась звонкой пощечиной, после чего дверь немедленно отворилась. Внутрь, пятясь, вошел мажордом, а следом за ним грациозно ступала Полана. Преисполненная достоинства, в легком парчовом платье цвета волны, хозяйка домена будто плыла по воздуху. Подступив к столу, женщина сложила руки перед собой и бесшумно села на краешек кресла. Взгляд ее как всегда был кроток. Окаймленные густыми ресницами веки опущены. На высоком лбу не было ни единой складки. Она даже глаз на него не подняла, лишь поприветствовала кивком и замерла, сохранив осанку. Орвальд молчал и ждал, что будет дальше, но жена превратилась в статую. Затянувшуюся паузу нарушил Джагинс. Мажордом стоял у двери, потирая щеку, и виновато покачивал головой:

— Простите, ваша милость. Я все в точности исполнил, но в этот раз леди Полана была чересчур настойчива…

Орвальд приподнял указательный палец, заставив болтуна замолчать. Да. Он и сам все прекрасно видел. Обычно жена не колотила прислугу. Она была великодушной и терпеливой, а приказы, которые хозяйка домена раздавала челяди, походили скорее на просьбы. Полана умела находить общий язык со всеми, даже с наемниками. Отец ее за это и выбрал. Со дня их помолвки, проведенной в 422 году, она напоминала дорогое украшение и в свои сорок шесть продолжала блистать как дорогой алмаз в золотой подвеске. Большую часть времени Полана занималась вышивкой, совершала конные прогулки или учила служанок играть на лютне, и лучше бы так было и впредь.

Жестом отпустив мажордома, он перегнулся через стол и заглянул жене в глаза.

— Доброе утро, любимая, — произнес он, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче. — Ты себя хорошо чувствуешь?

Полана кивнула, вернув за ухо свалившийся на щеку локон. От Орвальда не ускользнуло и то, что жена уже два дня запрещала служанкам себя причесывать. Сетку для волос тоже перестала носить; просто скрепляла их гребнем или убирала за спину. Некоторые крестьянки и те лучше за собой ухаживали.

— Полана, ты не должна меня позорить. Думаешь, если ты дни проводишь в стенах усадьбы, тебя никто не видит? Все вокруг давно шепчутся.

— Они шепчутся, потому что сочувствуют мне, — тихо ответила женщина.

— Я тоже тебе сочувствую. Нельзя проявлять жалость к тому, что недостойно сожаления. Елена много лет открыто издевалась над нами. Она была глупа и жестока…

— Была?

Орвальд завалился в кресло и умолк. Уж конечно «была». Даже вооружившись лучшим луком на острове, восемь дней в глуши избалованная девчонка не протянет. Жена подняла голубые глаза и пристально на него посмотрела. Во взгляде читался упрек, в первую очередь обращенный к отцу, а не к мужу, который, по ее мнению, не имел права отречься от собственного ребенка.

— Хорошо. Я пошлю отряд на поиски.

— Твой отряд уже три раза выезжал со двора, — робко заметила Полана. — Дальше старого моста они не двинулись.

— Разумеется. Этот мост протянули еще во времена моего деда. Сомневаюсь, что по нему теперь вообще можно лошадей провести. По ту сторону ущелья начинается другой мир, который мы с тобой, надеюсь, никогда не увидим. По-твоему, они должны пешими слоняться по диким лесам и рисковать жизнью за сотню монет ради чужого ребенка?