Каркуша или Красная кепка для Волка (СИ) - Кувайкова Анна Александровна. Страница 69

— Не ругайтесь, юная леди, — менторский тон в исполнении этой женщины меня не то, что бы удивил, насмешил. И стал последней каплей в и без того переполненной чаше терпения.

Плюнув на все и сразу, я не сдержалась, популярно и очень нецензурно объяснив, куда она может идти со своими желаниями и тем более — нравоучениями. Даже маршрут могу нарисовать, если боится потеряться!

Нет, наверное, я делала все не правильно и не так. Нужно было бы выбрать другую тактику, заболтать ее и дождаться явление какого-нибудь спасителя на белом коне подвида принц обыкновенный. Я даже согласна на уборщицу со шваброй, лишь бы только кто-то вошел в палату и увидел, что тут происходит. Но…

Но. Чертово, вездесущее «но».

Жизнь отучила хсдать внезапных чудес, зато научила чудить самостоятельно, что я с успехом и выполняла, послав на хутор бабочек ловить не только голос разума, но и инстинкт самосохранения. И пнув ногой по голени подобравшуюся слишком близко женщину, я рванула дверь на себя, вываливаясь в коридор. Прямо в руки слишком уж серьезного Кальянова, в компании нескольких врачей.

— Она… — тихо бросила, морщась от боли в плече и крепче прижимая к себе Даньку.

Эрик спрашивать «кто» не стал, он просто обнял меня и отвел нас в сторону, позволив мужчинам скрутить бившуюся в истерике женщину. Она кричала, пронзительно, громко. Так что даже я сжималась в комок, пряча лицо на груди у парня. Пинала подоспевших санитаров и вырывалась, на глазах превращаясь из миловидной женщины в разъяренную фурию. Царапалась, кусалась и вопила о том, что ей мешают выполнять ее материнский долг.

И уже не пыталась спрятаться за маской вежливой благопристойности, цепляясь ногтями за руки мужчин и оставляя кровавые полосы на коже.

— Ненавижу… — глухо выдохнула, отворачиваясь от этой безобразной картины. И прижалась щекой к плечу кудряшки, чувствуя, как меня медленно, но верно отпускает.

Адреналин схлынул, оставив после себя боль в плече и трясущиеся от напряжения пальцы. Данька, все еще обнимавший меня за шею, уткнулся в нее холодным носом и тихо всхлипнул. А я, опираясь на чужое плечо, почему-то подумала о том, что слишком уж вовремя рядом оказался и сам кудряшка, и эти врачи. И санитары прибежали подозрительно быстро, да. Как говорит один известный ведущий…

Совпадение? Не, не думаю.

— Помоги мне сесть, — тихо выдохнула, не зная, то ли смеяться от своих догадок, то ли плакать. То ли плюнуть на все, оставить все как есть и не искать ответов на вопросы

Кудряшка лишних вопросов не стал задавать, снова. Просто осторожно взял меня за руку, вытягивая из творившегося вокруг дурдома. Где-то слышались возгласы испуга, а может и удивления. Звучали просьбы вызвать полицию и сделать наконец-то укол транквилизатора этой сумасшедшей. Иногда сквозь общий фон прорывались крики и угрозы матери, резавшие по ушам не хуже тех самых ножниц. И только, когда меня завели в какой-то кабинет, усадив на кушетку, я осознала все окончательно.

У меня на руках плачущий ребенок и я не знаю, как все случившееся отразиться на его состоянии. У меня колотая рана плеча и касательная уха, которое горит огнем и явно уделало всю футболку кровью, превращая в комичное подобие жертвы залетного вампира. У меня безумная мать, чью адекватность, наконец-то, можно легально поставить под сомнение. Благо свидетелей навалом! У меня…

Глубоко вздохнула, уткнувшись носом в волосы Даньки и гладя его по спине, тихо шепча на ухо слова успокоения. Искоса поглядывая на роющегося в шкафчике с медикаментами хмурого Кальянова. Он предпочитал пока что хранить молчание, видимо, давая мне время. Только вот время на что?

— Нашел, — наконец, выдал Эрик, возвращаясь к нам с бинтом, перекисью и набором каких-то медикаментов. Так сразу опознать, что он держал в руках у меня не вышло.

Зато уличный опыт дал о себе знать, без труда обозвав все, что он нашел, набором по штопке и привидению в божеских вид всяких несознательных личностей, угодивших туда, куда не надо, тогда когда не надо. И я не знаю, то ли радоваться, то ли огорчаться тому факту, что обычно штопала я, а не меня…

— Ай! — я вскрикнула, обиженно глядя на хмурящегося кудряшку. Того моя попытка воззвать к его совести ни капли не впечатлила.

Он все так же бесцеремонно развернул меня боком, молча обозрел открывшуюся не самую приятную картинку и выругался. На корейском, если меня слух не подводит. Правда, вышло певуче и совсем не зло, но уточнять, что именно и кого крыли иностранным матом, я не стала. Не до того было, когда возле того самого, пострадавшего уха, щелкнули ножницы, разрезая пропитавшуюся кровью ткань футболки.

Невольно вздрогнула, сжимаясь и пытаясь уйти от прикосновений холодного металла к телу. И замерла как мышь под веником, когда к оголенному плечу прижались теплые, нежные губы, оставляя поцелуй на коже.

— Эрик? — хрипло выдохнула, осторожно укачивать задремавшего после пережитого стресса Даньку. Мелкий забавно сопел, отпустив мою шею и уткнувшись носом в здоровое плечо.

Кальянов не сказал ни слова, продолжая молча заниматься раной. Несколько коротких уколов обезболили поврежденное место, заморозив плечо до самого локтя и ниже лопаток. А затем я явственно поморщилась, вздрагивая и честно пытаясь не шевелиться, когда края раны начали сшивать, скрепляя их тонкой хирургической нитью. Ощущения были, скажем так, не самые чудесные, но я молчала, прикусив губу. Отчетливо ощущая, что моему самозваному врачу сейчас ничуть не легче.

У него дрожали пальцы. И вдохновенные проклятья (судя по интонациям) на все том же корейском, явно желали все, что угодно… Кроме мира и процветания.

— Эрик… — тихо позвала, не зная, что делать или что говорить. Данька прижался крепче, ухватившись за мою футболку, как за спасительный круг. А я…

Нет. я понимаю, что мне дают время осознать происходящее, порефлексировать, ну или что там положено делать после нападения сумасшедших? Хотя сил на эту самую рефлексию банально нет. Как, собственно, и желания устраивать плач по поводу женщины, которая давно и прочно перестала быть моей матерью. Я не хочу ни думать об этом, ни говорить, ни делать какие-то выводы.

Я хочу, что бы меня обняли. Хочу почувствовать себя в безопасности и осознать, наконец-то, что эта страница моей жизни перевернута раз и навсегда. И что бы ни случилось, я вряд ли снова увижу эту женщину на пороге собственного дома.

Тугая повязка неприятно царапала кожу и я поморщилась, невольно дернув плечом. Эрик снова ругнулся, прошипев что-то сквозь зубы, но аккуратно закрепил бинт. После чего обработал неглубокую, как оказалось, ранку на ухе и щеке. И зло выдохнув, медленно встал с кушетки, отойдя в сторону.

Что бы тут же приложиться кулаком по стене кабинета. Затем еще и еще. Все так же молча, сжав зубы так, что видны были жевалки на лице и методично избивая светлую плитку. Иногда срываясь на красноречивые ругательства на уже порядком опостылевшем мне корейском.

С минуту я оцепенело наблюдала за происходящим, впервые видя всегда мягкого, улыбчивого, добродушного и в чем-то по-детски неуклюжего парня в таком состоянии. А когда первый шок прошел, только вздохнула украдкой, устраивая Даньку на кушетке и накрывая его сброшенной Эриком курткой. Коснулась губами его лба и медленно поднялась, морщась от тупой, ноющей боли в плече.