Левый берег Стикса - Валетов Ян. Страница 3

— Ты чего шарахаешься? — сказал он, совершенно по-детски хлопая глазами. — Не бойся, я не кусаюсь!

— Ничего! — сказала она, справившись с голосом. — Я посижу. Голова болит. Ладно?

Пашков пожал плечами и отошел в поисках нового объекта разыгравшихся фантазий, а она, усевшись в уголке дивана, почувствовала, что сведенные мышцы бедер и живота начало отпускать, а на лбу выступила испарина. Мокро стало и под мышками, и между ног. Ей показалось, что к запаху маминых духов и чистого тела, прибавился какой-то острый, пряный, совершенно незнакомый ей запах.

— Как же так, — думала она, — ведь я даже не знаю его нормально. Просто, здравствуй — до свидания. Глупый он какой-то. Шутки, как у дурака. Мне он даже не нравится. Неужели это из-за… — И она зажмурилась.

Впервые она поняла смысл маминых предупреждений. Значит, все-таки она может «сделать глупость». Вернее, не она, а та, другая, чей запах она слышала. Сидящая в ее теле. Та вторая, с ватными ногами и мышцами, сведенными судорогой.

Диана улыбнулась.

Сейчас она вспомнила охвативший ее страх с улыбкой, а вот тогда — ей было не до смеха, и она всю ночь прорыдала в подушку, считая себя грязной и падшей женщиной. Слезы к утру высохли, а вот понимание важности происходящих с ней перемен, пусть подсознательное, но осталось.

Она заглянула в детскую, где на кровати, как всегда поперек, спала Дашка. Поправила одеяло, из-под которого торчала Дашкина голая пятка и пошла вниз, на кухню.

Костя улетел в Германию, на какое-то совещание в «Дойчебанке» — его проводили для держателей корреспондентских счетов. И еще к своему немецкому партнеру Дитеру Штайнцу, организовавшему для Краснова ряд встреч с финансистами из бывшей Западной Германии. Самолет вылетал из Киева в восемь утра и Костя, вот уже полчаса, в воздухе.

А вчера они допоздна сидели внизу в гостиной и, дождавшись, когда Марк с Дашкой уснут, поднялись к себе в спальню и занимались любовью до тех пор, пока внизу не заурчал мотор служебного авто.

— Отосплюсь в самолете, — сказал Костя, целуя ее на прощание, — а ты спи, малыш. Ты у нас — мать-героиня. Тебе целых три дня с детьми возиться.

Сегодня понедельник. Марк с рассветом ушел ловить рыбу, к сторожу на плотине, дяде Диме, и сейчас вернётся. А она должна приготовить завтрак на троих, привести себя в порядок, почитать с Дашкой «Белоснежку» и «Русалочку», позаниматься с Марком языком, покормить обоих обедом. И, пока Дашка будет спать, а Марк возиться со своим арбалетом, просмотреть конспекты лекции по Уитмену, которую ей читать в среду и в пятницу.

Она с наслаждением приняла душ и растерлась огромным махровым полотенцем. Несколькими мазками сделала легкий макияж, пользоваться «набором юного художника» в полную мощь она не любила, расчесала свои короткие, до плеч, волосы и, перед тем, как надеть халат, глянула на себя в зеркало.

Для тридцати шести — все в норме. Дряблостей, отвислостей, примятостей и припухлостей нет. Спасибо регулярному сексу и, куда менее регулярному, теннису. Бедра в норме, сзади — тоже, не как у цирковой лошади.

Вперед, а то Дашка проснется, а у нее и поесть нечего.

Пока чайник разогревался на плите, она нарезала хлеб для тостов, открыла баночку клубничного джема и поставила молоко для Дашкиного корнфлекса. Марк категорически отказался есть корнфлекс после десятого дня рождения. Через семь месяцев ему исполнится двенадцать, и он откажется от чего-нибудь еще. Проявит мужской характер.

Солнце высветлило песок на правой стороне пляжа, и Диана открыла окно. В кухню ворвался свежий утренний воздух полный запахов хвои, холодка речной воды и трав.

— Еще не много, — подумала Диана, — и я начну любить это место. Но завтра Марку в школу — праздники кончились, а ночевать здесь, в одиночестве, особого желания у меня нет. — Она взглянула на часы.

— Почти девять. Часов в шесть поедем в город, так что Дашу пора будить. Все проспит, соня.

Пока она будила и умывала дочку, прошло добрых десять минут, и за это время Марк вернулся, и выключил чайник, свистевший на плите не хуже соловья-разбойника.

— Доброе утро, мам! — Голос у него был еще звонкий, и она порадовалась, что время, когда он будет приветствовать ее баритоном или басом, наступит еще нескоро. — Привет, Дашкин. Все проспала. Я, вон, рыбу принес.

— Где рыба? — сразу забеспокоилась Дашка.

— А где твое «доброе утро»? — напомнила Диана.

Но рыба оказалась важнее, и Дашка поволокла табурет к мойке, чтобы оценить улов. Слово «рыба» она произнесла по-взрослому с хорошим "р". И, вообще, для своих четырех с половиной лет, разговаривала Даша прекрасно.

— Ты купался сегодня? — спросила Диана у сына, переходя на английский. — Вода теплая?

— Да, мам. Не холодно. Дядя Дима говорит, что это самый теплый май за последние десять лет.

По-английски он говорил свободно, но с акцентом, который перенял у Кости, хотя занималась с ним она сама, буквально с пеленок. И с ним, и с дочкой. Костя хотел представить это все, как необременительную игру, и достиг желаемого. Ни одному из детей занятия языком не были в тягость, а Дашка, так та была полностью уверена, что говорит на секретном языке семьи Красновых, и долго не верила, что Диснеевские герои этот язык тоже знают.

Даша насмотрелась на рыбешек, плавающих в мойке, и спустилась с табурета.

— Ты мыл руки? — спросила Диана, заливая хлопья молоком и подставляя Дашкин стул ближе к столу.

— Ага. — Ответил Марк, пролистывая какую-то книгу. — Ма, кушать хочется. Я утром только яблоко ел.

— «Одиссея капитана Блада», — прочла Диана на обложке. — Слава Богу, хоть в этом нормальный ребенок, не вундеркинд.

Валя Назарова, жена Костиного зама, нашла у своего тринадцатилетнего сына на столе Миллеровский «Тропик рака». Диана не понимала и не любила Миллера, но Валины всхлипы были очень выразительны и она, невольно, стала на сторону писателя, сказав в утешение обеспокоенной подруге, что Миллер — это, слава Богу, еще не Лимонов.

Костя придерживался мнения, что к ребенку, для того, чтобы он вырос полноценным человеком, надо и относится, как к полноценному человеку и не запрещать все подряд. «Думай, а потом делай!» — повторял он Марку с самого детства, как заклинание и, Диана подумала, что это, кажется, подействовало.

Диана заварила себе кофе и, пока Марк уплетал тосты с сыром и джемом, приготовила какао для детей.

Когда она убирала со стола, на подъездной дорожке появились два автомобиля. Один из них, припарковался справа от ее белой «Астры», другой слева. Хлопнули дверцы.

Человека, который шел к входной двери, Диана очень хорошо знала. Он был заместителем председателя правления банка по вопросам безопасности, и звали его Олег Лукьяненко. Он уже четыре года работал в «СВ банке» и был непременным гостем на всех вечеринках, которые устраивало правление. Всегда окруженный крепкими и низколобыми представителями своей службы, в темном или серо-стальном костюме, неизменно, в черном узком галстуке, и с усыпляюще мягким голосом и манерами — он, почему-то, вызывал у Дианы холодок под ложечкой. Ощущение было такое, будто бы рядом с ней вилась кольцами огромная, влажная от слизи, анаконда. Нарочитая демонстрация шефом СБ приличных манер на общее впечатление не влияла — ощущение было настолько неприятным, что Диана предпочла бы, чтобы от Лукьяненко просто дурно пахло.

— Это у него профессиональное, — сказал Костя, когда Диана поделилась своими впечатлениями, — он и должен вызывать такую реакцию у окружающих, по роду службы. Как бывший опер.

— А он — опер?

— Говорят, был очень хорошим.

— Чего же ушел, если такой талант?

Костя закончил завязывать галстук, поправил узел, и сказал вполне серьезно.

— Потому что любит деньги, и, плюс к тому — работа на нас помогает ему самовыражаться.

— Прости, я не понимаю, о каком самовыражении в его случае идет речь?

— О самом обычном, Ди. Люди, работающие в этой области бизнеса, очень любят играть в солдатики. Знаешь, хороший военный, хороший разведчик, хороший оперативник это тот, кто любит себя в этой работе. Любит атрибутику, устав, и прочая, прочая…