Левый берег Стикса - Валетов Ян. Страница 54

В ход шли «стихийные» демонстрации, на которые, с вполне определенными целями, заинтересованные лица поднимали полуголодных рабочих и шахтеров, несанкционированные и санкционированные митинги протеста, публичные голодовки, на которые настоящие их инициаторы смотрели по телевидению, во время сытного ужина дома. Великого умения для того, чтобы толкнуть на улицы людей годами не получающих зарплату, не требовалось. А вот последствия…

Последствия, на самом деле, заключались в том, что на заводы, шахты, рудники и фабрики, приходили новые, «более эффективные» команды, обещающие выплатить зарплату, наладить жизнь, погасить долги кредиторам и сделать трудящихся собственниками их предприятий, выплачивая достойные проценты по принадлежащим им акциям. Очень похожие обещания приблизительно с тем же результатом давали в свое время большевики. В задачу, пришедших по ротации, команд, вовсе не входило строительство счастливой жизни для миноритарных акционеров, рабочих и служащих. Их цели были просты и понятны. Большие деньги с минимальными вложениями. Право же, этот девиз можно было вышить золотыми нитками на корпоративных знаменах. Сам принцип распределения сверху, существующие поборы и налоговая система, делали пришедших временщиками. Ну, какой, скажите, смысл, вкладывать в перевооружение и реконструкцию предприятия многие миллионы долларов, когда завтра, в результате рокировки в высших эшелонах власти, ты вылетишь пробкой в неизвестном направлении? Хорошо, если без уголовного дела за спиной. Каждая команда декларировала свой приход надолго, если не навечно. Но все, даже самые оптимистично настроенные, понимали, что вечность может кончиться завтра.

Самые дальновидные из временщиков, оплачивали долги по зарплате, готовя себе народную поддержку на случай неожиданностей, разгоняли кредиторов, не очень-то стесняясь в средствах и методах, организовывали процедуры банкротств, вводили предприятия в режим санации или временного управления. В общем, всеми средствами пытались усложнить неизбежную процедуру отъема временной собственности. Иногда даже показывали прибыль по окончании финансового года, о чем во все голоса трубила заранее купленная пресса. Но, рано или поздно, приходила команда сверху, и, несмотря на пикеты возмущенных трудящихся вокруг проходных и компании хорошо оплаченного негодования в прессе, уходить все же приходилось.

Но так, как стало в последний год — не было никогда. С приходом в кресло премьера господина Ивана Павловича Кононенко, ситуация стала невероятно ясной. Можно было даже сказать, что никогда еще, за годы перестроечного разгула и опьяняющей, но голодной независимости, взаимоотношения между властью и бизнесом не приобретали такой пугающей прозрачности. Кто не с нами, тот против нас. Каждый бизнес, каждый крупный предприниматель, каждый взяточник во власти — все, чье безбедное существование находилось в зоне внимания или влияния господина Кононенко, платили свою долю. Эта доля была разной, но всегда немалой — гордость не позволяла крохоборничать. Сначала область, а потом и вся страна были брошены в объятия этого незаурядного сельского парня, едва перешагнувшего порог сорокалетия, с простой деревенской внешностью и далеко непростой биографией.

Бывший колхозный водитель, бывший чиновник от сельского хозяйства, бывший функционер, невероятно опытный интриган-аппаратчик, никогда не стеснявшийся менять убеждения, окрас и политические симпатии, был словно создан для работы в условиях первобытного государственного капитализма. Его можно было даже назвать бизнесменом новой формации и он, безусловно, таковым и был. Только новая, уродливая по форме и содержанию, формация могла породить такую помесь чиновника, политика и бизнесмена. Власть, политический вес и талант, да, да, именно талант и немалый, были поставлены на службу одной единственной цели — личному обогащению. Иван Павлович имел ясные цели, колоссальное упорство и полное отсутствие того, что называют нравственностью. В военное время его напор можно было бы сравнить с атакой танка, крушащего все на своем пути мощными гусеницами. В мирное — у него был один аналог — бульдозер. Та же мощь, те же гусеницы, только вместо грозной башни с длинным орудийным дулом, сгребающий все впереди себя, ковш.

У группы «СВ Банка» отношения с господином Кононенко не задались еще во время его царствования в области. Открытой вражды не было — у «СВ» были сильные покровители в Киеве, да и с Президентом контакт был налажен еще во время выборов и закреплен после не только землячеством, но и многими другими вещами, о которых непосвященным и знать не нужно. Речь шла не о подношениях. Были они — не были, кто мог сказать наверняка? А о невероятно тонкой паутине взаимных компромиссов, услуг и ненавязчивой товарищеской взаимопомощи, которые оказывали друг другу структуры «СВ Банка» и структуры, которых клеветники связывали с Президентом или с близкими ему людьми. Политика ласкового теленка, заявленная отцами-учредителями во время выборов, была тактически безупречным ходом. Это не спасало от крупных неприятностей, но превосходно прикрывало от мелких.

Крупные неприятности бывали гораздо реже и банк, обладающий значительными ресурсами и большим опыта взаимодействия с чиновниками, прекрасно знал, как их решать. Но господин Кононенко был не крупной, а очень крупной неприятностью. Почти глобальной, как пандемия или потепление. А «СВ Банк» и его группа владели очень заманчивыми предприятиями. Аппетитным куском, откусить от которого хотели все. И если в свою бытность губернатором он только пробовал на «СВ групп» крепость зубов, то взобравшись на вершину лестницы вгрызся в чужой бутерброд уже в серьёз.

Как обычно, рядом с большой акулой крутится несколько поменьше. Так как Иван Павлович был фигурой очень крупной, его стая тоже была, как на подбор. Не все, правда, были ему лично преданны, хотя, что говорить, и такие были. Но, кто знает, где кончаются личные интересы, и начинается преданность? Общие схемы, общие деньги и общая собственность сплачивали людей прочнее любых клятв и заверений…. А Иван Павлович посредством своих родственников легко превращал своё незримое присутствие в чужом бизнесе в очень даже зримое.

Именно окружение и начало атаку на предприятия, входившие в зону влияния «СВ банка». Для начала в банк поступило предложение продать часть принадлежащих ему акций Васильевского ГОКа, основного производителя марганцевой руды.

ГОК, по сути, являлся стержнем длинной ферросплавной схемы, в которой были завязаны огромные активы. Если рассматривать всю выстроенную цепочку, то на одну цель работали угольные шахты Павлограда и Донбасса, трейдеры, тащившие коксующиеся угли из России, несколько коксохимических заводов, рудники и ГОКи поставлявшие железную руду, обогатительные фабрики, два крупных и несколько мелких ферросплавных заводов. Венчали схему металлургические комбинаты, отправлявшие в порты ежедневно тысячи тонн металлопроката, уходившего за рубеж. На каждом этапе схемы, отдельные части «СВ групп» зарабатывали деньги. Каждый шаг приносил прибыль и, вся эта махина, каждая из частей которой, в принципе, преследовала меркантильные интересы, в результате обогащала ее создателей.

В середине искусно сплетенной паутины находились банковские структуры. По жилам предприятий, фирм, шахт и заводов текла принадлежавшая «СВ банку» кровь — деньги. Он ссужал, финансировал, прогонял по своим каналам сотни миллионов долларов, своих и чужих, работал, как регистратор, эмитировал «зарплатные» карты, выдавал наличные, скупал акции, открывал все новые и новые отделения, сводил воедино зачетные и бартерные схемы. И каждая вложенная копейка приносила деньги, которые тут же вновь шли в оборот.

Но козырем в этой игре было владение природной монополией на марганцевые руды. И очень серьезным козырем. Огромную роль играло каждое звено цепи — от доступа к дешевой ядерной электроэнергии, до зачетных схем при оплате коммунальных платежей и налогов. Но Васильевка была не просто предприятием. Она была рычагом влияния, цементом, скреплявшим в единое целое, и плетью для конкурентов. И именно этот рычаг и хотели выбить их их конкуренты.