Сплюшка или Белоснежка для Ганнибала Лектора (СИ) - Кувайкова Анна Александровна. Страница 10

— И я…

Положив трубку, Ярмолин смело мог поздравить себя с тем, что врать он ещё не разучился. По крайне мере собственным пассиям так точно.

— Не, чувак, до влюблённого не дотягиваешь. Вот столечко, — насмешливо протянула Лерка, облизав пальцы, усыпанные сахарной пудрой, и отмерив двумя расстояние чуть больше сантиметра.

— А я и не претендую, — Алексей повертел в руках телефон, сощурился, глядя на невинно хлопающую ресницами мелкую. И хмыкнул, поинтересовавшись. — За дело?

— Естессно, — смешно надув щёки, Лерка залпом допила кофе и интеллигентно промокнула губы салфеткой. И тут же испортила весь образ благовоспитанной леди, шумно фыркнув и взмахом руки смахнув на пол всё, что так неосмотрительно стояло поблизости. — Упс…

— Ещё какой, — поддакнул Лектор, глядя на расплывающееся чёрное пятно на светлой плитке. Белоснежным айсбергом в нём поселились сахар и соль, в окружении частокола из зубочисток. — Да уж, сестрица. Ты не проблема, ты самая натуральная, ничем не предсказуемая катастрофа. Обязательно было именно ей звонить?

Местоимение он специально выделил, не без удовольствия глядя на Лерку, засопевшу. как обиженный жизнью ёжик.

— С твоим автоответчиком договариваться неохота было, — буркнула девчонка, сползая с дивана и по дуге огибая устроенное ею безобразие. И тут же принялась нетерпеливо подпрыгивать, укоризненно выговаривая братцу. — И вообще! Я не спорю, у чела, что тебе текст диктовал, шикарный голос. Но чувство юмора отбито напрочь и откровенно попахивает мертвечиной. Так что колись, брателло… Когда успел с некромантом шашни открутить? Или на готов потянуло после этой… Примороженной нафиг!

— Выпорю, — лаконично откликнулся Ярмолин, особо не скрывая выползающую на лицо улыбку.

— Как говорит одна ентиресная персона, БДСМ…

— Точно выпорю, — от шутливого подзатыльника эта бестолочь увернулась. Только Алексей бить её не собирался. Зато вполне успешно успел перехватить до того, как сестрёнка сделала ноги и затолкать в такси, отправляя ершистое и неуступчивое чудо до дома. В отличие от него, ей надо было подготовиться к урокам и хотя бы сделать вид, что выспалась. А в ответ на попытку воззвать к его преподавательской совести, блондин лишь насмешливо фыркнул.

Уж что-что, а совесть, особенно преподавательская, не пострадает. В виду возмутительного отсутствия оной и бурлящего в крови предвкушения свободы, дороги и ветра в лицо. Байкер он всегда байкер.

Даже если на завтрашний день у него запланированы три пары с безалаберными студиозами, явно успевшими позабыть про страх и ту самую бедную совесть. Но это дело поправимое, да…

Усмехнувшись собственным мыслям, Лектор подошёл к замершему у тротуара байку. Темный профиль Харлея резкими, острыми чертами прорезал наступающие сумерки. Высветленный холодным светом уличного фонаря, он как никогда напоминал монстра, притаившегося в темноте. Плавного, грациозного, хищно рычавшего монстра, послушно тянувшегося к своему хозяину и подчиняющегося его воли.

Скользнув пальцами по бензобаку, обведя линии аэрографии, нанесённой не так давно, очертив знаменитую, говорящую эмблему, мужчина довольно вздохнул. В душе заворочалась приглушённая текущими проблемами жажда скорости, адреналина, риска. Пальцы зудели от нетерпения и, махнув рукой на всё и вся, Лектор оседлал любимого железного коня, ловко пристроив шлем на приборной панели. Вытащил из нагрудного кармана небольшой, потрёпанный плеер и размотал скрутившиеся в подобие морского узла наушники.

Чтобы найти одну из сотни изученных до последних нот мелодий много времени не потребовалось, как и на то, чтобы натянуть шлем, отгородившись от мира тонким и прочным стеклом щитка. И вот уже под первые аккорды пронзительной мелодии сыто урчит мотор харлея, внося такой привычный и такой любимый диссонанс в аккорды тяжёлого рока. И плевать, что они звучали непривычно мягко и предвкушающе, даря обманчивое чувство тепла и трепета.

Легко оттолкнувшись и рванув вперёд, байк прочертил рваную линию на асфальте, наклоняясь вбок и уводя своего всадника в сторону от гудящего муравейника, наполненного беспокойными, слишком шумными, чужими ему людьми. А в ушах звучал хриплый голос солиста группы Ария, выводя строчку за строчкой, попадая каждый словом прямо в сердце. Разгоняя по телу бурлящий яд адреналина, смешанного с чистым, ничем незамутнённым восторгом от мощи и силы рвущегося вперёд железного монстра, скрытого под тонкой, такой непрочной оболочкой байка.

А песня лилась рекой, смешиваясь с чувствами, подпитывалась эйфорией и превращаясь в тот самый дьявольский зной, от которого не спасёт ни лезвие бритвы, ни шёпот молитвы. В ту самую нелепую, такую земную, сжигающую всё на своём пути любовь. От которой или хохочешь в голос, или напиваешься вдрызг.

Но отказаться, на самом-то деле, не сможешь никогда. Ни за что. Ведь это больше, чем чувство. Больше, чем слово. Больше, чем байк. Больше, чем… Всё.

Где-то там работа, любимая и спасающая время от времени от скуки. Где-то там друзья, шальные и беспокойные. Но преданные, понимающие, принимающие таким, какой ты есть. И готовые помочь, не задавая лишних вопросов. Где-то там мать, сломленная, замкнутая, нуждающаяся в защите и поддержке, и сестра. Почти родная, почти своя. Шебутная, горластая, взрывная и неусидчивая. Та, что вывела мать из состояния вечного страха, та, что наконец-то заставила её улыбаться. Уже за это Лерке можно было простить если не всё, то многое.

Кроме взятого без спроса байка. Но об этом они поговорят, обязательно. Потом. Ведь сейчас это всё где-то там. Вне этого момента, вне этого мига, вне байка, мчавшегося вперёд легко и стремительно, не взирая на собственные габариты и вес. И человек, тесно прижимающийся к спине железного коня, с радостью отрешился от забот, отдавшись на волю свободе, скорости, ветру. Позволяя этому упоительному ощущению полёта и крыльев за спиной, смыть тяжесть прошедшего дня и переживаний.

И к чёрту проскользнувший в этой мысли пафос!

Хищник, спрятанный за строгим и лаконичным названием Harley Davidson Street Glide, тем временем легко и изящно скользил по улицам, уводя всё дальше и дальше. Набирал скорость и стремительно нёсся вперёд, скрываясь в окутывающих его вечерних сумерках. Изредка мелькая в ярких пятнах освещения, мелькая в редком потоке машин, делая широкую петлю, охватывающую часть их города с лёгкостью и привычностью, недоступной другим.

Чтобы так же послушно и нетерпеливо рыкнуть, сворачивая с трассы в сторону оживающего ночными страстями проспекта. Лавируя между подпрыгивающих от усиленных басов, дребезжащих на все лады отечественных авто, играючи обходя возомнивших себя мотоциклистами детишек. Насмешливо оставляя позади себя переползающие через очередного «лежачего полицейского», в край просаженные тачки.

Лектор, глядя на этих монстров, только головой качал, тихо посмеиваясь. То ли хозяева так что-то компенсируют, то ли что-то кому-то доказывают… Непонятно. Но без слез на детище их кривых рук и умов не взглянешь, серьёзно. Невольно радуясь, что душа и сердце, раз и навсегда, отданы в лапы одного единственного зверя. И вспоминая, когда и благодаря кому на его мотоцикле появилась искусная аэрография. Напружиненный, диковинный зверь, окутанный костяными шипами, прижатыми к мощному, изящному телу. С длинным хвостом, увенчанным острым жалом. Его окутывали скользящие языки тёмного пламени и ярко-синего льда.

Кто бы мог подумать, что несравненная Изабелла Александровна Араньева окажется в числе тех немногих, кто не только принимает, но и понимает связь между байкером и его конём.

И как же оказалось неприятно разочаровываться в его собственной, нежданно-негаданно найденной Эльзе. Только что так её звали как раз по паспорту, а не из-за сходства с персонажем известного мультика. Да и в знакомых у неё не было ни рыжей Анны, ни влюблённого Олафа (Верещагин об этом своём прозвище пока что даже не догадывался). Да и признания среди его друзей она так и не смогла найти.